Модели капитализма в России и ведущих странах Запада

Постановка проблемы

В последние годы в научной литературе все активнее обсуждается проблема неравенства, в том числе неравенство в оплате макрофакторов. В некоторых работах акцент делается на неравенстве доходов разных социальных групп населения [1], в некоторых – на неравенстве в заработках работников разных стран [2]. Есть все основания предполагать, что в настоящее время повсеместно трансформируется распределительная модель рыночной экономики, некоторые детали которой предстоит выяснить в данной статье. Одновременно с этим нарастает интерес к институциональным проблемам и к оценке роли институтов для экономического роста. Проявлением этого интереса является построение эмпирических зависимостей, в которых ВВП зависит не только от традиционных макрофакторов – труда и капитала, но и от различных институциональных параметров. Например, наряду с трудом и капиталом может рассматриваться такой показатель, как налоговое бремя [3]. Такие смешанные эконометрические зависимости получили название производственно-институциональных функций (ПИФ) [4]. Тем самым при изучении экономического роста уже стало нормой рассмотрение трехфакторных зависимостей, когда доход определяется трудом, капиталом и институтами. Если первые два фактора замеряются чисто количественно, то для третьего фактора оценивается качество, т.е. эффективность институтов.

В данной статье строится указанная трехфакторная ПИФ в максимально обобщенном виде. Данная зависимость позволяет получить значения предельной отдачи каждого фактора и сравнить их с фактическими факторными ценами. Возникающие расхождения между фактическими и равновесными величинами, определяемыми предельными оценками эффективности, позволяют исследовать сложившийся в национальной экономике тип (модель) распределения созданного макропродукта. По сути, речь идет о возможном неправомерном перераспределении дохода между тремя группами экономических субъектов – наемными работниками (труд), инвесторами (капитал) и государственными чиновниками (институты). Тем самым идентификация распределительной модели страны позволит понять отношения между пролетариатом, капиталистами и регулятором в лице государства, которые складываются в результате совместной работы рынков труда, капитала и институтов. Ранее подобная работа была выполнена для традиционной двухфакторной схемы экономического роста [5]; ниже будет дано обобщение на случай ПИФ, которое позволяет получить качественно новые аналитические результаты и регуляторные выводы.

Обобщенная теоретическая модель

Будем рассматривать чистый доход X, полученный в результате производства и складывающийся из фонда оплаты труда, массы чистой прибыли и собранных налогов: X = T + π + WL, где L – численность занятых; W – среднегодовая заработная плата наемных работников; π – объем чистой прибыли (включая доходы с ценных бумаг), полученной предпринимателем после осуществления всех налоговых платежей; T – сумма всех налоговых выплат. Данное балансовое уравнение можно переписать в развернутой форме:

Заметим, что в схеме (1) агрегат совокупного дохода X представляет результат суммирования трех групп дохода и по величине очень близок к традиционному показателю ВВП, хотя и не совпадает с ним.

Теперь предположим, что произведенный доход X связан с тремя факторами однородной ПИФ со степенью однородности ν: X = X(L,I,Q). Тогда справедливо трехфакторное разложение Л.Эйлера:

Уравнение (1) описывает образование дохода под действием трех факторов, а уравнение (2) – его расходование на оплату данных факторов. Соотношения, стоящие в скобках в формуле (2), представляют собой равновесные цены соответствующих макроресурсов: W* = (1/ν)(∂X / ∂L) – равновесная цена труда; r*=(1/ν)(∂X / ∂I) – равновесная цена капитала; q*=(1/ν)(∂X / ∂Q) – равновесная цена институтов. С учетом введенных обозначений уравнение (2) можно переписать в более наглядной форме:

Совмещение формул (1) и (3) позволяет получить трехфакторное уравнение искажения равновесных цен:

Чтобы перейти к относительным показателям, уравнение (4) следует переписать в виде:

В отличие от уравнения (4) в уравнении (5) фигурируют не абсолютные, а относительные величины искажения цен, взвешиваемые с помощью долевых факторных коэффициентов.

Подчеркнем, что в рассмотренной схеме государство, изымающее часть созданной добавленной стоимости в форме налогов, осуществляет отнюдь небезосновательное фискальное изъятие, а вполне справедливо получает цену за свою «работу», которая состоит в обеспечении чиновниками нормального функционирования всей системы институтов. Именно за поддержание государством институциональной среды в нормальном состоянии предприниматели и работники делятся с ним своими доходами.

