Нет противоречий между планом и рынком

Прочёл в «Капитале страны» статью С.А.Толкачёва «Разумный компромисс между планом и рынком» и ещё раз порадовался, какая же у нас неспешная интеллектуальная жизнь… Прошло всего каких-то двадцать пять лет, и мы снова вытаскиваем на свет божий абсолютно бессодержательную советскую дилемму «план или рынок». Снова начинается спор о том, скольких плановых чертей было бы политкорректно пустить на остриё рыночной иголки. Снова вытаскиваются «циклы Кондратьева», хотя до сих пор уважаемые экономисты ещё не поняли, что циклов без материально-вещественных причин не бывает. Ну, ничего, ещё лет пятьдесят пройдёт, глядишь поймём. Тем временем всё уже без нас спланируют.

Так как снова в ходу перестроечные темы, считаю целесообразным ещё раз опубликовать мои статьи 1988 и 2001 годов. Кстати, первая из них послужила одним из идейных толчков к формированию «Газпрома». Эта концепция была опубликована миллионными тиражами ещё в советских СМИ и руководители Комиссии по экономической реформе были в курсе предлагаемого. Но тогда гораздо больше проблем экономики их занимали страшилки Сергея Кургиняна о неминуемой мести «красно-коричневых». Ещё раз обращаю внимание на даты – 1988 и 2001. Не 2010.

Будем отталкиваться от следующих основополагающих тезисов (К новой концепции предприятия// «Проблемы теории и практики управления», №4, 1988):

• Традиционные подходы в управлении способствуют монополизации экономики, снижая ее эффективность
• Экономическая эволюция наделила органы правительства — министерства — специфическими чертами предприятия — основного звена экономики
• Подлинный синтез государственного управления и управления экономикой возможен лишь на базе их организационного размежевания

Ключевым в хозяйственной реформе является вопрос о роли предприятия в экономике. Что такое современное предприятие: исполнитель приказов или инициатор экономического прогресса? Судя по текущим результатам перестройки, однозначного решения данной проблемы пока нет. Старая централизованная система управления сохраняется, несколько видоизменяя свои внешние атрибуты. Вместо планов — госзаказ, вместо жестких директив — не менее жесткие нормативы. Мало затронута сфера компетенции хозяйственных министерств. Ведомственный подход и стремление ограничить самостоятельность предприятий доминируют. По-видимому, настало время пересмотреть саму концепцию предприятия для того, чтобы выявить корни бюрократизма и нацелить экономическую политику не на борьбу с симптомами, а на подрыв объективных предпосылок его существования.

1. Сочетание плана и рынка: реальность и иллюзии. Одним из важнейших блоков в фундаменте традиционной политэкономической парадигмы является тезис о подчиненной роли рынка в социалистической экономике. Приоритет отдается планированию и согласованию производственных планов различных производителей. С этими положениями можно согласиться, однако, сделав некоторые уточнения. Подчиненная роль рынка? Да, если иметь в виду свободный рынок, ситуация на котором определяется совокупным результатом деятельности многих независимых экономических агентов. Приоритет планирования? Да, если подразумевать под планированием взаимное согласование интересов крупных хозяйственных организаций — министерств.

Однако проблема выглядит иначе, если под термином „рынок" понимать не искусственно суженное определение классического свободного конкурентного товарно-денежного рынка, а любую существующую на деле систему взаимоотношений производителей и потребителей, всю сферу товарного обмена. Данный подход представляется более реалистичным, нежели традиционный, так как в мировой практике давно уже существуют альтернативные формы рынка — клиринговый, монопольный, регулируемый и т.д. Не является исключением и советская экономика — она построена на обмене, на глубоком общественном разделении труда. В этом смысле наша экономика — рыночная экономика, Ее характерной чертой является не отсутствие или наличие рынка как такового — рынок возникает с началом товарного обмена и исчезает с его прекращением, — а своеобразие форм организации национального рынка и его связей с мировым рынком.

