Государственно-олигархический капитализм России. В чем особенности модели?

Призрак бродит по миру – призрак капитализма. Именно так, перефразировав знаменитое высказывание Карла Марка и Фридриха Энгельса, можно начать философские рассуждения об особенностях распределительной модели рыночной экономики в России. Наверное, бессмысленно говорить о значении и роли капиталистического уклада экономики, ставшим практически безальтернативной формой хозяйствования в современном мире. Однако вопрос о том, в каком виде он существует в той или иной стране и какими отличительными чертами характеризуется, остается открытым и дает возможность экспериментировать в поисках ответа на него.

На наш взгляд, есть все основания предполагать, что в настоящее время распределительная модель рыночной экономики повсеместно трансформируется. Отдельные детали этой модели в России предстоит выяснить в данной статье, в которой рассматривается зависимость валового внутреннего продукта (ВВП) не только от традиционных макрофакторов – труда и капитала, но и от различных институциональных параметров, а также исследуется сложившийся в национальной экономике тип (модель) распределения созданного макропродукта. По сути, речь идет о возможном неправомерном перераспределении дохода между тремя группами экономических субъектов – наемными работниками (труд), инвесторами (капитал) и государственными чиновниками (институты). Идентификация распределительной модели страны позволит понять отношения между пролетариатом, капиталистами и регулятором в лице государства, которые складываются в результате совместной работы рынков труда, капитала и институтов.

Классификация распределительных моделей экономики

В основу классификации распределительных моделей положены возможные режимы распределения созданного в экономике дохода в зависимости от степени искажения равновесных цен трех макрофакторов (труда, капитала и институтов). Поясним, что имеется в виду.

Согласно методике искажения факторных цен, разработанной сотрудниками Центра макроэкономических исследований Финансового университета при Правительстве РФ, показатель совокупного дохода представляет собой результат суммирования платы за труд наемных работников (фонд оплаты труда), инвесторов (масса чистой прибыли) и государственных чиновников (сумма собранных налогов).

Подчеркнем, что в рассмотренной схеме государство, изымающее часть созданной добавленной стоимости в форме налогов, осуществляет отнюдь небезосновательное фискальное изъятие, а вполне справедливо получает цену за свою «работу», которая состоит в обеспечении чиновниками нормального функционирования всей системы институтов. Именно за поддержание государством институциональной среды в нормальном состоянии предприниматели и работники делятся с ним своими доходами.

Предположим, что существуют некие равновесные показатели цен макрофакторов – труда, капитала и институтов. Тогда можно определить коэффициенты их искажения, представляющие собой отклонения фактических показателей от их равновесных оценок и на их основе составить классификацию распределительных моделей экономики (табл. 1).

Таблица 1. Распределительные модели экономики.

Положительный знак коэффициента искажения цен означает, что данный фактор переплачивается, т.е. получает доход больший, чем его предельная производительность; при отрицательном знаке можно говорить о недоплате фактора. Среди шести режимов распределения дохода можно особо выделить три «чистые» модели, в которых один из факторов «паразитирует» на двух других. Если таковым фактором выступает труд, то такую модель можно называть трудовой или пролетарской, если капитал, то речь идет об олигархической модели развития, а если государство, то мы имеем дело с бюрократической моделью присвоения созданного продукта. Три других режима распределения дохода представляют собой союз двух факторов против третьего, который подвергается эксплуатации. В случае распространения государственно-олигархической модели наблюдается некий тандем чиновников и инвесторов против наемных работников, не исключающий, однако, наличия взаимной конкуренции внутри этого объединения. В антиолигархической модели «угнетенным» оказывается класс инвесторов, когда государство, создавая благоприятные условия для наемных работников, фактически перераспределяет доход инвесторов между собой и «рабочим» классом. Наиболее демократичной оказывается антибюрократическая модель, при которой государство фактически функционирует в интересах инвесторов и наемных работников, недополучая доход за свою деятельность.

Количественная оценка коэффициентов искажения равновесных цен позволяет не только на качественном уровне идентифицировать распределительную модель развития национальной экономики, но и определить степень ее выраженности и сформированости. Дело в том, что эти коэффициенты отражают степень напряжения в экономической системе и тем самым могут выступать в качестве индикаторов остроты классовой борьбы, где в качестве противоборствующих групп выступают инвесторы, наемные работники и чиновники.

Проблема объективной оценки эффективности институтов

В настоящее время как в России, так и за рубежом существуют различные методики оценивания качества институтов. Они имеют как свои преимущества, так и недостатки. Остановимся на некоторых из них.