При всей своей простоте схема (5) имеет большое теоретическое и прикладное значение. Напомним, что выведенное уравнение искажения цен является обобщением закона Л.Вальраса для случая не полностью гибких рынков труда, капитала и институтов [5]. Тем самым уравнение искажения цен представляет собой базовую конструкцию теории равновесия, в которой все переменные могут быть довольно точно измерены и оценены. С практической точки зрения уравнение (4) позволяет идентифицировать тип распределительной модели изучаемой национальной экономики. Рассмотрим этот аспект проблемы более подробно.

Классификация распределительных моделей экономики

Уравнение искажения цен (5) позволяет дать классификацию всех возможных режимов распределения дохода. Для этого введем частные коэффициенты искажения равновесных цен трех макрофакторов:

Тогда в зависимости от комбинации знаков факторных коэффициентов искажения цен можно дать классификацию возможных режимов (моделей) распределения созданного в экономике дохода (табл.1).

Положительный знак коэффициента искажения цен означает, что данный фактор переплачивается, т.е. получает доход больший, чем его предельная производительность; при отрицательном знаке можно говорить о недоплате фактора. Среди шести режимов распределения дохода можно особо выделить три «чистые» модели, в которых один из факторов «паразитирует» на двух других. Если таковым фактором выступает труд, то такую модель можно называть трудовой или пролетарской, если капитал, то речь идет об олигархической модели развития, а если государство, то мы имеем дело с бюрократической моделью присвоения созданного продукта. Три других режима распределения дохода представляют собой союз двух факторов против третьего, который подвергается эксплуатации.

Количественная оценка коэффициентов (6)–(8) позволяет не только на качественном уровне идентифицировать распределительную модель развития национальной экономики, но и определить степень ее выраженности и сформированости. Дело в том, что коэффициенты (6)–(8) отражают степень напряжения в экономической системе и тем самым могут выступать в качестве индикаторов остроты классовой борьбы, где в качестве противоборствующих групп выступают инвесторы, наемные работники и чиновники.

Учитывая, что частные коэффициенты (6)–(8) фиксируют напряжение на каждом из трех рынков макрофакторов, можно построить интегральный коэффициент (δ) неравновесности экономической системы, в котором рынки взвешиваются в зависимости от их доли в общем доходе независимо от знака:

Забегая вперед, укажем, что параметр (9) показывает степень отклонения рынков от ценового равновесия и может использоваться в качестве объясняющей переменной при изучении режимов экономического роста.

Построение обобщающего показателя качества институтов

Для построения ПИФ необходимо осуществить предварительную работу по определению и оценке показателя качества институтов. В настоящее время практика оценивания качества институтов чрезвычайно разнообразна, однако практически ни один подход не позволяет выйти на интегральную оценку изучаемых процессов. Такая оценка затруднена в силу многочисленности и разнородности существующих институтов. На наш взгляд, при решении данной проблемы можно пойти по пути построения упрощенного, но максимально выразительного индикатора, который способен хотя бы в какой-то степени служить мерилом институциональной эффективности. Для этого воспользуемся тезисом Д.Норта о том, что все институты обладают диалектическим свойством: с одной стороны, они обеспечивают стабильность общественной жизни, с другой – позволяют адаптироваться к меняющимся обстоятельствам за счет собственной изменчивости [6]. Важным дополнением к этому тезису служит взгляд Д.Дзоло на демократию, которую он трактует как политический институт, обеспечивающий компромисс (равновесие) между безопасностью и свободой личности [7]. Тем самым каждый институт выполняет две противоречивые задачи: формирует базовые гарантии (условия) жизни человека и предоставляет возможности для улучшения этих условий.

Для конкретизации данного положения и оцифровки качества институтов можно воспользоваться показателем ожидаемой продолжительности жизни (T) в качестве параметра, отражающего базовые достижения государства и предоставляемые им гарантии своему населению, и индексом Джини (G) в качестве параметра, отражающего возможности людей развиваться в направлении наращивания своего благосостояния. Тогда интегральный индекс качества институтов (Q) можно представить в мультипликативной форме двух частных показателей:

В таком виде индекс (10) учитывает оба свойства институтов и позволяет избежать односторонних оценок. Подобный подход не противоречит сложившейся практике оценки качества институтов, которая предусматривает простое агрегирование и усреднение неоднородных институциональных индексов [8–9]. По всей видимости, главным критерием работоспособности введенного институционального агрегата (10) выступает возможность встроить его в общую макроэкономическую зависимость, статистические параметры при эконометрической оценке которой были бы удовлетворительными.

