Цифровая дипломатия США разрушительно действует на российскую целостность и подвигает молодое поколение на экстремистские и террористские акты. Такой вывод можно сделать, послушав чиновников, теоретиков и просто мыслящих людей о межнациональных взаимоотношениях в современной России. Но что Россия должна этому противопоставить?
28 сентября 2001 года через 17 дней после террористической атаки на США Совет безопасности ООН принял резолюцию 13-73. Тем самым была объявлена война мировому терроризму и создано контртеррористическое направление ООН. Война с терроризмом явилась продолжением ряда войн от Первой мировой и до Холодной, которая, казалось, была последней. Лобовое столкновение с приверженцами радикального противостояния после принятия резолюции увеличило количество террористических акций, точно разбудило улей.
Так с 1968 по 1991, то есть в период холодной войны, было зафиксировано 6851 преступлений подобного рода. С 1992 по 2000 примерно столько же, сколько и в каждое десятилетие холодной войны - 2054. И с 2001 по 2010 случился настоящий террористический бум - 65646 акций. Что изменилось? Нет сомнений, что начало миллениума совпало с фазой активной и агрессивной глобализации. Другими словами, с беспрецедентной экспансией безликих капиталистических отношений, годных для любой традиции и эту традицию изнутри разрушающих демократическими принципами, иначе, правыми либералистическими убеждениями и ложным гуманизмом.
В этом ракурсе терроризм стал отнюдь не неожиданной реакцией на вторжение западных стран в мусульманский мир и их попытку демократически трансформировать их политико-экономический фундаментализм. В общей сложности жертвами антитеррористической войны стало по статистике ООН 360 тысяч пострадавших человек, включая погибших, раненных и взятых в плен. Ошибочно думать, что Россия в войне, которую она не объявляла, оказалась на передовой, на театре военных действий, будучи втянутой в развитие глобального сценария. Российский терроризм почти всегда имеет кавказский след и, как правило, это отголоски чеченских кампаний или общей нестабильности на Кавказе.
Когда люди занимающиеся проблемой терроризма пытаются отвести подозрения в форме обвинений от Кавказа, то вводят в заблуждение слушающих. Для этого они уже придумали некий немотивированный терроризм, своеобразное искусство ради искусства, совершаемый не представителями мусульманства, но и европейцами. Рассказывая сокрытую от СМИ информацию о гражданах Украины, подорвавших себя в Нальчике, как это делает политический деятель и депутат Госдумы Максим Мищенко, не попадаются ли они сами на уловку и не заблуждаются ли?
«Проблема противодействия терроризму - проблема масштабная и степень ее параметров до сих пор не оценена», - говорит сотрудник аппарата Национального антитеррористического комитета Вячеслав Попов. «Многочисленные структуры не стоит представлять как нечто значительное, ресурсно-обеспеченное, располагающее кадрами - здесь много проблем», - добавляет он. Александр Хлопонин, полномочный представитель президента в Северо-Кавказском федеральном округе, уже высказал сомнения по поводу причин террористических нападений: «никто не убедит меня, что ключ к сложной ситуации на Кавказе находится в экономике», - этими словами была предоставлена большая работа идеологам.
Но кто, собственно, сами террористы и против чего они ведут свою деятельность? Ректор МГЛУ Ирина Халеева убеждена - «молодежь основной субъект деятельности во всех печально маркированных процессах». Халеева предлагает: «поскольку мы гуманитарный университет, то наша задача основать некую структуру по горизонтали сетевого сотрудничества между регионами. Необходимо объединяться в информационном пространстве, вовлекая нашу молодежь». И это самое разумное, что можно предпринять в виду ничего не дающей альтернативе бороться с лесными братьями силовыми методами.
И если созидание единого идейного пространства превращается в центральный компонент антитеррористической кампании, то, какое место отводится экономике пока не понятно. Некогда наблюдалась неподдельная эйфория от перспективы создания большого количества рабочих мест, но надо задать правомерный вопрос: а будут ли они востребованы местным населением? Вячеслав Попов считает, что социологические исследования не ведутся на Кавказе из-за политкорректности, а их отсутствие усугубляет понимание этого региона.
Максим Мищенко усматривает совершенно другие причины экстремизма и терроризма, говоря о национальной идеологии: «мы свой формат потеряли в 90-х и сейчас по конституции мы не имеем право на формат, который был бы выше международного права». Выше же оказываются универсальные американские постулаты. Поэтому «мы не можем позволить себе общую идеологическую работу с молодежью», - говорит Мищенко.
Здесь всплывает тема цифровой дипломатии, на опасности которой настаивал председатель общественного совета Фонда общественной дипломатии Александр Шарлай. Он дал ей определение в том смысле, что «это провидение линии политики США, политики их друзей, соратников, союзников на всем мировом пространстве. Через институты демократизации общества проводится политика внедрения в сознание масс определенной идеологии». По мысли Шарлая, «через блогги нужно доводить ту политику, которую наша власть хотела бы довести до сведения молодежи. Нам нужно принимать аналогичные контрмеры, чтобы не допустить проигрыша в этой информационной борьбе».