Анализ российской практики оценки эффективности институтов показывает, что к настоящему времени в этом направлении проделана значительная работа, которая еще не завершена и активно продолжается: разработаны и апробированы методологические разработки, формируется база данных соответствующих показателей. Имеющаяся у правительства информация позволяет строить рейтинги регионов и на их основе не только проводить оперативный анализ, но и отслеживать изменения исследуемых явлений во времени. Однако используемые в России инструменты пока далеки от совершенства.

Во-первых, вся имеющаяся у правительственных органов информация нацелена на проведение «внутренней» диагностики и практически не позволяет проводить «внешние» сопоставления. Это приводит к тому, что оценить положение России в мировом сообществе правительственные органы могут, только используя данные международных измерителей, о которых мы скажем чуть позже. В этом случае возникают другие проблемы, не в последнюю очередь связанные с тем, насколько этим оценкам можно доверять и ориентироваться на них в своей деятельности.

Во-вторых, в силу того, что в основу всей управленческой работы в Российской Федерации заложен принцип целеполагания, основным фактором при проведении оценки эффективности функционирования институтов является достижение неких целевых показателей, предусмотренных государственными программами развития. Вся институциональная среда представляется раздробленной на отдельные сегменты, в которых проводятся различные замеры эффективности функционирования. В тоже время в российской практике отсутствует аналитическая и методическая основа, позволяющая свернуть все эти частные показатели в некий интегральный индикатор, дающий обобщающую характеристику качества развития российских институтов.

В-третьих, отсутствие единого интегрального показателя не позволяет оценить вклад институциональной среды в динамику экономического роста.

Анализ зарубежных измерительных инструментов показывает, что на сегодняшний день существует достаточно большое количество различных индикаторов (рейтингов, индексов, методик), с помощью которых можно диагностировать состояние институциональной среды в разных странах мира. При этом одно и тоже явление можно оценить несколькими инструментами, выбрав наиболее подходящий для целей проводимой оценки. Однако такое большое количество предлагаемых методик порождает и определенные проблемы. Насколько качественны зарубежные измерители, адекватно ли оценивается место России в мировом сообществе, отражают ли они ключевые проблемы институционального строительства в разных странах? Ответы на эти вопросы определяют возможность использования предлагаемых методик в качестве оценочных инструментов и ориентиров.

Одним из самых слабых мест проанализированных рейтингов, на наш взгляд, является их идеологическая составляющая. Принципы демократии, заложенные в основу построения любого западного оценочного инструмента, безапелляционно рассматриваются как первопричина всех экономических преобразований. По мнению разработчиков рейтингов, свобода (в любых ее проявлениях) является первостепенной по отношению к экономическому развитию.

Сегодня существуют и теоретические разработки, и практические доказательства, подвергающие такой подход сомнению. Например, итальянский политолог-теоретик Данило Дзоло рассматривает демократию как некий механизм равновесия двух полярных сторон: свободы и безопасности, подчеркивая, что узкая трактовка демократии как специфической формы проведения выборов, представительного правления и организации институтов власти (как это делается практически во всех рейтингах), уже не отражает всей глубины данного понятия. Тезисы, заложенные в работах Д.Дзоло, подтверждаются примерами успешного экономического развития стран, совершивших в последние десятилетия резкий рывок вперед (Китай, Сингапур, Южная Корея, Турция и т.п.). Все это позволяет отследить иную закономерность институционального развития: на первоначальном этапе именно жесткость институтов (их безопасность, стабильность) позволяет совершить прорыв вперед; в долгосрочном же периоде для эффективной работы институты должны обладать определенной гибкостью (свободой), позволяющей им реагировать на происходящие изменения. Более того, такой путь все чаще рассматривается как основа эволюционного развития общества в целом.

Однако этот подход явно противоречит идеологии оценки эффективности институтов, заложенной в западных рейтингах, когда именно свобода оценивается как источник всех благ на Земле, что позволяет навязывать определенное мировоззрение всему мировому сообществу. К чему приводят попытки изменить существующую последовательность эволюционного развития путем такого «навязывания» идеологии свободы странам, не достигшим определенного уровня развития общества, и к каким последствиям это может привести (революционные перевороты, национальные конфликты и т.п.) можно увидеть на примере Украины и стран Ближнего Востока.