Аберрация равновесных факторных цен: результаты эмпирических расчетов

Для получения искомых эконометрических зависимостей для трех стран – России, США и Великобритании, нами использовались статистические агрегаты, скорректированные на соответствующий индекс-дефлятор¹. Для заработной платы, инвестиций и налоговых сборов такой подход дает огрубленные оценки, однако возможными погрешностями в данном случае можно пренебречь. При необходимости можно осуществить более тонкую инфляционную калибровку агрегатов, однако в ряде случаев в открытой статистике отсутствуют необходимые для этого данные.

Все ПИФ строились в форме универсальной однородной функции Кобба–Дугласа: X = AL_αI_βQ_γ, где ν=α+β+γ; А, α, β и γ – оцениваемые параметры. В результате логарифмирования данной функции для России, США и Великобритании были получены следующие эконометрические зависимости:

В круглых скобках под коэффициентами регрессии указаны их стандартные ошибки; N – число наблюдений; R² – коэффициент детерминации; E – ошибка аппроксимации. Все построенные модели проходят основные статистические тесты и обладают довольно высокой точностью аппроксимации.

Учитывая наличие погрешности в расчетных данных выходной переменной (дохода), нами использовался для калибровки всех равновесных цен коэффициент k=X_ф/X_р, где X_ф и X_р – фактическая и расчетная (модельная) величина дохода. Тогда для соблюдения распределительного баланса (3) равновесные оценки корректировались на калибрующий коэффициент следующим образом: W*=(k/ν)(∂X / ∂L); r*=(k/ν)(∂X / ∂I); q*=(k/ν)(∂X / ∂Q).

Отметим особенность эконометрической модели (13) для Великобритании, которая состоит в двух обстоятельствах. Во-первых, для этой страны использовался коэффициент Джини до выплаты налогов в отличие от двух других стран, для которых брался коэффициент Джини после выплаты налогов; следовательно, нами нивелировался перераспределительный эффект английской бюджетной системы. Во-вторых, переменная инвестиций в основной капитал в Великобритании имела очень слабо выраженный рост, в связи с чем данный агрегат домножался на трендовый коэффициент (t–t₀), где t – текущий год; t₀ – базовый год, т.е. предшествующий первому отчетному периоду (в данном случае это 1986 год). Данные корректировки позволили построить зависимость с удовлетворительными статистическими характеристиками.

На основе моделей (11)–(13) можно осуществить реконструкцию исходных ПИФ для России, США и Великобритании соответственно:

Примечательно, что в соотношении (16) введенный трендовый компонент может интерпретироваться в качестве нейтрального научно-технического прогресса, тогда как из модели (13) видно, что этот процесс протекал в сфере основного капитала и проявлялся именно в производственных технологиях.

Расчеты, проведенные для России на основе модели (14), сведены в табл.2 и позволяют сделать ряд важных выводов.

Во-первых, в России довольно четко обозначено противостояние труда и капитала, в котором капитал взял безоговорочный верх. В среднем недоплата по линии заработков наемных работников составляет 96%, тогда как по линии прибыли доходы инвесторов завышены почти на 81%. Данные цифры показывают масштаб перекосов в распределительной модели страны, который близится к кратным величинам.

Во-вторых, на исследуемом временном интервале государство играло неоднозначную роль. Так, до 2004 года включительно государство недополучало доход, тогда как с 2005 года наметился новый период, когда чиновники отыграли свои позиции и начали присваивать избыточный доход. Все это позволяет констатировать, что до 2004 г. в России действовала классическая олигархическая модель распределения создаваемого в стране дохода, а с 2005 г. данная модель модифицировалась и приняла форму государственно-олигархического капитализма. С этого момента возник своеобразный союз чиновников и инвесторов против наемных работников. Можно сказать, что в настоящее время в России наемный труд находится под двойным гнетом – со стороны бюрократии и владельцев капитала. Отчасти этот процесс связан с традиционным сращиванием олигархии и бюрократии в единую социальную группу, консолидирующую в своих руках власть. Вместе с тем следует иметь в виду и то обстоятельство, что необъявленный «сговор» капитала и бюрократии имеет оборотную сторону в форме их взаимной конкуренции за перераспределяемый доход.

