Реформа РАН: Если ученый навязывает чиновнику свои правила – он выигрывает

Я отношусь к числу ученых, которые считают, что последний законопроект реформы Российской академии наук, преподнесенный в форме спецоперации людьми с неоднозначной репутацией и весьма неуклюже ими продвигаемый, не имеет права на существование. Однако мало шансов на то, что этот проект удастся остановить. Что ждет Академию наук и научную сферу в целом?

От руководства РАН поступают сигналы о том, что процесс удается перевести в непубличную, закулисную плоскость. Это может быть полезный, но и коварный этап. Опыт показывает, что если чиновник навязывает ученому свои правила игры, скажем, разговор на тему о показателях эффективности науки или о распределении ролей вице-президентов в руководстве будущей Академии, то ученый, как правило, проигрывает. Через некоторое время  он обнаруживает, что участвовал в строительстве какой-то кошмарный конструкции, отвечая за несущественные детали.

Однако если ученый навязывает чиновнику свои правила игры, то он с большой вероятностью выигрывает. И если речь пойдет о решении научных задач государственной важности, о создании условий для развития науки и восстановлении среды научного общения, то шансы на успех есть. Это заставляет еще раз обратиться к вопросу о роли академической элиты в сегодняшнем кризисе. Один из главных козырей академиков – это их умение и, более того, осознание ими своего долга войти к первому (ко второму, к третьему) лицу государства и выпукло поставить научно-практическую задачу государственного масштаба. Когда надо – припугнуть прорывом у противника, когда надо – воодушевить намечающимся прорывом у нас. По итогам таких встреч выходили совместные постановления ЦК и Совмина, возникали города, научные центры. Например, в 1970-е годы, когда создание новых крупных исследовательских организаций уже было затруднено, академик А.П.Александров так ярко обрисовал первым лицам страны проблемы советской гидроакустики, что был быстро создан Институт прикладной физики АН СССР в г. Горьком. Сегодня это флагман российской физики по широкому спектру направлений.

В последние годы совершенно очевидно, академики, может быть, и не по их вине, не так продуктивно подпитывают высшее руководство страны предметными научными приоритетами. Но сегодня важно не упустить шанс, связанный с небывалым общественным интересом к российской науке. Нужно «выкатить» реальные факты отставания России в научной сфере, сформулировать задачи национальной безопасности, решение которых не по плечу вузам и малым программам научных фондов (в США такие задачи решают национальные лаборатории, которые в здравом уме никто не сливает в «пулы» и не присоединяет к вузам).

Следует также учитывать, что атака на РАН началась не сегодня, она длится уже лет 18, то вспыхивая, то затухая. Недвижимость Академии не была в те годы главным мотивирующим фактором. Во-первых, в стране еще было что делить, во-вторых, очень уж плачевное зрелище тогда представляла научная структура и инфраструктура. Идея превратить Академию в клуб ученых стояла просто в ряду советов сторонних консультантов как-то: создать грантовую систему, создать систему peer review, поднять гендерную составляющую (т.е. выдавать гранты ученым-женщинам, но не потому, что они ученые, а потому что они – женщины), поддержать региональных ученых (выдавать гранты регионалам, потому что они регионалы). И в конце этого потока советов следовало (скучающим тоном): «Ах, да, не забудьте еще придать Академии статус клуба ученых». Эти советы хорошо легли на общий тренд либеральных реформ, и с тех пор попытки удушить академический и отраслевой секторы науки, поставить их в невыгодное положение с сектором науки при вузах – не прекращались. Вот только один из аспектов. Наиболее болезненным вопросом было и остается воспроизводство квалифицированных кадров. Выдавливание структур, отвечающих за подготовку и аттестацию научных кадров высшей квалификации из академических и отраслевых институтов, стало трендом нулевых годов. В 2003 году организации, которые не смогли предъявить наличие общежития, были лишены лицензии на право обучения аспирантов. А еще через несколько лет прошла реорганизация диссертационных советов, серьезно затрудняющая процесс аттестации кадров «мимо вузов».

Перспектива реформы в задуманном виде многим экспертам представляется тупиком. Так или иначе – она или откатится или заглохнет. С большими или меньшими потерями. В результате множества неучтенных факторов траектория реформы «запилит» в такую плоскость, где ее не ожидают увидеть ни инициаторы реформы, ни ее потенциальные жертвы. Хоть и парадокс, а вполне возможно, что первой жертвой реформы РАН падет вузовский сектор науки, который уже сегодня трещит по швам из-за исторически непривычного объема исследовательской нагрузки. Да и учебный процесс в лучших вузах под угрозой. Вот возьмем московский Физтех для примера. Все выпускающие кафедры находятся в НИИ. Непродуманная реформа невузовских секторов парализует их деятельность.

