Философские письма В.И.Толстого: кому и зачем нужно «кошмарить» музеи?

Формирование национальной идеи начинается с поиска собственной идентичности народа, с осознания главных духовных ценностей, с особого отношения к своей исторической миссии. Памятники культуры - живые свидетели национальной судьбы, они говорят языком живописи, скульптуры, поэзии, прозы. По мнению немецкого философа Георга Зиммеля, жизнь идет вперед, создавая и разрушая взлелеянные цивилизацией объекты. Находясь перманентно в состоянии конфликта с культурой, она неизменно порождает сегодняшний день и стремится к завтрашнему. И всегда на грани временных отрезков человек, являющийся источником творчества, в котором вчера и сегодня сплавляются в единый порыв или, говоря языком Цветаевой, в «прорыв» в будущее.

Таков Владимир Ильич Толстой - хранитель и модернизатор одного из основных русских достояний - музея «Ясная Поляна», человек с очень живыми и умными глазами, соединяющий прошлое и настоящее. Сегодня он, потомок великого русского писателя, делает практически невозможное. Пытается закапсулировать время, довести его до состояния застывшего янтаря, в гранях которого отражался бы весь XIX век. Никольское-Вяземское, Крапивна, Мансурово, Пирогово, музей-усадьба «Ясная Поляна» - крупные жемчужины в колье исторических памятников России. О них болит его сердце, для них он готов пожертвовать многим. Мы долго беседовали с ним в его кабинете, говорили о политике, о культуре, о планах, наконец, о новых возможностях. Скорее так. Говорил он. Я слушала. Когда расшифровала записи, поняла, что получилось не интервью, а письма. Философические письма о судьбе созидательного человека в России. В этих произнесенных строчках столько чаадаевской горечи и любви, что они выплескиваются из обыденного формата «интервью», заставляя думать, сострадать и, конечно, действовать.

Итак...

 

Письмо первое. О новом законе, касающемся бюджетных организаций

 

Н.Ч. Владимир Ильич, спасибо за то, что нашли время, чтобы рассказать нашим читателям о событиях, происходящих вокруг музейного комплекса страны. Сегодня управлять музеем - значит вести корабль в шторм. Вы застали переходный период - изменилось правовое положение бюджетных учреждений. Недавний закон "О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации в связи с совершенствованием правового положения государственных (муниципальных) учреждений", принятый Госдумой 23 апреля 2010 года и подписанный Президентом РФ 8 мая 2010 года, детерминирует жизнедеятельность сразу 328 тысяч бюджетных учреждений - школ, вузов, музеев, библиотек, детских садов, больниц и поликлиник. Естественно, эти нововведения затрагивают и музей-усадьбу «Ясная Поляна». Как они отразятся на текущей ситуации?

 

В.Т. Действительно, данный закон уже вступил в силу. По сути, он делит все организации, получающие государственное финансирование, на три части.

Во-первых, это казенные учреждения, которые будут финансироваться строго по схеме. Естественно, никакой деятельностью, приносящей доход, они заниматься не смогут. Если же подобная деятельность для них неизбежна, то все доходы будут поступать прямо в казну.

Во-вторых, это автономные учреждения.

В третьих, это бюджетные учреждения нового типа, вернее, их так раньше называли, но аббревиатура БУНТ не понравилась чиновникам (смеется, - Н.Ч.), поэтому они сегодня просто называются бюджетными учреждениями. У таких организаций будет больше полномочий. К примеру: музеи-заповедники, к которым также относится «Ясная Поляна», смогут заниматься такими видами деятельности, как туризм, гостиничный бизнес, организация общественного питания и т.д.  Эти позиции должны будут прописаны в уставе каждой организации. Но у нас все это было еще 10-12 лет назад. 

Здесь важно другое. Согласно принятому закону, бюджетные организации «лишаются» гарантированного бюджетного финансирования. То есть государство будет определять задание и его же оплачивать. Пока никто не может вразумительно объяснить - как это будет происходить на практике. К сожалению, в процессе создания данного закона с нами, руководителями государственных организаций, никто не посоветовался. Но это обычная практика нашего законотворчества. Законы пишутся вне нас, а мы их только вынуждены принимать как факт. 

По сути, принятый законопроект направлен на то, чтобы ущемить права музеев. Я даже на днях подумал о том, чтобы написать статью под заголовком созвучным словам нашего президента, сказанным им по другому поводу: «Кому и зачем нужно «кошмарить» музеи?».

 

Н.Ч. Каким образом будет формироваться государственный заказ для музеев?

 

Например, принять 150 тысяч посетителей, организовать и провести 15 выставок, отреставрировать 100 предметов. Как правило, все эти показатели носят количественный характер. Ну, хорошо, сегодня мы отреставрировали 100 вещей, завтра 105, потом 110. Нам, может, больше и не надо. Нам важно другое - развивать свои образовательные программы. Однако государство нам может сказать, что это не наша обязанность. Для этого существуют образовательные учреждения.