Особенность советского национального рынка в том, что основная группа товаров распределяется на базе сложной системы взаимоувязанных соглашений между производителями. Эти соглашения заключаются еще до начала производственного процесса – ех аntе. Соответственно, цена и прибыль производителя практически не зависят от реальной эффективности производственного процесса, которая может быть определена лишь после его окончания — ех роst. Аналогичные принципы лежат в основе монопольных сделок в экономике западного типа, так как картельные соглашения также предполагают распределение прибылей и издержек производственного процесса до его завершения.

Еще одной специфической чертой сложившейся системы товарного обмена является балансовое планирование, т.е. установление детерминированных планов, контрольных цифр, квот выпуска для различных производителей. Квотирование рынка не наше „изобретение" — оно является традиционным элементом монопольных соглашений. Сложилась парадоксальная ситуация — принципы хозяйственной практики, справедливо критикуемые и ограничиваемые на Западе и не менее справедливо осуждаемые в советской политэкономической литературе применительно к капиталистической экономике, — у нас приветствуются и провозглашаются экономическими преимуществами.

Несмотря на то, что в последнее время наметился отход от всеобъемлющего планирования в натуральных показателях, натуральное планирование по-прежнему представляет собой ядро всей системы планов. Что такое, по сути, натуральное планирование? Это формирование системы обмена продукцией экономических агентов, построенной не на всеобщем денежном, а на системе частных вещественных эквивалентов. Другими словами, натуральное планирование есть не что иное, как хорошо известный экономической науке бартерный рынок, неэффективность которого по сравнению с денежным рынком не нуждается в дополнительных доказательствах. Достаточно лишь отметить, что отсутствие эффективного всеобщего эквивалента вынуждает производителей рассматривать свою конкретную продукцию как средство платежа. Для увеличения покупательной способности в бартерной экономике производители должны выпускать и накапливать максимально возможные количества своего товара. В то же время наиболее выгодная стратегия в таких условиях — „сидеть на дефиците", т.е. контролировать физические поставки товара в условиях его нехватки. Насыщение рынка конкретным видом товара приводит к падению „бартерной кредитоспособности'' производителя. В результате дефицит становится необходимым условием существования развитой экономики бартерного типа, реализации продукции, товарного обмена. Конкуренция за обладание продукцией и ресурсами порождает устойчивый всеобщий дефицит — возникает описанная Я.Корнаи „экономика ресурсных ограничений". Доступность для министерств госбюджетных средств создает „инфляционный насос", перекачивающий в экономику деньги, не обеспеченные продукцией и услугами, нужными потребителям.

Камуфлирование рыночной природы экономики, монополистических черт в планировании скрывает реальные недостатки существующей системы управления экономикой, отвлекает внимание от основного комплекса проблем. Экономическая реформа трактуется как изменение подхода к соотношению между „планом и рынком", т.е. между централизованно планируемым и „стихийным", ориентированным на потребителя, секторами экономики. С нашей точки зрения, речь должна идти об изменении форм организации реально существующего национального рынка и о полном отказе от действующего порядка планирования. Не „план или рынок" — эта дилемма бессодержательна, а монопольный рынок (дефицитный „рынок продавца") или конкурентный рынок (избыточный „рынок покупателя"). Национальный рынок должен эволюционировать от монополии министерств к более свободной полицентрической организации, а натуральное планирование должно стать делом предприятия и только предприятия. В связи с этим необходимо уточнить место и роль предприятия в социалистической экономике.

2. Предприятие в иерархической системе управления экономикой. В энциклопедии „Политическая экономия" приводится определение социалистического государственного производственного предприятия как относительно обособленной производственно-хозяйственной единицы, функционирующей на основе общенародной (государственной) собственности и государственного народнохозяйственного плана. Приоритет государственного плана и государственной собственности сохранился и в Законе о государственном предприятии (объединении). Из приведенного выше определения не ясно, чем определяется степень „относительной обособленности", позволяющей сделать вывод, что данная „производственно-хозяйственная единица" действительно является предприятием. По сути дела, предприятие рассматривается не как экономический, а только как административно-правовой феномен с ограниченными экономическими функциями, как юридическое лицо, имеющее расчетный счет в банке и выполняющее плановые обязательства по поставкам. Ряд реорганизаций в народном хозяйстве, осуществленных в послевоенный период, в результате которых права и обязанности предприятий существенно перекраивались, так и не позволил выявить надежные объективные критерии, в соответствии с которыми можно было бы обоснованно подойти к формированию организационной структуры общественного производства. Отчасти это связано с недостаточной ясностью экономического смысла понятия „предприятие".