Другой ключевой проблемой западных оценочных индикаторов является влияние субъективного фактора: почти все они опираются на широкое использование экспертных оценок, варьируется только доля этих оценок – где-то она составляет почти 100%, где-то этот показатель уменьшается за счет количественных показателей, основанных на статистических данных. При этом может вызывать сомнение и сам состав экспертов: их количество и компетентность в отношении оцениваемой страны. Достаточно привести следующие примеры, чтобы продемонстрировать данное утверждение.

В основе построения индекса трансформации Фонда Бартельсманна, анализирующего трансформационные процессы, политику развития и уровень демократии в разных странах мира и оценивающего результативность и эффективность осуществления руководством страны политических и экономических реформ, лежит экспертный опрос всего лишь двух специалистов: одного – представителя конкретной страны, второго – внешнего эксперта.

Другим примером являются рейтинги американской неправительственной организации «Freedom House», деятельность которой вызывает немало вопросов в российских кругах. Одним из экспертов по России является вице-президент компании по исследованиям Арч Паддингтон. Он является автором нескольких книг, среди которых «Ошибка утопии: методы принуждения в коммунистическом обществе» и «Транслируя свободу: триумф радио Свобода/Свободная Европа в холодной войне». Кроме того, широко известны его высказывания в адрес политики Путина, которого аналитик обвиняет в попытке «расширить зону своего влияния далеко за пределы своей периферии», особенно в страны постсоветского пространства (Молдова, Армения, Казахстан, а до недавнего времени и Украина с Белоруссией) и Восточной Европы, тем самым «разлагая общество» в этих странах, открыто угрожая и запугивая их. При этом напомним, что этот человек является экспертом по России, задачей которого является предоставление объективной аналитической информации о стране.

Неудивительно, что при таком подходе и в рейтингах «Freedom House», и по оценкам фонда Бартельсманна Россия демонстрирует поразительные «антиуспехи», уверенно находясь в числе отстающих стран.

Однако такое положение России характерно не только для указанных рейтинговых продуктов. Во многих западных рейтингах Россия находится в числе явных аутсайдеров, конкурируя по уровню развития институтов с таким африканским государством, как Бурунди (например, в Индексе демократии и Индексе экономической свободы). Насколько правдоподобно такое сопоставление, не сложно заметить, проведя небольшой сравнительный анализ этих стран (табл. 2).

Таблица 2 – Сравнительная характеристика России и Бурунди

Очевидно, что даже при таком поверхностном взгляде уровень развития двух стран достаточно слабо сопоставим. Например, в «Обзорном докладе о модернизации в мире и Китае (2001-2010)» Россия китайскими исследователями отнесена к группе среднеразвитых стран с уровнем развития выше среднего, в то время как Бурунди в рассматриваемый период входила в число 12 стран мира, которые еще даже не включились в процесс модернизации, находясь на уровне традиционного аграрного общества.

Китайский рейтинг модернизации стран мира вообще заслуживает отдельного комментария, поскольку вопреки западным измерительным инструментам оценивает развитие России достаточно высоко. Тоже самое можно сказать и о нашумевшем рейтинге легкости ведения бизнеса «Doing Business», продвижение в котором является государственной задачей, официально закрепленной в нормативно-правовых документах – к 2018 году планируется достичь 20 место в указанном рейтинге. Определенный успех уже достигнут: в обновленном рейтинге «Doing Business 2016» Россия находится на 51 месте среди 189 стран.

Таким образом, можно сделать вывод, что несмотря на широкое разнообразие инструментов оценивания качества институтов, ни один подход не позволяет выйти на объективную интегральную оценку изучаемых процессов.

Сотрудниками Финансового университета при Правительстве РФ при решении данной проблемы было предложено пойти по пути построения упрощенного, но максимально выразительного индикатора, который способен хотя бы в какой-то степени служить мерилом институциональной эффективности. В основу его построения был положен тезис лауреата Нобелевской премии по экономике Дугласа Норта о том, что все институты обладают диалектическим свойством: с одной стороны, они обеспечивают стабильность общественной жизни, с другой – позволяют адаптироваться к меняющимся обстоятельствам за счет собственной изменчивости. Важным дополнением к этому тезису служит упомянутый ранее взгляд Д.Дзоло на демократию, которую он трактует как политический институт, обеспечивающий компромисс (равновесие) между безопасностью и свободой личности. Тем самым каждый институт выполняет две противоречивые задачи: формирует базовые гарантии (условия) жизни человека и предоставляет возможности для улучшения этих условий.