 

Н.Ч. Будут ли иметь возможность музеи распоряжаться теми деньгами, которые они сами заработают?

 

В.Т. Да, музеи будут иметь возможность использовать эти деньги на свои нужды. Но даже собственно заработанные и собственно привлеченные средства подпадают под пресловутый закон № 94 «О размещении заказов на поставки товаров, выполнение работ, оказание услуг для государственных и муниципальных нужд». То есть прежде, чем мы что-то сделаем, мы будем обязаны проводить аукцион. На мой взгляд, 94 закон - самый регрессивный закон, который только можно было придумать.

 

Н.Ч. Предполагается, что закон № 94 носит антикоррупционный характер.  

 

В.Т. Совсем наоборот. Этот закон имеет прямые негативные последствия, поскольку дает возможность неквалифицированным и недобросовестным подрядным организациям, сбивая цену, заниматься реставрационными работами. Они выигрывают конкурсы и под видом восстановления уродуют памятники культуры, так как за те деньги, которые они объявляют, ничего отреставрировать невозможно по определению. 

Как бы мы ни исхитрялись, прописывая технические задания, заказ получает всегда самый недобросовестный подрядчик, который сбивает  цену ровно вполовину. То есть, он предлагает такую сумму, за которую невозможно сделать работу качественно. В этом случае бюджетные деньги просто выбрасываются на ветер.

Приведу простой пример, который должен быть понятен любому читателю. Можно купить парное мясо на рынке, можно купить мороженое мясо в магазине и можно купить тухлое мясо с рук. Понятно, что последнее будет самым дешевым, но оно не пригодно для потребления. Другими словами, тот рубль, который вы заплатите за него, будет просто выброшенным.  

Или вот, пожалуйста, абсолютно конкретный пример из жизни. В Государственном музее А.С. Пушкина в рамках «Года Россия - Франция» сегодня проходит выставка «Место гения. LIEU du GENIE». Это международный российско-выставочный проект. Но за организацию этого мероприятия еще не получено ни копейки государственных денег. Для того, чтобы найти подрядчика для проведения данной выставки было проведено два аукциона. Первый раз выиграла нижегородская фирма, существующая меньше 6 месяцев, с годовым оборотом в пять раз меньше, чем сумма аукциона. Более того, основная специализация этой организации - торговля компьютерной техникой. Выиграла она очень простым способом - сбила цену. Аукцион пришлось аннулировать. Министерство культуры РФ признало, что была совершена техническая ошибка. Тем временем мы потеряли 1,5 месяца работы.

Затем был второй аукцион и с теми же самыми параметрами и последствиями. Наконец, Министерству культуры РФ удалось добиться того, что был выбран единственный государственный подрядчик, которому была поручена эта работа вне аукциона. То есть проект был реализован в два этапа.

А представьте себе, если речь идет не о выставке, а о проведении строительных работ. Там схема такая. Мы имеем права объявлять аукцион только тогда, когда нам известны лимиты финансирования. С момента, когда они введены, требуется время, чтобы составить техническое задание и сметную документацию. Потом мы должны разместить информацию об аукционе и, подождав полтора месяца, провести конкурс. Затем две недели еще потребуется для того, чтобы заключить государственный контракт. Таким образом, если все проходит благополучно, мы начинаем строить только в мае-июне, когда половина строительного сезона уже позади. Не дай Бог, если аукцион не состоится с первого раза, тогда все работы начнутся октябре месяце. А в декабре мы должны будем уже отчитаться за выполненную работу. То есть мы вынуждены будем подписать акты либо за работы, которые сделаны некачественно, либо за работы, которые вовсе не сделаны. Потом мы удивляемся - почему у нас мосты «прыгают» и плотины рушатся. Все потому - что это сделано второпях, людьми, которые молоток держать в руках не умеют. Дальше этот процесс будет только набирать силу, потому что вся эта система направлена на созидание заведомо некачественных вещей.

 

Н.Ч. Какие изменения, на ваш взгляд, необходимо внести в закон №94 «О размещении заказов на поставки товаров, выполнение работ, оказание услуг для государственных и муниципальных нужд».

 

В.Т. Конкурс - это, конечно, правильно. Однако критерии отбора должны быть не только количественные. Обязательно необходимо учитывать и опыт работы в данной сфере, и количество сотрудников, и наличие соответствующих лицензий и т.д. Ведь что повсеместно происходит. Многие специально создают фирмы исключительно с одной целью - участвовать в аукционе. Мы сталкивались с тем, что наши строительные подряды выигрывают компании, которые не имеют ни одного штатного рабочего. У них есть директор, бухгалтер и восемь юристов. Это свидетельствует о том, что эти люди не намерены работать, а намерены судиться. Они специально сбивают цены. А низкая цена - это значит использование некачественных материалов и неквалифицированной рабочей силы. Это значит нанесение ущерба памятникам, находящимся под эгидой ЮНЕСКО.