Анализируя сущность предприятия, действующего в системе товарно-денежных отношений, К.Маркс отмечал решающее значение кооперации в формировании структуры производства. Можно утверждать, что структура производства есть конкретная форма общественного разделения труда. Однако с развитием производства первоначально существовавшая прямая связь системы разделения труда и организационной структуры производства уступила место зависимостям, опосредованным другими формами экономического взаимодействия, а первую очередь, использованием кредитно-финансовой системы. Поэтому вряд ли удастся определить предприятие, только исходя из особенностей общественного разделения труда и связанных с ними технологических факторов. Это не означает, что технология не имеет значения при определении организационной структуры. Как правило, любая организационная форма и в СССР, и на Западе складывается вокруг технологического ядра, которое „обрастает" другими функциями и сопряженными технологиями, вплоть до совершенно не связанных с основной технологией. Таким образом, экономический смысл понятия „предприятие" шире, чем его технологическое содержание.

В статье „Очередные задачи Советской власти" В.И.Ленин делал акцент на объективной необходимости единоначалия в управлении предприятием. Единство прав и обязанностей по отношению к обществу, единство „экономической воли" не может не рассматриваться как неотъемлемый признак предприятия. В советской экономической литературе права предприятия традиционно сводятся к управлению производственными процессами, а ответственность — к выполнению плановых заданий. Однако увеличение хозяйственной самостоятельности предприятий предполагает расширение их прав и обязанностей. Было бы полезно оценить, существует ли, а если — да, то что является высшей формой реализации данного процесса. По моему мнению, основной тенденцией развития хозяйственной самостоятельности является превращение социалистического предприятия в хозяйственную организацию, которая несет ответственность за результаты своей деятельности в прошлом, обладает правом распоряжаться своими экономическими ресурсами и распределять их между настоящими и будущими потребностями, т.е. располагает свободой планирования.

Представляется очевидным, что государственные предприятия до сих пор невозможно рассматривать как предприятия в организационно-экономическом, а не только в административно-правовом смысле. Отсутствие права распоряжаться прибылью, вмешательство министерств и других органов в дела предприятий и т.п. лишают их права управления оперативной деятельностью и полноценного планирования своего развития. В этих условиях приведенным выше критериям удовлетворяет лишь весь централизованно управляемый народно-хозяйственный комплекс, взятый в целом. Только на макроуровне полностью проявляются объективные экономические тенденции и реализуются экономические результаты деятельности хозяйственной системы. Фактически централизованная система управления государственным сектором народного хозяйства все еще представляет собой огромное иерархически организованное гиперпредприятие.

В 30-е—50-е годы в руководстве всем народнохозяйственным комплексом, сформированными на базе государственной собственности, принцип единоначалия реально воплощался. В условиях сравнительно несложной централизованной хозяйственной системы и устранения всех потенциально возможных конкурентов единоначальное руководство государственным „предприятием" было реализуемым в принципе.

Многократный рост экономики в послевоенный период неизбежно должен был натолкнуться на информационный порог. При отсутствии качественных сдвигов в системе управления единственным путем „преодоления" информационного порога явилось делегирование части функций управления на более низкие уровни управленческой иерархии. Одним из следствий этого процесса стал рост числа экономических ведомств: общее их количество, включая министерства союзных и автономных республик, приближается к 800. Для сравнения отметим, что США, Великобритания и Япония имеют по 12 министерств.