Вырисовываются перспективы научной эмиграции на Украину и в Белоруссию. Есть силы, которые готовы профинансировать эти процессы с учетом нынешней политической ситуации. Эти миграционные процессы затронут совершенно новые кадровые пласты, которые не уезжали все эти годы, соответственно, имиджевые потери у людей, принимающих решения в нашей научной сфере, будут значительными. Одно дело, когда ученый эмигрирует в американскую лабораторию, другое – массовый выезд россиян-исследователей в университеты и НИИ стран СНГ.

Не нужно, однако, впадать в крайности. Раздаются голоса об агонии и близкой гибели российской науки в связи с неуклюжими управленческими действиями и решениями. Как-то не очень верится. Сфера фундаментальных исследований – очень устойчивая и живучая система, способная к регенерации тканей и органов, к самоисцелению и выживанию в любых условиях. В качестве примера можно привести опыт Таджикистана. После смуты и гражданской войны 90-х годов (казалось бы, уже все разрушено) уже десять лет, как эта страна демонстрирует хорошую динамику публикаций в солидных журналах, динамику не хуже, чем в других странах СНГ.

Система прикладных исследований обладает способностью впадать в спячку, но умеет просыпаться в нужный момент и в хорошей форме. Конечно, если спячка не длится очень долго. Например, отраслевые институты, будучи сориентированными на публикационнную активность, выдали нужный результат, как это легко видеть из материалов аттестации Государственных научных центров. Так что – для того чтобы научную систему разрушить, тоже нужно определенное умение.

Скорее, сегодня речь может идти о наконец-то случившейся агонии порочной системы управления российской наукой, которая тормозила ее развитие. Методы этой системы, которыми нас душили, и которые для нас не новость – теперь попали в открытый доступ и могут широко обсуждаться.

Допустим, что злосчастный законопроект отозвали, а возможно, проект реформы все-таки «продавили», но реформа пошла таким образом, что власть отозвала ее каким-то хитрым способом без потери лица. Значит ли это, что мы можем успокоиться и жить, как прежде? Не хотелось бы. Представляется, что именно Академия и может выступить инициатором новой программы реабилитации научной сферы России, восстановления разрушенного и реформирования методов управления наукой. В системе РАН есть Институт проблем развития науки, Институт истории естествознания и техники, другие профильные организации. Можно привлечь ученых-предметников, которые накопили большой опыт организации научной работы в непростых российских условиях. Хороший инструмент для такой работы – научный краудсорсинг [1]. Не следует ожидать каких-либо революционных подвижек. Пространство для маневра будущих реформаторов со всех сторон будет ограничено нормами Гражданского кодекса, Бюджетного кодекса, другими правовыми нормами и ведомственными инструкциями. Однако в той мере, в какой эти нормы не препятствуют сегодня абсолютному самодурству чиновников от науки, они не помешают и восстановлению минимально доброжелательной научной среды.

Представим, что ученые каким-то образом получают карт-бланш на попытку воссоздания благоприятной и стимулирующей научной среды. Вот какие аспекты было бы желательно учесть:

1. В сложившейся советской научной системе существовали четыре сектора, в старой терминологии это – академический, отраслевой, заводской и вузовский. Распределение обязанностей между секторами было довольно тонким и продуманным. Восстанавливать надо сразу все четыре сектора. Развитие какой-то одной части российской научно-технической сферы за счет других – заведомый путь к очередному провалу. В последние годы вузовский сектор «раздували» в ущерб остальным секторам с известными печальными последствиями. Важно эту ошибку не повторить. В этом смысле заявления о «продуманной реформе РАН» (и только РАН!) представляются как раз весьма непродуманными.

2. Для достижения гармоничного развития секторов полезно было бы избавиться от такого явления, как «академоцентризм». У широкой общественности не без помощи СМИ укоренилось представление, что науки за пределами РАН нет, а это неверно. Одним из вариантов академоцентризма является представление о том, что в Академии наук развивается фундаментальная наука, а за ее пределами – прикладная. И это тоже ошибочное мнение. Другое у нас разделение научного труда. А вот каково соотношение исследовательских сил. По состоянию на 2011 год, численность персонала, занятого исследованиями и разработками в отраслевом (в новых терминах – предпринимательском) секторе составляла 419,8 тыс. человек, в государственном секторе – 254,9 тыс. человек (из них 135,7 тыс. человек – персонал государственных академий). В вузовском секторе, даже с учетом его бурного роста в нулевые годы, в 2011 году трудилось не более 60 тыс. человек [2]. На индивидуальном уровне и уровне лабораторий исследователи разных секторов интенсивно взаимодействуют. Таким образом, и продуманная будущая реформа, и ныне замышляемая реформа «только РАН» так или иначе неизбежно затронут судьбы всех почти 800 тыс. человек, занятых в науке. Но с разными результатами.

