Неосуществимые инновации

В политической риторике прочно укрепились понятия «модернизации» Медведева и «новой индустриализации» Путина. Правда, и та, и другая идея на пути реализации встречают сильное сопротивление структуры российской экономики. Евгений Гонтмахер, руководитель Центра социальной политики Института экономики РАН, настаивает на том, что первая индустриализация в России была успешной потому, что имела под собой человеческий ресурс. Рабочие набирались из деревень и расширяли города с высокой концентрацией производств. Сегодня, по мнению экономиста, страна не обладает таким трудовым капиталом.

«Создается новое рабочее место инвестором – нет людей, которые готовы на нем работать, в силу образования, состояния здоровья и просто мотивации: людям достаточно получать маленькую зарплату, но работать в полсилы, как было в Советском союзе – я делаю вид, что вам плачу, а вы делаете вид, что работаете. Поэтому первое, с чего нужно начинать – это глубокая реформа образования и здравоохранения».

С этим утверждением поспорил лидер партии ЛДПР Владимир Жириновский, который объяснил скорее структуру российской политики, нежели экономики: «когда мы говорим о проблемах экономики – в России первична политика. Это плохо, но это суть государства. Его нельзя поломать, потому что это наше единственное государство. У нас нет партнера, который бы рядом сделал что-то другое». В частности, преобладание политики над экономикой также как и в СССР принуждает создавать большое количество низкооплачиваемых рабочих мест с низкой производительностью труда, повышать социальные льготы и пенсии и в целом следовать вектору социального государства.

«Куда мы направили деньги? На оборонку. Почему? Потому что горит Сирия, за ней возгорится Иран, – говорит Владимир Жириновский. – Поэтому в России политическое всегда стояло выше экономики. Почему у нас политическое выше и мы никогда не можем довести до ума экономику ни в царской России, ни в советское время, ни сегодня? Потому что мы одиноки. Западная Европа объединена, они обмениваются опытом, у них общее поле для обмена капитала. Мы с кем будем соединяться или кого считать своим партнером?»

На сегодняшний день глобальный спрос на российское сырье составляет порядка $300 млрд в год, а на знания, которые экспортируются в виде технологий, приходится не более $10 млрд, причем половина из этих технологий отправляется за рубеж в качестве оружия. Для того, чтобы осуществить структурный сдвиг в российской экономике, нужно кардинально увеличить спрос на инновационные знания, хотя бы до $50 млрд, то есть в пять раз. Об этом говорит российский экономист Оксана Дмитриева. «Для этого мы должны иметь в виду государство, потому что инерция рынка дает такую картину – ничего здесь не меняется на протяжении уже многих лет. Это мы можем сделать как за счет перераспределения бюджетных средств, так и за счет налогов, и в частности налогового стимулирования», – считает Оксана Дмитриева.

По ее словам, начиная с 2008 года, в правительстве пошли активные разговоры по поводу стимулирования инноваций, налоговых льгот и структурной перестройки. Но все льготы предоставлялись крупным монополиям и сырьевому бизнесу по разным направлениям и составляли ежегодно около $200 млрд. На долю инновационного бизнеса приходилось не более $5 млрд, которыми сам бизнес не спешил воспользоваться. «По налогам на фоне пятилетних заявлений об осуществлении структурного сдвига для инновационных отраслей мы не сделали ровным счетом ничего, – говорит Оксана Дмитриева, – а делали вещи прямо противоположные. Хотя самое простое – это налоговое стимулирование. Его легко сделать, поскольку не нужно ничего регулировать».

С этой позицией в своем выступлении также не согласился Жириновский: «давайте откажемся от сырья, будем развивать машиностроение. Но сырье-то у нас покапают, а машиностроение нам трудно сделать конкурентоспособным». Правда, политик, ориентированный на экспорт, не учитывает другой путь поднятия промышленности и проведения новой индустриализации. Это увеличение внутреннего спроса на отечественную продукцию. Государственный заказ может обеспечить формирование и расширение платежеспособного спроса, а также регулирование цен – с помощью него легко подавлять рост цен в ряде секторов. Помимо этого он может обеспечить контроль качества и загрузку для высокотехнологичных отраслей.

Но в России такой инструмент, как госзаказ – следствие высочайшего уровня коррупции вместо обеспечения платежеспособного спроса. Из-за коррумпированности госзаказа происходит его сжатие. «Весь мультипликтор сужается – все работает с гораздо меньшей загрузкой. Он не стимулирует конкуренцию, а подавляет. Вместо того чтобы держать цену на низком уровне – стимулируется рост стоимости и более высокие цены», – говорит Оксана Дмитриева. Поэтому проблема не только в отсутствии человеческих ресурсов и скудном человеческом капитале, но и в высоком уровне коррупции.

Еще одной преградой для развития инноваций является российское законодательство. «Парадокс заключается в следующем: что такое инновации мы интуитивно с вами знаем, – говорит Оксана Дмитриева. – И под инновациями мы подразумеваем технические новации, новые продукты, овеществленное знание». Но совсем не так обстоят дела в правительстве, которое в конце прошлого созыва ввело следующее определение инноваций в закон «О науке и научно-технической политике»: инновации – это то, что нужно стимулировать.

«Это введенный в употребление новый или значительно улучшенный продукт, товар или новый метод продаж или новый метод деловой практики, организация рабочих мест или организация внешних связей». Согласно этому определению любой новый диск является инновацией, любая хитрая схема ухода от налога – уже инновация. При таком законодательстве создание системы стимулирования представляется невыполнимой задачей, а инновации – неосуществимыми.