Москва – столица третьего мира

На прошлой неделе было заявлено, что в текущем, 2011, году из бюджета Москвы планируется выделить 110,6 млн. рублей «на мероприятия по профилактике ксенофобии». Как сообщает газета «Ведомости» они будут разнообразны: от рейдов в места компактного проживания мигрантов до лекций и круглых столов. Но преобразится ли в массовом сознании образ чужого в образ своего? Сподобится ли исторически русский человек на очередной интернационал? Какова вообще вероятность того, что диалог московских властей не будет односторонним?

1. Конфликт идентичностей

Какой бы развитой социальной инженерией не обладало государство, оно по определению ограничено пропускной способностью «в свои». Замер таковой должен складываться из плотности населения и количества рабочих мест. Не последнюю роль в этом играет учет культурных и экономических факторов, а также качество сложившегося общества – гомо- или гетерогенности его состава. Физический термин «осмос» – просачивание вследствие давления – точно описывает сегодняшнее положение с иммигрантами, численность которых официальная статистика способна только догонять ежегодными отчетами. Гораздо ощутимее их натиск сказывается на реальности больших городов. Именно сущностная дерзость и роковая неизбежность мигрантов вызывают у коренного населения отторжение или ксенофобию.

Проблема притока неевропейского населения в европейские страны, превосходящего самые крупные ожидания, приобретает черты вызова национальным идентичностям. С середины XX века, после краха национал-социализма, политическими мерами в жизнь проводятся надстройки над этносами и народами. Конструкты россиянина, американца и француза (в расширительном значении) с идеологической связностью устанавливают равенство и братство между согражданами. Они служат необходимыми интеграторами в единое социальное пространство. В сущности, интеграционные механизмы работают на формирование сплоченной нации, т.е. создают объект политического дискурса. И один из естественных путей – это ассимиляция для немногочисленных групп. Такой подход был в арсенале Российской империи – малые народности растворялись в широкой и полноформатной русскости. С противоположной стороны в национальной политике зашли идеологи Советского Союза, предложив негодным для ассимиляции национальным конгломератам без общего знаменателя интернациональное форматирование под пролетарскими знаменами. Преодолевая классовость народов советских республик, удалось воплотить идею советского человека.

В двух вариантах упорядочивания социума намечен отказ от частного в угоду общему. И возникает непреложность третьего сценария – либерального. Скажем, мирного сосуществования во имя одной-единственной цели. Она вполне может быть, как в США или Франции, делом каждого – сохранением базовых ценностей общества, которые вырабатывались историей и культурой. В конце концов, оценка чужого имеет моральный модус, и неспроста общественная идеология отдает морализаторством. Сходясь в этом пункте, особенно в высоко политизированных социумах, встречные движения конституируют шовинизм и ксенофобию как нормы поведения, порождающие комплекс иностранца. Проще говоря, спор непримиримых идентичностей возникает от ментальной несовместимости сожительствующих граждан.

2. Россия, не болей расизмом!

Намедни в журнале «Большой город» к вышеупомянутой новости опубликовали комментарий председателя движения «Таджикские трудовые мигранты» Каромата Шарипова, сказавшего, что «надо разворачивать масштабную рекламную кампанию о достижении стран СНГ, устраивать побольше встреч, петь национальные песни и учить русских их петь, издавать журналы, газеты». Думаю, заявление самодостаточно: достижение стран СНГ, в частности среднеазиатских, таковы, что они все больше непригодны для проживания даже аборигенов, а толком не знающие русского языка мигранты хотят, чтобы мир прогибался под них, открыто не желая адаптироваться. По схожим причинам консервативные высказывания канцлера ФРГ Ангелы Меркель были услышаны европейским сообществом как курс на восстановление справедливости и избавление от толерантности за свой счет.

Ксенофобия, с которой собираются бороться московские власти, лишь показатель того, что никакие инструменты ассимиляции и интеграции не срабатывают сами по себе из-за большого наплыва чужестранцев. То, что положение вещей на руку политическим силам верно до тех пор, пока над ним удерживается контроль. Но многочисленные межнациональные, межконфессиональные и прочие конфликты в странах Западной Европы и Австралии за последние годы доказывают, что запас европейского долготерпения исчерпан и от предъявления жесткого этического кодекса себе европейцы отныне переходят к переложению обязательств по соблюдению приличий на пришельцев. Для России в проговаривании этого есть свой резон: располагая в ближайшем зарубежье этнократических государств примерно 25 млн. людей, отождествляющих себя с русскими, она не может позволить совершиться переносу ситуации языкового и культурного навязывания из-за границ в свои пределы.

По заверениям директора региональной программы Независимого института социальной политики Натальи Зубаревич, 110,6 млн. рублей – это 0,01 процента от бюджета Москвы. Из пунктов кампании по искоренению недоброжелательного отношения к иностранцам видно, что целевой аудиторией выбрана молодежь. Это социальная по своей сути реклама, на которую у мэрии уйдет около 22 млн. рублей: «Не болей расизмом!»; заседания в Московском доме национальностей клуба «Будь в теме!»; 25-миллионный проект для социальных сетей «Подросток-неформал» и летние лагеря патриотической направленности суммой в 20,7 млн. рублей призваны перенастроить в положительном ключе самую активную и реакционную часть общества во избежание второй «Манежной площади». В места компактного проживания диаспор, в иммигрантские сквоты и коммуны будут осуществлены рейды, которые познакомят их представителей с нормами «социальной культуры московского мегаполиса». В дополнении ко всему перечисленному городские чиновники примут меры, дабы предотвращать появление в Москве рабочих мест с заниженной оплатой труда – одного из естественных следствий миграционного фактора.

За всем этим встает вопрос: достигнут ли московские власти нужного результата, и правильные ли они выбрали мишени? Вряд ли, но с административной точки зрения сотая процента городского бюджета будет достойно освоена. Мигранты и дальше продолжат подрывать социальную стабильность; воспринимаясь маргиналами и приезжая на сезонные приработки, они будут поддерживать сети соотечественников и столбить за собой рабочие места и жилье. Они не прекратят удерживать низкую цену труда, уводить деньги в страны СНГ и можно быть уверенным – им нет никакого дела до того, что происходит здесь, в Москве, или шире в России: столько еще потенциальных стран держится на примете. Некоторые политологи считают Россию ответственной за развал Советского Союза, а приток неквалифицированной рабочей силы принимают как плату за относительное благополучие на фоне руинированных республик и шатких политических режимов.

В каком-то смысле они правы. Но в отличие, например, от Франции, по сей день расплачивающейся за колониальное прошлое, где арабской и африканской молодежи, также как мигрантам, предложено социализироваться и адаптироваться в учебных заведениях бесплатно, в России подобное пока невозможно даже теоритически. К данному моменту еще не устоялась идентификация «россиянин», социальные лифты для наиболее уязвимых слоев общества не продуманы и порождают коррумпированность, кумовство и проч., ксенофобский очаг перешел внутрь страны, на Северный Кавказ, да и граждане ближайшего зарубежья обретают комфортные условия современности, чтобы не прекращать связь со своей средой, и остаются чужаками. Общество не передробится, потому что похоже, всех устраивает конфликтное положение. И как бы не звучало парадоксально, но оно и есть подспудный ток большинства мегаполисов, один из которых – Москва.