По мере роста экономики и в процессе ее усложнения произошел качественный сдвиг — планы центра перестали быть планами отраслей, возглавляемых министерствами. Зато планы министерств стали планами центра. Процедура планирования «снизу» построена таким образом, что стратегия и тактика отраслей, а точнее, производственных комплексов, возглавляемых министерствами, приобретает силу закона и диктует стратегию и тактику центра. Точно так же осуществляется разработка Комплексной программы научно-технического прогресса СССР: отраслевые институты практически диктуют центру свою техническую политику, ориентированную, как правило, на повторение зарубежных образцов. Отраслевые министерства уже давно идут по пути децентрализации прав, связанных с обеспечением функционирования и развития экономики, не принимая на себя ответственность за их реализацию. Современные министерства фактически перестали быть органами государственного управления экономикой, так как не преследуют и не могут преследовать цели, соответствующие общественным приоритетам. Они действуют, прежде всего, в интересах возглавляемых ими производственных комплексов. В отличие от западных хозяйственных организаций им даже нет необходимости создавать лобби в правительстве для реализации своих интересов – руководители министерств входят в состав правительства и имеют прекрасные возможности влиять на государственную экономическую политику в своих „ведомственных", а на деле хозяйственных интересах. В этих условиях Госплан вынужден выступать не в качестве проводника государственной политики, а как универсальный брокер, посредник в осуществлении монопольных сделок министерств на колоссальном бартерном рынке.

Из сказанного вытекает, что при отсутствии адекватных организационных изменений рост экономики привел к перерождению сущности планирования и к потере в значительной степени его централизованного характера. Таким образом, создалось противоречие между растущей децентрализацией планирования и управления и недостаточным увеличением экономической ответственности, связанной с управлением общественной собственностью, включая ответственность, порождаемую необходимостью обновления производительных сил общества.

Экономическая эволюция в наших условиях привела к тому, что именно министерства, а не государственные предприятия ближе всего подошли сегодня к реализации экономической концепции предприятия. Именно министерства концентрируют в себе необходимый потенциал хозяйственной самостоятельности. Реализация данного потенциала могла бы, на наш взгляд, существенно ускорить процесс перестройки экономики и ее переход в качественно новое состояние.

3. Экономика и государство: размежеваться, чтобы как следует объединиться. „Пробуксовка" Закона о предприятии сегодня видна многим. Не менее очевидна негативная роль министерств. Их деятельность и сам факт существования подчас рассматривают как серьезную преграду на пути перестройки и предлагают различные радикальные меры, встречающие, вполне естественно, сопротивление со стороны самих министерств. Некоторые из этих мер уже выполнены или выполняются: отдельные группы министерств сливаются в более крупные формирования, некоторые упраздняются, почти повсеместно сокращаются лимиты численности сотрудников. Однако зададимся вопросом: являются ли министерства причиной возникновения иерархической структуры управления экономикой и неестественной, опосредованной центральными органами структуры национального рынка? Ответ однозначен — нет! На мой взгляд, снижение численности персонала министерств и сокращение их общего количества не снизит, а повысит степень централизма в иерархии управления, усугубит информационные проблемы и не приведет к формированию более благоприятного институционального климата в экономике, поскольку названные меры не меняют статус министерств как органов правительства, являющихся одновременно крупнейшими и наиболее влиятельными производящими и торгующими организациями. Доказательством могут служить безуспешность кампании по укрупнению сельскохозяйственных предприятий, отсутствие реальных сдвигов в решении продовольственной проблемы после формирования Агропрома и т.д.

Пакет законодательных мероприятий, составляющих основу экономической реформы, практически не затронул министерства, сосредоточившие в своих руках львиную долю производственного потенциала страны. Закон о предприятии на деле апеллирует к практически не существующему в СССР сектору самостоятельных государственных предприятий. Закон о кооперации также имеет дело, скорее, с потенциями, нежели с реалиями. В руках министерств остались важнейшие рычаги осуществления монопольной экономической власти: механизмы планирования, ценообразования, перераспределения прибыли. Действие этих рычагов предопределяет исход экономического соревнования предприятий с министерствами, подрывая основы экономической реформы.

Эффективная конкуренция в условиях всеобщего дефицита, порожденного иерархической организацией экономики, возможна лишь между самими министерствами, имеющими высокий уровень самообеспеченности. Отдельные предприятия в настоящее время не в состоянии конкурировать, так как в стране не созданы еще эффективный оптовый рынок и рынок капитала. Напротив, практически каждое министерство, по сути, превратилось в диверсифицированный межотраслевой конгломерат, способный развиваться на собственной основе.