Для конкретизации данного положения и оцифровки качества институтов было предложено воспользоваться показателем ожидаемой продолжительности жизни в качестве параметра, отражающего базовые достижения государства и предоставляемые им гарантии своему населению, и индексом Джини в качестве параметра, отражающего возможности людей развиваться в направлении наращивания своего благосостояния. Тогда интегральный индекс качества институтов можно представить как произведение этих двух частных показателей.

В таком виде индекс учитывает оба свойства институтов и позволяет избежать односторонних оценок. Подобный подход не противоречит сложившейся практике оценки качества институтов, которая предусматривает простое агрегирование и усреднение неоднородных институциональных индексов. По всей видимости, главным критерием работоспособности введенного институционального агрегата выступает возможность встроить его в общую макроэкономическую эконометрическую зависимость, статистические параметры которой были бы удовлетворительными.

Специфика распределительной модели российской экономики

Для уяснения особенностей распределительной модели российской экономики авторами исследования была построена производственно-институциональная функция зависимости совокупного дохода от трех макрофакторов: труда, капитала и институтов, по которой были рассчитаны частные показатели искажения равновесных факторных цен (табл.3).

Таблица 3. Искажение равновесных факторных цен в России.

О чем они могут сказать полученные результаты?

Во-первых, в России довольно четко обозначено противостояние труда и капитала, в котором капитал взял безоговорочный верх. В среднем недоплата по линии заработков наемных работников составляет 96%, тогда как по линии прибыли доходы инвесторов завышены почти на 81%. Данные цифры показывают масштаб перекосов в распределительной модели страны, который близится к кратным величинам.

Во-вторых, на исследуемом временном интервале государство играло неоднозначную роль. Так, до 2004 года включительно государство недополучало доход, тогда как с 2005 года наметился новый период, когда чиновники отыграли свои позиции и начали присваивать избыточный доход. Все это позволяет констатировать, что до 2004 г. в России действовала классическая олигархическая модель распределения создаваемого в стране дохода, а с 2005 г. данная модель модифицировалась и приняла форму государственно-олигархического капитализма. С этого момента возник своеобразный союз чиновников и инвесторов против наемных работников. Можно сказать, что в настоящее время в России наемный труд находится под двойным гнетом – со стороны бюрократии и владельцев капитала. Вместе с тем следует иметь в виду и то обстоятельство, что необъявленный «сговор» капитала и бюрократии имеет оборотную сторону в форме их взаимной конкуренции за перераспределяемый доход.

В-третьих, можно констатировать, что давление со стороны государства в России пока не слишком тяжелое. В среднем искажение равновесных цен на услуги государства по поддержанию жизнеобеспечивающих институтов составляет 10%, что находится в зоне допустимых значений. Если же учесть, что проведенные расчеты не учитывают передачу подоходного налога государству и обратные бюджетные трансферты на социальные нужды населения, которые в значительной мере друг друга погашают, то существующие искажения в пользу государственной машины можно признать действительно умеренными.

В-четвертых, проведенные расчеты показывают, что степень неравновесности российской экономики со временем уменьшалась, сократившись с 1993 по 2013 гг. в 1,7 раза. Данное обстоятельство косвенно свидетельствует об уменьшении социального напряжения в стране. В этом контексте можно говорить об определенной институциональной и социально-экономической стабилизации ситуации и о смягчении распределительной модели российской экономики.

Давайте сопоставим сделанные выводы с реалиями, имевшими место в нашей стране в рассматриваемый период времени.

Многие помнят, что период 90-х годов характеризовался такой моделью «олигархического капитализма», для которого была свойственна высокая степень концентрации производства и капитала в руках «буржуазии», сопряженная с обнищанием «рабочего класса» и гипертрофированностью функций государства в области контроля за экономикой, перераспределения ресурсов и государственной собственности. Это период, когда в стране активно формировался «класс капиталистов». Однако его «мгновенное» формирование зачастую происходило не столько в процессе эффективного развития производства, сколько путем перераспределения государственной собственности, включая общенациональный доход, в пользу зарождавшихся капиталистов. Достаточно вспомнить, сколько будущих российских миллиардеров появилось в результате успешно проведенной кампании по приватизации государственного имущества. Высокая степень коррупции, клановость, низкая эффективность экономики – все это характеризует эпоху «ельцинского» капитализма. И несмотря на то, что роль государства в этот период неоспорима, большая часть его деятельности была направлена, скорее, на удовлетворение потребностей буржуазии, чем на выполнение своих непосредственных функций, связанных, в том числе, и с разумным перераспределением доходов и богатства. Приведенная выше характеристика эпохи 90-х нашла свое отражение в произведенных расчетах: на протяжении всего этого периода наблюдается ярко выраженная переплата фактора «капитал» при недополучении дохода государством и фактически беспринципным обиранием населения, следствием которого и являлось его обнищание. В таблице 3 это выражается отрицательными значениями показателей искажения факторов труда и институтов.

