Сырьевая зависимость и математика

В опубликованном Андреасом Шляйхером исследовании он доказывает, что высокая доля экспорта природных ресурсов в ВВП снижает уровень знаний школьников в области математики. При увеличении доли природных ресурсов на один пункт ВВП результаты образовательного теста PISA (Международная программа по оценке образовательных достижений учащихся) снижаются на 2,5 пункта (см. таблицу).

Показательно, что ни одна страна, закрепившаяся в начале рейтинга PISA, практически не зависит от своих природных ресурсов в вопросе развития экономики, но это особый тип стран: Сингапур, Гонконг, Южная Корея, Финляндия и Япония. В тех же странах, где на природные ресурсы приходится более 6,02% ВВП, показатели оказались ниже среднего: это Малайзия, Чили, Алжир, Иран, Оман. Пальма первенства принадлежит Саудовской Аравии, где природные ресурсы составляют около 47% ВВП, тогда как знания школьников по математике одни из самых низких среди образованных стран, на одном уровне с Киргизией, Сальвадором и Ганой.

Исследователь считает, что отсутствие природных ресурсов стимулирует образование, потому что страны рассчитывают исключительно на свои знания в вопросе развития экономики и обеспечения населения. Таким образом, образование становится одним из важнейших приоритетов.

В отдельную группу исследователь помещает Канаду, Норвегию и Австралию. В перечисленных странах школьники имеют высокие баллы PISA, при этом экспорт природных ресурсов составляет ощутимую часть ВВП. Автор исследования разрешает это противоречие, отмечая политику строгого управления ресурсами, которое подразумевает их максимальное сбережение.

Россия занимает среднюю позицию в PISA, несмотря на «сырьевую экономику». Никаких объяснений промежуточному положению исследователь не приводит. Мы попросили прокомментировать это исследование видного российского ученого-экономиста академика РАН Виктора Полтеровича, который занимался проблемой ресурсного проклятия и посвятил этому вопросу одну из своих монографий.

Насколько выводы исследования обоснованы и можно ли серьезно говорить о взаимосвязи образования и природных ресурсов в экономической политике государства?

Виктор Полтерович: Выводы Андреаса Шляйхера не выглядят убедительными. Они основаны на отрицательной корреляции между долей ресурсной ренты в ВВП страны и результатами тестирования ее школьников  на знание математики.  Однако на склонность школьников к получению знаний и качество их обучения влияют культурные и институциональные факторы, исторические обстоятельства, которые в исследовании никак не учтены.  Например, Катар, самая богатая нефтью страна (в расчете на душу населения), тратит на образование меньшую долю ВВП, чем Испания, однако в расчете на одного катарца затраты на образование в долларах больше, чем на испанца. Почему же испанцы лучше знают математику? Возможно, потому, что первый в Испании Саламанкский университет был основан в 1134 г., а в Катаре первый университетский колледж появился в 1973 г. Нужно это учитывать?

Далее, если в стране уровень технологических знаний низок, то и промышленность будет развиваться медленно. Но тогда доля ресурсной ренты в ВВП окажется высокой. Иными словами, вполне может статься, что не ресурсное изобилие является причиной отставания в уровне образования, а напротив, сравнительно низкий уровень образования, обусловленный культурной историй страны, порождает доминирование ресурсной ренты в ВВП. Наличие корреляции, как известно, ничего не говорит о направлении причинных связей.

Я не сторонник теории абсолютного ресурсного проклятия в духе Сакса и Уорнера (Saks, Warner). Гораздо более правдоподобна гипотеза условного проклятия, которая, в частности, была подтверждена расчетами, отраженными в наших публикациях, совместных с Владимиром Поповым и Александром Тонисом. Согласно этой гипотезе ресурсное изобилие может играть положительную или отрицательную роль в зависимости от уровня развития страны и качества институтов. При таком объяснении статистических данных Норвегия, Канада и Австралия перестают быть исключениями из правила.

Если обратиться к экономике Советского Союза, то что мешало проявиться закономерности, о которой пишет Шляйхер?

Виктор Полтерович: Руководство СССР считало самой приоритетной задачей создание мощного военного сектора. Для этого были нужны образованные солдаты и первоклассные ученые.

Как Вы думаете, за счет чего Россия держится в середине рейтинга по результатам образовательного теста? Сказывается инерция советской школы?

Виктор Полтерович: Отчасти так. Но есть и более глубокая причина: высшее образование стало самостоятельной культурной ценностью россиян, значительная часть молодежи (по некоторым данным, более 80% выпускников школ) стремится получить его, даже если потом придется работать не по специальности или на должностях, не требующих обучения в университете.

Помимо прочего Шляйхер приходит к выводу, что высокий экспорт сырья ведет к повышению курса национальной валюты, а это способствует импорту и затрудняет индустриальное производство. Есть ли у сегодняшней России шанс преодолеть эту «ловушку» и обеспечить себе развитие?

Виктор Полтерович: Наш Центральный банк предотвращает быстрое укрепление рубля путем скупки валюты и накопления золотовалютных резервов. Это, однако, не приводит к быстрому росту несырьевого сектора. Для того чтобы преодолеть негативное влияние ресурсного изобилия на структуру производства и снизить риски падения цен на нефть, необходимо научиться использовать нефтяные доходы для реализации крупномасштабных модернизационных проектов. А для создания таких проектов  необходима институциональная система, обеспечивающая эффективное взаимодействие государства, бизнеса и общества. Ее контуры я попытался наметить в ряде публикаций.

Шляйхер отмечает лидерство в области математического образования Сингапура, Гонконга, Южной Кореи, Финляндии и Японии при отсутствии природных ресурсов. Но упомянутые экономики имеют свою ярко выраженную специфику – четыре из пяти стран находятся в Азии и в последнее столетие показали бурный рост. Сопоставим ли в действительности их опыт с остальными странами? С какими допущениями?

Виктор Полтерович: Ко всем перечисленным вами странам в периоды их быстрого роста применялся термин «экономическое чудо». Во всех этих странах инициатором чуда выступало государство, всюду политическая власть была довольно жесткой. Но в остальном опыт Сингапура и Гонконга отличен от опыта других стран: эти два города-государства стали центрами банковской и финансовой деятельности, посредниками между Китаем и остальным миром. Принципы их экономической политики вряд ли применимы к России. А вот экономическое чудо Южной Кореи, Японии, Финляндии и ряда других стран базируется на подходах, которые нам необходимо использовать.

Прежде всего, это как раз то, о чем я упомянул выше: создание институтов, обеспечивающих  эффективное взаимодействие государства, бизнеса и общества. Такое взаимодействие осуществлялось в рамках индикативного планирования (элементы которого существовали и в Финляндии). Во всех этих странах усилия были направлены на интенсивное заимствование технологий у более развитых стран с постепенным переходом на путь инновационного развития. И еще: высокое качество институтов отнюдь не являлось предпосылкой чуда, институты улучшались в процессе быстрого экономического роста, способствуя его продолжению. Используя опыт этих стран, мы смогли бы сотворить и российское экономическое чудо с тем, чтобы через 15-20 лет встать в один ряд с европейскими экономиками.