В-третьих, можно констатировать, что давление со стороны государства в России пока не слишком тяжелое. В среднем искажение равновесных цен на услуги государства по поддержанию жизнеобеспечивающих институтов составляет 10%, что находится в зоне допустимых значений. Если же учесть, что проведенные расчеты не учитывали передачу подоходного налога государству и обратные бюджетные трансферты на социальные нужды населения, которые в значительной мере друг друга погашали, то существующие искажения в пользу государственной машины можно признать действительно умеренными.

В-четвертых, степень неравновесности российской экономики со временем уменьшалась, сократившись с 1993 по 2013 гг. в 1,7 раза (табл.2). Данное обстоятельство косвенно свидетельствует об уменьшении социального напряжения в стране. В этом контексте можно говорить об определенной институциональной и социально-экономической стабилизации ситуации и о смягчении распределительной модели российской экономики.

Аналогичные расчеты для США по модели (15) показывают, что в этой стране на протяжении всех анализируемых лет устойчиво действовала олигархическая модель (табл.3). При этом обращают на себя внимание следующие обстоятельства.

Во-первых, степень недоплаты труда в американской экономике была минимальна. Иными словами, держатели капитала «паразитировали» в основном на государстве и созданных им институтах. Тем самым можно утверждать, что основным источником обогащения американского бизнеса выступало именно государство, обеспечивающее довольно эффективную институциональную среду и берущее за это весьма скромную плату со своих налогоплательщиков. В этом, на наш взгляд, состоит главная особенность американской экономики.

Во-вторых, степень эксплуатации наемного труда в США постоянно возрастала. Так, если в 1982 г. фактические заработки занятых почти совпадали с равновесной величиной, то в 2013 г. недоплата превысила 12%. Данный факт полностью вписывается в статистику нарастания в стране неравенства [1]. Напомним, что П.Кругман указывал на прохождение феноменом неравенства полного цикла – к началу XXI века Соединенные Штаты вернулись к уровню неравенств, характерному для начала XX века [12]. Из табл.3 видно, что по мере разрушения среднего класса в стране все более явственно проявлялась олигархическая составляющая экономики.

В-третьих, в период 1882–2013 гг. страна все дальше уходила от равновесного состояния. Так, за эти годы интегральный коэффициент искажения цен возрос на 64%. Такая разбалансированность факторных цен свидетельствует о наличии в американской экономике глубоких нарушений, которые нуждаются в выявлении и устранении.

Прикладные расчеты для Великобритании по модели (16) позволяют установить ряд интересных особенностей ее экономики (табл.4).

Во-первых, в британской экономике на фоне устоявшейся олигархической модели наблюдались очень большие аберрации равновесных факторных цен. Искажения затронули все три фактора, однако особенно впечатляющими они были для государства. Так, в 1994 г. относительный коэффициент искажения цен на услуги государства достиг 250%, что является абсолютным рекордом среди анализируемых стран. В отличие от американской модели британская экономика характеризовалась беспрецедентным паразитированием на созданных институтах, отягощенным высокой эксплуатацией рабочей силы. По всей видимости, это обстоятельство вызвано длительной историей становления английских институтов, характерной для страны-лидера Старого Света. Сегодня инвесторы со всего мира эксплуатируют созданную систему, а британское правительство недвусмысленно поощряет этот процесс. Не исключено, что это является своеобразной платой английского государства за поддержание передовой либертарианской модели экономики.

Во-вторых, отклонение от равновесия в стране является откровенно рекордным. Например, зафиксированный максимум интегрального коэффициента искажения цен в Великобритании в 1,3 раза выше аналогичного показателя для России и в 3,2 раза – для США. Более того, минимальное значение этого коэффициента (84,3%) в Британии было выше максимального значения в России (82,0%). Такое экстраординарное отклонение страны от равновесной траектории может классифицироваться как аномальное и несущее в себе определенную опасность.

В-третьих, для динамики интегрального коэффициента искажения цен характерен колебательный рисунок. Так, с 1987 по 1991 гг. его величина нарастала, затем вплоть до 2011 г. она с некоторыми сбоями убывала, после чего снова начала уверенно возрастать. Такая траектория говорит об отсутствии у британской экономики явных признаков к трансформации сложившейся распределительной модели.