В принципе никто не спорит, что работа с молодежью должна проводиться, но есть два пункта, которые сведут любые начинания на нет: первый состоит в том, что молодое поколение на Кавказе учится по учебникам, пропагандирующим национализм и профанирующих историю России, в точности как в постсоветских республиках. Второй имел широкую огласку - это политика условно кадыровцев, устанавливающих авторитарный режим с презумпцией виновности каждого, отчего и полнятся леса диверсантами, партизанами и ваххабитами. И то, что кадровый состав экстремистов и террористов год от года омолаживается, говорит лишь о том, что война с террором не прекращается. Похоже, сегодня на Кавказе в идеологическом плане все обстоит так, что если ты не был в молодости ваххабитом, перефразируя Черчилля, то у тебя нет сердца
Так с 1968 по 1991, то есть в период холодной войны, было зафиксировано 6851 преступлений подобного рода. С 1992 по 2000 примерно столько же, сколько и в каждое десятилетие холодной войны - 2054. И с 2001 по 2010 случился настоящий террористический бум - 65646 акций. Что изменилось? Нет сомнений, что начало миллениума совпало с фазой активной и агрессивной глобализации. Другими словами, с беспрецедентной экспансией безликих капиталистических отношений, годных для любой традиции и эту традицию изнутри разрушающих демократическими принципами, иначе, правыми либералистическими убеждениями и ложным гуманизмом.
В этом ракурсе терроризм стал отнюдь не неожиданной реакцией на вторжение западных стран в мусульманский мир и их попытку демократически трансформировать их политико-экономический фундаментализм. В общей сложности жертвами антитеррористической войны стало по статистике ООН 360 тысяч пострадавших человек, включая погибших, раненных и взятых в плен. Ошибочно думать, что Россия в войне, которую она не объявляла, оказалась на передовой, на театре военных действий, будучи втянутой в развитие глобального сценария. Российский терроризм почти всегда имеет кавказский след и, как правило, это отголоски чеченских кампаний или общей нестабильности на Кавказе.
Когда люди занимающиеся проблемой терроризма пытаются отвести подозрения в форме обвинений от Кавказа, то вводят в заблуждение слушающих. Для этого они уже придумали некий немотивированный терроризм, своеобразное искусство ради искусства, совершаемый не представителями мусульманства, но и европейцами. Рассказывая сокрытую от СМИ информацию о гражданах Украины, подорвавших себя в Нальчике, как это делает политический деятель и депутат Госдумы Максим Мищенко, не попадаются ли они сами на уловку и не заблуждаются ли?
«Проблема противодействия терроризму - проблема масштабная и степень ее параметров до сих пор не оценена», - говорит сотрудник аппарата Национального антитеррористического комитета Вячеслав Попов. «Многочисленные структуры не стоит представлять как нечто значительное, ресурсно-обеспеченное, располагающее кадрами - здесь много проблем», - добавляет он. Александр Хлопонин, полномочный представитель президента в Северо-Кавказском федеральном округе, уже высказал сомнения по поводу причин террористических нападений: «никто не убедит меня, что ключ к сложной ситуации на Кавказе находится в экономике», - этими словами была предоставлена большая работа идеологам.
Но кто, собственно, сами террористы и против чего они ведут свою деятельность? Ректор МГЛУ Ирина Халеева убеждена - «молодежь основной субъект деятельности во всех печально маркированных процессах». Халеева предлагает: «поскольку мы гуманитарный университет, то наша задача основать некую структуру по горизонтали сетевого сотрудничества между регионами. Необходимо объединяться в информационном пространстве, вовлекая нашу молодежь». И это самое разумное, что можно предпринять в виду ничего не дающей альтернативе бороться с лесными братьями силовыми методами.
И если созидание единого идейного пространства превращается в центральный компонент антитеррористической кампании, то, какое место отводится экономике пока не понятно. Некогда наблюдалась неподдельная эйфория от перспективы создания большого количества рабочих мест, но надо задать правомерный вопрос: а будут ли они востребованы местным населением? Вячеслав Попов считает, что социологические исследования не ведутся на Кавказе из-за политкорректности, а их отсутствие усугубляет понимание этого региона.
Максим Мищенко усматривает совершенно другие причины экстремизма и терроризма, говоря о национальной идеологии: «мы свой формат потеряли в 90-х и сейчас по конституции мы не имеем право на формат, который был бы выше международного права». Выше же оказываются универсальные американские постулаты. Поэтому «мы не можем позволить себе общую идеологическую работу с молодежью», - говорит Мищенко.
Здесь всплывает тема цифровой дипломатии, на опасности которой настаивал председатель общественного совета Фонда общественной дипломатии Александр Шарлай. Он дал ей определение в том смысле, что «это провидение линии политики США, политики их друзей, соратников, союзников на всем мировом пространстве. Через институты демократизации общества проводится политика внедрения в сознание масс определенной идеологии». По мысли Шарлая, «через блогги нужно доводить ту политику, которую наша власть хотела бы довести до сведения молодежи. Нам нужно принимать аналогичные контрмеры, чтобы не допустить проигрыша в этой информационной борьбе».
В принципе никто не спорит, что работа с молодежью должна проводиться, но есть два пункта, которые сведут любые начинания на нет: первый состоит в том, что молодое поколение на Кавказе учится по учебникам, пропагандирующим национализм и профанирующих историю России, в точности как в постсоветских республиках. Второй имел широкую огласку - это политика условно кадыровцев, устанавливающих авторитарный режим с презумпцией виновности каждого, отчего и полнятся леса диверсантами, партизанами и ваххабитами. И то, что кадровый состав экстремистов и террористов год от года омолаживается, говорит лишь о том, что война с террором не прекращается. Похоже, сегодня на Кавказе в идеологическом плане все обстоит так, что если ты не был в молодости ваххабитом, перефразируя Черчилля, то у тебя нет сердца
Написать комментарий