3. Следует учесть новые реалии распределения науки по территории России. Сегодня в Москве и частично в Питере заниматься наукой принципиально трудно по многим недавно возникшим причинам. В столицах и среда сложилась ненаучная, и расстояние от ученых до власти непомерно велико. Затруднена подпитка институтов мотивированными кадрами. Москве не потянуть присутствие множества полупустых институтов с громкими названиями. Однако вместо их окончательного разгрома под давлением девелоперов и риэлтеров им может быть предложен продуманный переезд в регионы. В регионах расстояние от научного сотрудника до представителя власти гораздо короче (что при нашей государственной системе гораздо важнее, чем расстояние от ученого до бизнесмена). В регионах власть напрямую постоянно взаимодействует с учеными. Так, эффективной признана совместная работа власти в лице администрации представительства Президента в Сибирском федеральном округе с экспертами Сибирского отделения РАН в дни и месяцы ликвидации последствий катастрофы на Саяно-Шушенской ГЭС. Перераспределение научных сил по территории России, увы, некомфортный, но неизбежный шаг.

4. Целесообразно помочь государству сформулировать, наконец, миссию российской науки. Не сформулировав или неверно сформулировав миссию, управленцы теряют основания рассуждать об эффективности или неэффективности нашей науки. Освоенный управленцами метод оценки эффективности науки по разным забавным показателям общественностью уже воспринимается как анекдот. В правительственных документах, например, есть требование: к 2018 году довести число наших статей в общемировом потоке публикаций до двух с небольшим процентов. Причем любых статей – неважно о чем. Это ли есть миссия нашей науки? Далее инновационная риторика со всей очевидностью, затухает. Уж очень много провалов было на этом пути. При резком уменьшении числа конструкторских бюро и заводских лабораторий (а ведь именно они являются потребителями продукции ученых) наша наука, очевидно, не может размахивать и инновационным флагом. Какая же будет миссия? Можно обсуждать.

5. Одним из важнейших вопросов остается кадровая реабилитация научной сферы. Возможно ли привлечь иностранцев в российскую науку? Имеется в виду не эксклюзивное возвращение уважаемых ученых-эмигрантов, а создание настоящего, привычного для мирового сообщества рутинного рынка научного труда на нашей территории. Однако сегодня сохраняются нормы, де-факто запрещающие лицам без российского гражданства заниматься научной деятельностью на нашей территории. Артист Жерар Депардье сегодня может заниматься наукой в России. Однако для пакистанских математиков и индийских программистов, присылающих (наивные люди!) в наши НИИ свои резюме, дорога в российскую науку закрыта. С отменой данной нормы будут реальными шаги по приданию научной сфере открытости и продвижению международной интеграции. Что касается соблюдения государственной тайны, то, например, в США с помощью хорошо известных приемов удается сочетать ее защиту с открытым рынком научного труда.

6.Необходимо восстановление разнообразия научных организаций, возвращение своего лица институтам – большим и маленьким – вместо выстраивания крупных безликих пирамид-холдингов. В отраслевой науке накоплен печальный опыт объединения научных организаций в холдинги и конгломераты. Анализ результатов этого процесса позволил бы уберечь лиц, принимающих решения (ЛПР), от повторения неудачных шагов. Это, конечно, наиболее утопический пункт, потому что внезапно приватизированные НИИ (бывшие ФГУПы), превращенные в ОАО и объединенные в холдинги, еще не успели дать статистику «голосования ногами» увольняющихся работников. Однако через пару лет эта статистика впечатлит ЛПР. К начальственному окрику «Кто допустил?!!» нужно готовиться загодя.

7. И, наконец, пару слов о журнальной и публикационной политике. Бороться за спасение только научных зданий, не уделяя внимание абсолютно провальному и противоречивому менеджменту научных изданий – нелогично. Общими нашими усилиями в этой части создан полный хаос. «Мусорные» платные издания, созданные специально под аврально защищающих диссертации граждан; унылые академические издания с полупустыми редакционными портфелями; почти полное отсутствие научных обзоров (у редакций нет денег заказать) и национальных научных изданий на английском языке; печальная участь знаменитых инженерных журналов «на глянцевой бумаге с картинками», превратившихся (речь идет о выживших изданиях) в персональную рекламу спонсоров и директоров производств. Вот лишь малая часть накопившихся проблем.

Получив карт-бланш на собственную реформу, ученые получают еще и огромную ответственность. Провалившиеся реформы милиции, здравоохранения, поясного времени, ЖКХ и прочего, вызывают скорее огорчение, чем желание смеяться над их авторами. Однако, если мы, ученые, с нашими талантами, не состоимся как реформаторы нашей собственной области, то тут уж позору мы не оберемся.

По материалам выступления на заседании Никитского клуба 5 сентября 2013 года.

Источники:

[1] С.Егерев, С. Захарова. К вопросу о распределенной исследовательской деятельности // Вестник Российского гуманитарного научного фонда, 2013, № 1, с. 83-92.

[2] Известные статистические данные. Цит. по статье И.Дежина, А.Пономарев. 1000 лабораторий: новые принципы организации научной работы в России // «Вопросы экономики», 2013, №3, с. 70-82.

Далее читайте:
Ликвидация РАН. Что ждет российских ученых?