Сравнение рассмотренных трех стран позволяет наметить некие общие выводы относительно складывающихся в них моделей распределения.

Во-первых, из теоретически возможных шести распределительных режимов мы столкнулись только с двумя, которые, по-видимому, являются наиболее типичными и распространенными. Реалистичность остальных моделей развития остается под вопросом и требует накопления большого эмпирического материала.

Во-вторых, построенная в России в последнее десятилетие корпоративная модель государственного капитализма предполагает усиленную подпитку институтов в форме налогов, что отражается в соответствующих экономических индикаторах. Тем самым визуально наблюдаемые особенности российской модели развития отражаются в модельных расчетах, что может служить косвенным доказательством плодотворности выбранной аналитической концепции.

Равновесное налоговое бремя, его идентификация и свойства

Помимо всего прочего предложенная равновесная схема анализа позволяет в качестве побочного результата получить оценку равновесного налогового бремени θ*=q*Q/X, которую можно сравнить с ее фактической величиной θ=T/X. Проведенные для российской экономики расчеты позволяют обозначить, по крайней мере, два важных обстоятельства (табл.5).

Во-первых, равновесное налоговое бремя на протяжении всего анализируемого периода было стабильным и практически не отклонялось от оценки в 31,4%. Примечательно, что такая устойчивость была вызвана отнюдь не неизменностью равновесной цены институтов (q*), которая имела устойчивую тенденцию к росту. Такой эффект связан с тонкой настройкой разных параметров экономической системы и сам по себе достоин внимания; по-видимому, он обусловлен высокой стабильностью равновесных пропорций распределения дохода между факторами. В любом случае устойчивая оценка θ* является очень удобным индикатором.

Во-вторых, с 2005 г. государство стало забирать в свою пользу слишком большую часть созданного дохода без видимых на то оснований. На наш взгляд, это связано с укреплением к данному периоду государственности и выстраиванием вертикали федеральной власти, которая и позволила повысить финансовые требования управляющей подсистемы.

В-третьих, в последние годы государство неправомерно присваивает в бюджет страны примерно 3 процентных пункта чистого дохода. Для ликвидации данного разрыва можно действовать по двум направлениям. С одной стороны, немного снижать некоторые налоги на население, с другой – интенсифицировать усилия по улучшению действующих социальных, экономических и политических институтов. Главное в этой ситуации – предотвратить развитие негативного тренда по «переплате» услуг государства.

Необходимо подчеркнуть, что равновесное налоговое бремя θ* выступает в качестве «справедливой» цены, которую государство взимает со своих граждан в форме налогов. В связи с этим укажем, что данная трактовка принципиально отличается от существующих оптимизационных индикаторов допустимого налогового бремени. Напомним, что в рамках модифицированной концепции А.Лаффера принято рассматривать две статические точки – точку Лаффера 1-го рода, показывающую предельные возможности производителя в абсолютном выражении, и точку Лаффера 2-го рода, отражающую предельные возможности бюджетной системы государства в абсолютном выражении² [4]. Кроме того, не меньшее значение имеет и динамическая точка Лаффера, определяющая предельные возможности скорости роста производства в темповом выражении [10]. Однако все эти фискальные индикаторы учитывают только реакцию производителя, независимо от того, как государство выполняет свои собственные обязательства. Тем самым концепция экономики предложения является односторонней в том смысле, что учитывает только поведение производителя, а вопрос об оправданности налоговых требований со стороны государства не рассматривает. Концепция равновесного налогового бремени как раз учитывает эту обратную связь, оценивая эффективность работы самого государства по созданию и поддержанию эффективных институтов. Следовательно, равновесное налоговое бремя показывает, насколько правомерны действующие фискальные ставки, но ничего не говорит о том, выдержит или нет экономика такие ставки, и какие последствия этого давления возникнут для самой фискальной системы. Это означает, что равновесная оценка налогового бремени не отрицает и не замещает фискальные оценки теории предложения, а дополняет их с позиции эффективности работы регулятора, который вправе назначать те или иные налоги. С этой точки зрения мы получаем более полную и многомерную систему оценки фискальных действий государственных органов.

Расчеты равновесных ставок налогового бремени, проведенные для США и Великобритании, содержат в себе, по крайней мере, два интересных момента (табл.6).