Отказ от натурального планирования и переход министерств на самофинансирование приведет к дальнейшему размыванию структуры их товарной продукции и к взаимному пересечению „сфер влияния". Само по себе деление хозяйства на изолированные „отрасли" анахронично и его следует преодолеть как можно скорее. Конкуренция между нынешними министерствами создаст избыточность, необходимую для уничтожения всеобщего дефицита. Лишение министерств статуса правительственных органов, преобразование их в государственные производственные объединения или государственные корпорации, сделает их нормативы и правила внутрифирменными, необязательными для других предприятий. Из субъекта, наблюдающего за выполнением Закона о предприятии и регулирующего условия его конкретной реализации, министерство должно превратиться в объект действий этого закона, равноправный со всеми другими хозяйственными организациями. Это подстегнет здоровую конкуренцию, особенно в области качества продукции и уровня обслуживания потребителей и приведет к общему оздоровлению структуры экономики (рис.1).

Рис.1. Преобразование отраслевых министерств в государственные корпорации.

Противостояние, формирование баланса сил крупнейших хозяйственных организаций создадут благоприятные условия для развития мелких и средних предприятий — государственных, кооперативных, индивидуальных, смешанных и т.д. В настоящее время министерства неохотно идут на сотрудничество с независимыми предприятиями. Усиление же конкуренции между министерствами за потребителя создаст стимулы для поиска экономических союзников, для углубления кооперирования производства.

Общее регулирование экономического процесса в условиях вывода хозяйственных органов из государственного аппарата может быть возложено на немногочисленные министерства нового типа, которые можно создать на базе некоторых ныне действующих Госкомитетов и Бюро при Совете Министров СССР. Так, вполне можно представить Министерство технологии на базе ГКНТ, Министерство энергетики на базе Бюро по топливно-энергетическому комплексу, Министерство промышенности на базе Бюро по машиностроению и т.д. Важнейшими рычагами проведения государственной экономической политики останутся Министерство финансов и банки.

Натуральное планирование следует полностью исключить из сферы государственного планирования, заменив „натуральный оброк" денежным, т.е. выплатой налогов, государственные заказы должны быть прерогативой новых министерств, став в полном смысле слова заказами государства — идет ли речь о военной технике или о поставках медицинского оборудования.

Таким образом, необходимо организационно отделить государство от экономики, „освободить" их друг от друга и создать условия для их эффективного взаимодействия в новой организационной среде, для которой будут характерны четкое разделение функций, ясное понимание прав и обязанностей различных организаций. Только организационное размежевание государственного аппарата и системы управления экономикой может переместить предприятие в центр экономической жизни общества. Подобный качественный сдвиг, не разрушая насильственно старую, исторически сложившуюся хозяйственную структуру, создаст необходимые условия для синтеза более динамичного и высокоразвитого хозяйственного организма, что и является конечной целью перестройки.

4. Без кредита нет экономического развития. Условием крупномасштабных инвестиций путем денежной и кредитной эмиссии является наличие эффективного национального экономического плана (Национальное планирование — императив// «Эксперт», 2001).

В последние три года [1998-2001 – И.Л.] Россия потерпела ряд сокрушительных поражений. Экономический разгром, нанесенный псевдолиберальной идеологией, сопровождался развалом федеративной системы и военным поражением в Чечне. Своими действиями в Югославии НАТО вбило последний гвоздь в гроб «нового мышления», которое явно или неявно находилось в основе российской международной политики. Абсолютно все контрагенты достаточно ясно продемонстрировали, что у России нет оснований ждать серьезных уступок или шагов навстречу.

Россиянам пора понять, что миром правит не либеральная идеология, а национальный интерес. Нужно, наконец, избавиться от необоснованной убежденности в «непотопляемости» России, убежденности в том, что независимо от степени неэффективности руководства, РФ продолжит свое существование в качестве одной из ведущих мировых держав. Уходящий XX век уже доказал, что крах великих империй возможен даже при отсутствии внешней угрозы. Если Россия не сделает выводов из своих недавних поражений, их сделает история.