Интересны показатели 1999-2000 гг. (табл.3). Нетрудно заметить, что на этот период приходятся максимальные значения отклонений практически по всем факторам (исключая институты): искажение цен по труду составило      -39,3% и -145,9%, по институтам – -19,4% и -7,8%, тогда как переплата капиталу достигла 85,4% и 84,7% соответственно. Очевидно, что такая расстановка сил связана с кризисом 1998 года, когда произошел резкий обвал бюджетной и кредитно-денежной системы России и усилились перераспределительные процессы в экономике.

Приход в 2000 г. к власти В.В.Путина фактически ознаменовал борьбу за управляемость страной и построение вертикали власти, которая должна была гарантировать политическую стабильность, почти полностью утраченную к концу правления Е.Б.Ельцина. Начиная с этого момента, происходит усиление позиций государства и постепенное перераспределение дохода в сторону государства. Отчасти этот процесс связан с традиционным сращиванием олигархии и бюрократии в единую социальную группу, консолидирующую в своих руках власть и богатство. Последующие политические рокировки, когда В.В.Путин становился премьер-министром, а Д.А.Медведев – президентом страны с последующей очередной перестановкой, преследовали ту же цель – обеспечение политической стабильности. Подобные действия достаточно обоснованы и во многом обусловлены необходимостью проведения реформ, направленных на усиление институциональной стабильности с последующим подтягиванием институциональных свобод.

Положительный эффект таких действий можно наблюдать в том числе и на России. Несмотря на аргументы, которые можно привести в противовес нижеследующему утверждению, остается неоспоримым фактом как экономический рост, так и рост благосостояния населения страны в период до конца 2014 года. Покупались квартиры, машины, росло общее потребление населением товаров и услуг, увеличивалось число поездок за рубеж. Все это происходило на фоне как изменения самой структуры распределения доходов, так и увеличения бюджетных трансфертов на социальные нужды населения со стороны государства.

Примером противоположного пути развития, связанного с опережающим усилением свобод в противовес стабильности, служит Украина. Политический кризис, разразившийся там в 2014 г., свидетельствует о том, что достигнутая ею политическая свобода оказалась чрезмерной на фоне не слишком высокой эффективности экономических и социальных институтов и ввергла страну в состояние политической турбулентности и нестабильности.

Таким образом, можно констатировать, что полученные в Финансовом университете результаты помогают глубже понять процессы, имевшие место в российской экономике в последние 25 лет. Они показывают неоднородность происходивших изменений, демонстрируя, как минимум, два периода в развитии российского капитализма: олигархического и государственно-олигархического. Сменяемость этих моделей говорит, скорее всего, о том, что процесс капитализации российской экономики еще не завершен и в дальнейшем можно ожидать очередной волны трансформации построенной модели.

Вместо послесловия…

На первый взгляд проведенные расчеты могут показаться обескураживающими, выпячивающими антинародный характер построенной в России модели капитализма. Однако модельные расчеты показывают, что для ускорения экономического роста системе необходим определенный уровень напряжения, возникающий в результате отклонения от равновесных факторных цен, что придает динамичность самой социально-экономической системе и служит источником ее развития.

Кроме того, после развала СССР наша страна встала на путь развития олигархического капитализма, характерного, в частности, для британской экономики эпохи первоначального накопления капитала. Как было отмечено выше, этот путь был сопряжён с достаточно серьезными социальными потрясениями. Например, в той же Великобритании, несмотря на достаточно мирный (по сравнению с Францией) переход от феодализма к капитализму, его развитие сопровождалось массовым выселением людей из страны, связанным с развитием колониальной эпохи, усилением эксплуатации и обнищанием широких масс населения. Очевидно, что для России, в которой было сильно социалистическое наследие, такой путь оказался неприемлемым, что и внесло необходимость внесения серьезных корректировок в выстраиваемую модель капитализма. Возможно, сложившаяся система государственно-олигархического капитализма оказалась наиболее приемлемым вариантом развития российской экономики. Однако в длительной перспективе Россия, скорее всего, снова скатится к классической олигархической модели капитализма. Это лишь вопрос времени. При удачном стечении обстоятельств на это потребуется 10-15 лет.

Статья подготовлена при финансовой поддержке Российского фонда фундаментальных исследований (проект №14-06-00262а).