Во-первых, в США, как и в России, имеет место высокая стабильность оценки θ*, тогда как для британской экономики были характерны заметные колебания этой величины в интервале от 43,0 до 46,7%. Таким образом, тезис о стабильности равновесного налогового бремени не имеет универсального характера.

Во-вторых, усредненные значения оценок θ и θ* показывают, что во всех странах имела место эксплуатация государства и его институтов со стороны капитала, однако в Британии данный феномен был явно гипертрофирован (табл.6). Данное обстоятельство проливает дополнительный свет на популярность Великобритании среди инвесторов всего мира.

Оговоримся, что полученные количественные оценки не следует переоценивать; скорее, их надо воспринимать на качественном уровне для уяснения складывающейся социальной диспозиции. При более тщательной калибровке исходных данных окончательные оценки могут быть несколько скорректированы.

Экономический рост и равновесие: эмпирические оценки

Сегодня активно развивается экономическая теория сложности, которая выводит на первый план неравновесные состояния экономики. Например, Б.Артур небезосновательно подчеркивает «творческую природу неравновесности» [13, с.21]. Речь идет о том, что развиваются лишь неравновесные системы или, в несколько иной трактовке, система эволюционирует путем отклонения от равновесия. Ранее данный подход был плодотворно использован при определении «естественного» уровня безработицы, для чего строилась параболическая зависимость между уровнем занятости и степенью неравновесности оплаты труда наемных работников [5]. В данной статье можно осуществить обобщение этого подхода. Для этого будем исходить из следующей генеральной гипотезы: для ускорения экономического роста системе необходим определенный уровень напряжения, возникающий в результате отклонения от равновесных факторных цен.

Такая формулировка в явном виде предполагает, что равновесные цены, будучи социально справедливыми, лишают экономических агентов стимулов к активным действиям по изменению ситуации и внедрению каких-либо новшеств. Следовательно, они замедляют инновационные процессы в технологической и институциональной сферах. Для проверки генеральной гипотезы построим эконометрические зависимости для рассматриваемых трех стран в виде:

Экспериментальные расчеты позволили построить для России на интервале 1999–2013 гг. следующую модель:

Для США на интервале 1982–2007 гг. удалось построить зависимость следующего вида:

Для Великобритании за период 1994–2013 гг. была получена аналогичная модель:

Все полученные зависимости являются статистически значимыми; невысокие значения R² говорят о том, что построенные модели являются неполными в том смысле, что темпы роста ВВП зависят еще от каких-то факторов. В целом же выбранная модель (17) оказалась универсальной и хорошо описывает динамику экономического роста во всех трех странах. Главный качественный результат, вытекающий из построенных моделей, состоит в подтверждении принятой гипотезы о существовании зависимости экономического роста от неравновесности экономики.

Не сложно видеть, что зависимость (17) представляет собой нелинейную колоколообразную функцию с максимумом в точке δ* = -γ / β. Соответственно значение выходной переменной y* в данной точке представляет собой потенциальный, т.е. максимально достижимый, темп экономического роста. Данный индикатор является достаточно важным, показывая внутренние возможности национальной экономики. Особый интерес представляет ситуация, когда фактический темп роста ВВП оказывается выше потенциального темпа (y>y*); такой режим можно квалифицировать как «перегрев» экономики. Расчет данных характеристик для трех стран приведен в табл.7.

Сравнение табл. 7 и табл. 2–4 позволяет проследить динамические особенности развития трех стран. Так, например, Россия в начале изучаемого периода начала с очень высокого уровня неравновесия, двигаясь в направлении оптимума. Однако пройдя его в 2002 г., она продолжила движение в сторону равновесия, уходя от оптимума все дальше и отдалившись от него к 2013 г. на 20 процентных пунктов. Тем самым с точки зрения неравновесных стимулов экономического роста Россия в 2013 г. была в худшем положении, чем в 1993 г., когда отклонение от оптимума составляло всего 12 пунктов. Об этом же свидетельствует и тот факт, что в 2000 г. темп роста ВВП составил 10,1%, тем самым превысив на 1,4 пункта потенциальный темп, тогда как в 2013 г. он составил всего лишь 1,2%. Данные факты проливают свет на то обстоятельство, что к 2015 году в России были исчерпаны прежние источники экономического роста. В контексте сказанного можно утверждать, что к этому моменту в стране стало не хватать неравновесных стимулов развития.