Первое, что требует немедленного изменения, — экономическая политика. Российские «капиталисты» показали, что они никакие не капиталисты: они не накапливают, а растаскивают и уничтожают национальный капитал. Если не заткнуть течи в корпусе российской экономики, то никакие иные меры не помогут — русский «Титаник» пойдет ко дну. Политика МВФ абсолютно контрпродуктивна для России: ссужая деньги российскому правительству, которое тратит их на покрытие бюджетных расходов, МВФ удушает свободное предпринимательство в стране. Истратив заемные деньги и пытаясь расплатиться с кредиторами, российское правительство вынуждено повышать налоги и иные сборы, тем самым создавая неприемлемые условия для развития бизнеса в стране.

Абсолютно утрачен вектор экономического развития: отдельные инвестиционные проекты никак не согласованы между собой, они не создают нового качества экономики. Каждый тянет одеяло на себя, в результате не хватает никому.

В развитии российской экономики существуют фундаментальные императивы. Практически вся нынешняя промышленная и общеэкономическая инфраструктура была создана в очень короткие сроки, в конце 50-х—начале 60-х годов. У производственных мощностей есть определенный срок жизни — 25-30 лет. В 90-х годах вся эта махина приходит (а большая часть уже пришла) в негодность и требует замены. Никакие частные инвестиции не способны выполнить эту задачу, потому что не родился еще частный инвестор, который согласился бы на 3-5-процентную отдачу на капитал. Инфраструктура — это дело государства, и ее развитие во всем мире финансируется государством. Финансирование восстановления национальной общеэкономической инфраструктуры может быть осуществлено только за счет внутренних ресурсов. В мире нет таких пулов свободного капитала, которые могли бы оплатить экономическое возрождение России. Богатство России может умножать только сама Россия.

Возникает вопрос: где же взять эти колоссальные деньги в стране, находящейся под угрозой всеобъемлющего дефолта по внешним долгам? Если продолжать псевдолиберальный экономический мазохизм, то, действительно, спасения нет. Если же возобновить на новой основе общенациональное планирование, то беспрецедентные ресурсы выявятся в самой России. Проблема денежной эмиссии непосредственно связана с проблемой планирования. Деньги должны эмитироваться. Наивный испуг перед страшным словом «эмиссия» непонятен. Деньги — это долговые обязательства государства. Государство может и должно выпускать деньги для обеспечения экономических транзакций и для осуществления своей экономической политики. Тут и заключена главная проблема. Если нет экономической политики, тогда, действительно, эмиссия опасна и ведет к инфляции. И тогда она аналогична любому другому заимствованию. Если кредит используется для оплаты текущих расходов, «проедается», если нет разумного бизнес-плана, естественно, такой кредит опасен. Однако без кредита нет экономического развития.

Условием крупномасштабных инвестиций путем денежной и кредитной эмиссии является наличие эффективного национального экономического плана. Выступать сегодня против планирования — это современный экономический луддизм (были такие активисты в Англии времен промышленной революции, которые верили, что все общественное зло — в машинах). Планирование — самая эффективная экономическая машина современности, и нет альтернативы общенациональному планированию. Причем в отличие от тридцатых годов должно планироваться развитие не только государственного, но и частного сектора. Государство должно создать каналы для широкого распространения прогрессивной технологии и оборудования среди частных фирм. Путем продуманной кредитной эмиссии государство должно снизить стоимость кредита в жилищном и промышленном строительстве. Экономика — это не железный механизм, это люди. Поэтому экономическая политика неотделима от общественной морали. В основе экономической политики должна лежать социальная ответственность. Люди, занятые на крупных социалистических заводах, ставших в современных условиях неэффективными, не должны страдать из-за этой неэффективности. Должны быть разработаны реалистичные программы санации, перепрофилирования, модернизации или разукрупнения таковых предприятий. Именно тотальная модернизация должна стать новой национальной идеологией.