В США имела место прямо противоположная ситуация: в начале анализируемого периода американская экономика стартовала с состояния, близкого к равновесному, находясь на 5,8 п.п. ниже оптимальной отметки δ*; однако в 2002 г. она прошла этот оптимум и, продолжая увеличивать свой неравновесный потенциал, удалилась от него в 2013 г. почти на 7 п.п. Заметим, что в 1983–1985 гг. и 1997–2000 гг. фактические темпы роста ВВП в США превышали потенциальный темп. Торможение роста к 2015 г., в отличие от России, было связано с избыточным нарастанием неравновесных процессов и чрезмерной разбалансированностью факторных цен.

В Великобритании имел место процесс нащупывания оптимального уровня неравновесности экономики: сначала его фактическая величина увеличивалась, потом началось длительное ралли в сторону уменьшения и с 2004 г. наблюдались колебания в окрестности оптимума (δ*). Именно в это время, в 2004–2010 гг. фактические темпы роста британского ВВП превышали их потенциальную величину (y*). К настоящему времени английская экономика близка к своему неравновесному оптимуму.

Особого обсуждения заслуживает вопрос о дифференциации неравновесных режимов в разных странах. Как видно из табл.7, для каждой национальной экономики устанавливается свой оптимум неравновесности факторных цен. Однако еще больший интерес представляют различия между странами в потенциальных темпах экономического роста. Например, противоречивая экономика России по данному показателю в 2 раза обгоняет США и в 4 раза – Великобританию. Данному факту трудно дать простое объяснение. Можно лишь предположить, что «старая» британская экономика по сравнению с «молодой» российской обладает меньшей чувствительностью к возникающим искажениям в факторных ценах; ей требуется большая встряска для разогрева. США, будучи мировым лидером, более чутко реагируют на ценовые дисбалансы, однако, являясь более «зрелой» капиталистической системой по сравнению с Россией, они обладают более скромным потенциалом роста.

Оптимум и равновесие

Установленная эконометрическая зависимость (17), помимо всего прочего, позволяет дать идеальную иллюстрацию весьма сложного вопроса о соотношении двух фундаментальных понятий для экономической науки – оптимума и равновесия. Для этого можно воспользоваться рис.1, на котором схематично изображена зависимость y=y(δ).

Во-первых, для страновых зависимостей (18)–(20) характерны отрицательные темпы экономического роста в случае достижения идеального ценового равновесия: y(δ =0)<100%. Таким образом, состояние равновесия, соответствуя некоей справедливой системе оплаты макрофакторов, само по себе способно ввести экономику в состояние рецессии. Тем самым возникает глубинное противоречие между ростом и равновесием – одно достигается за счет другого.

Во-вторых, отклонение от равновесия до определенного уровня (δ*) стимулирует экономический рост и ускоряет его. Однако выход за пределы δ* и дальнейшее нарастание неравновесия вызывает обратную реакцию – сокращение темпов роста экономики. При достаточно высоких значениях δ экономика попадает в режим рецессии. Если неравновесие будет увеличиваться в рамках такого сценария развития, то его результатом может стать полное крушение экономики, распад сложившихся способов взаимодействия труда, капитала и государства. На практике это будет выражаться в технологическом застое, деквалификации рабочей силы и разрушении социальных институтов. Такое понимание роли неравновесных процессов уже не раз высказывалось в экономической литературе [14].

Рис.1. Соотношение оптимума и равновесия.

Таким образом, точка равновесия, соответствующая на рис.1 началу координат (δ=0), не совпадает с оптимумом (δ*>0), что создает большие практические проблемы при нахождении компромисса между двумя сторонами экономической жизни. Подчеркнем, что в зоне δ<δ * равновесие и оптимум находятся в противоречии – движение к одному мешает движению к другому; в зоне δ> δ* равновесие и оптимум оказываются гармонизированными – дальнейшее отклонение от одного также нежелательно, как и отклонение от другого.

В рассматриваемой схеме (1)–(3) понятие равновесия имеет непосредственное отношение к распределению дохода, тогда как оптимум – к его созданию. Соответственно точка равновесия отражает идею социальной справедливости (эффективности), а точка оптимума – идею экономической эффективности и максимизации производства. В этом смысле противоречие между оптимумом и равновесием отражает глубинное противоречие между экономической и социальной эффективностью. При слишком же большом неравновесии экономика теряет естественные организационные источники для достижения как экономической, так и социальной эффективности. Похожая трактовка явления уже звучала в экономических исследованиях [15].

Заключение

Предложенный в статье подход позволил совместить аналитические линии, связанные с изучением производства и распределения макропродукта. Совмещение этих двух линий дает хорошую методологическую основу для исследования ценовых диспропорций на рынках макрофакторов. Более того, с помощью простого уравнения искажения цен, основанного на идее равновесия произведенного и распределенного продукта, можно определить направленность неправомерных перетоков финансовых средств между основными участниками экономики. Проведенные прикладные расчеты показывают, что равновесный анализ хорошо работает для агрегированных данных. Кроме того, предложенная схема позволяет непосредственно исследовать неравновесные свойства экономики и связать их с динамикой экономического роста. На этом пути возникла редкая возможность явного сопряжения таких понятий, как равновесие и оптимум, что дает довольно элегантную и оригинальную совместную трактовку данных феноменов.

По нашему мнению, равновесная теория, в основе которой лежит уравнение искажения цен (4), может быть плодотворно использована не только на макроуровне, как это сделано в данной статье, но и на микроуровне. Более того, можно адаптировать равновесную теорию к описанию динамики личных достижений человека, опирающегося в этом на некие базовые ценности (родители, супруга, дети, книги и т.п.). Здесь возможно подойти к очень тонкому и спорному вопросу о значимости (эффективности) и справедливости вознаграждения этих базовых ценностей. В этом направлении нам видятся плодотворные междисциплинарные исследования на стыке экономики, социологии и психологии.

Статья подготовлена при финансовой поддержке Российского фонда фундаментальных исследований (проект №14-06-00262а).

ЛИТЕРАТУРА

1. Бауман З. Идет ли богатство немногих на пользу всем прочим? М.: Издательство Института Гайдара, 2015. 162 с.
2. Агийон Ф., Уильямсон Дж. Экономический рост, неравенство и глобализация: теория, история и политическая практика. М.: Издательский дом «Дело» РАНХиГС, 2015. 288 с.
3. Балацкий Е.В. Оценка влияния налоговых инструментов на экономический рост// «Проблемы прогнозирования», №4, 2004.
4. Балацкий Е.В. Анализ влияния налоговой нагрузки на экономический рост с помощью производственно-институциональных функций// «Проблемы прогнозирования», №2, 2003.
5. Балацкий Е.В. Неравновесные цены и гибкость экономических рынков// «Проблемы прогнозирования», №6, 2006. С.67–83.
6. Норт Д. Понимание процесса экономических изменений. М.: Изд. дом ГУ-ВШЭ, 2010. 256 с.
7. Дзоло Д. Демократия и сложность: реалистический подход. М.: Изд. дом ГУ-ВШЭ, 2010. 320 с.
8. Карташов Г.Р. Экономический рост и качество институтов ресурсоориентированных стран/ Препринт #BSP/2006/82. М.: Российская экономическая школа, 2006. 62 с.
9. Карташов Г.Р. Экономический рост и качество институтов ресурсоориентированных стран// «Квантиль», №2, 2007. С.141–157.
10. Балацкий Е.В., Екимова Н.А. Налогово-бюджетная политика и экономический рост// «Общество и экономика», №4-5, 2011. С.197–214.
11. Ананиашвили Ю.Ш., Папава В.Г. Налоги и макроэкономическое равновесие: лафферо-кейнсианский синтез. Стокгольм, Издательский дом CA&CC Press, 2010. 142 с.
12. Кругман П. Кредо либерала. М.: Издательство «Европа», 2009. 368 с.
13. Артур У.Б. Теория сложности в экономической науке: иные основы экономического мышления// «Terra Economicus», Том 13, №2, 2015. С.15–37.
14. Маевский В.И. Эволюционная теория и неравновесные процессы (на примере экономики США// «Экономическая наука современной России», №4, 1999. С.45–62. URL: http://ecsocman.hse.ru/data/968/143/1217/04-Mayevsky.pdf.
15. Social Protection versus Economic Flexibility: Is There a Trade-Off?/ Edited by Rebecca M. Blank. Chicago: University of Chicago Press, 1994. 376 p. URL: http://www.nber.org/books/blan94-1.