            Таким образом, мы постоянно производим некачественные вещи. Поэтому у нас второсортная жизнь. Помните, слова буфетчика Сокова в романе М. Булгакова «Мастер и Маргарита» о том, что прислали «осетрину второй свежести». Так и здесь - закон №94 заставляет всю страну есть «осетрину второй свежести». В этом случае он должен обязательно дорабатываться.

 

Н.Ч. А существуют ли законы, которые защищали бы территории музеев-заповедников?

 

В.Т. Нет, таких законов, к сожалению, нет. А территории музеев-заповедников - абсолютно золотой запас федеральных земель, находящихся в лучших, самых привлекательных местах. Не защищая никак эти земли, государство, по сути, позволяет их расхищать. И это не произошло, и не происходит повсеместно, потому что работает личный авторитет руководителей заповедников. И только.

Вот 16 июня в Государственной Думе запланировано совещание на эту тему. Посмотрим, какие будут результаты.   

 

Н.Ч. Как, на ваш взгляд, необходимо наладить процесс, чтобы избежать подобных перекосов?

 

В.Т. Сегодня государство пытается практически снять с себя финансовую ответственность за сохранение культурного наследия. А на самом деле, оно должно строить фондохранилища, которых в стране действительно не хватает, разрабатывать процессы передачи музейного имущества церкви и постепенно осуществлять этот процесс. Если будет построено прекрасно оборудованное новое здание, музейщики с удовольствием туда переедут. А вместо этого им говорят, что в течение полугода они должны освободить помещение. Они идут в Росимущество, а там им заявляют, что ничего для нового музея не предусмотрено. Единственное, что они могут - выселить детский дом, а помещение отдать музею.

 

Н.Ч. Но музеи по-прежнему остаются одним из основных оплотов России.

 

В.Т. Учреждения культуры изо всех сил стараются подстроиться под каждый следующий маневр государства. В каждой ситуации стараются найти какие-то плюсы, что говорит о жизнестойкости руководителей музеев. Ведь, что получилось? В начале 90-х годов представители власти развели руками и сказали, что у них денег нет. Каждый должен зарабатывать и выживать, как умеет. Все научились, создали новые направления деятельности, привели в порядок недвижимость. На все это посмотрели и решили отнять. Отняли. Музейщики опять приспособились - стали работать с коммерческими структурами либо создавали свои предприятия. В любом случае старались усилить позиции. Грустно признавать, но есть потребность отделяться от государства, отстаивать свою независимость.

 

Письмо второе. О культуре и религии.

 

Н.Ч. Владимир Ильич, сейчас идет активный процесс передачи имущества религиозного назначения - церкви. С вашей точки зрения, это облегчит работу музеев?

 

Здесь мы имеем дело уже со следующим законопроектом: о передаче имущества религиозного назначения религиозным организациям. На самом деле законопроект еще не принят, но имущество уже отдают. На днях был передан Новодевичий монастырь, и не только сами стены, но и находящиеся внутри ценности с номенклатурными номерами музея. Например, иконостас с драгоценными металлами и камнями, с серебром и золотом, имеющий наднациональное культурное значение и не имеющий цены. Сегодня за него никто не отвечает, так как музей из монастыря уже ушел, а новый собственник не подписал никаких документов - нет ни обременения, ни обязательств. То есть, если завтра, не дай Бог, из иконостаса исчезнут драгоценные камни, отвечать будет музей. Чтобы вы понимали, о чем идет речь, я приведу такой пример. В этом году в Лувре наша страна с гордостью открыла выставку под названием «Святая Русь». Ее страховая оценка составляет один миллиард евро. Деньги колоссальные.

Уходят ценности, уходит недвижимость. И все это происходит без четко прописанных процедур передачи. В связи с этим многие музеи просто остаются на улице. Рязанский кремль оказался «без крыши над головой». Из Высоко-Петровского монастыря, который располагается в центре Москвы, сегодня выселяют литературный музей. Куда? Неизвестно. То же самое происходит с Государственным военно-историческим и природным музеем-заповедником «Куликово поле». Есть постановление освободить храм во имя Сергия Радонежского по проекту архитектора А.В. Щусева, где располагался один из филиалов музея.

Вместе с недвижимостью уходят иконы, облачение, книги. Если еще вчера в музеях все эти ценности находились под государственным контролем и учетом, то сегодня абсолютно никто не знает, где это всплывет завтра. Возможно, они окажутся в руках коллекционеров. На деле получается, что под благими, (на словах), побуждениями - вернуть награбленное церкви, - государственное имущество становится негосударственным, и все это происходит без страховки.

 

Н.Ч. Зачастую коллекции музеев состоят хотя бы частично из предметов религиозного назначения. Значит мы, посетители, их можем больше не увидеть?

 

В.Т. Да, фактически происходит утрата ценностей, имеющих международный и национальный масштаб. Вы ведь прекрасно понимаете, что значит отдать имущество церковного назначения из Государственного исторического музея. Это значит, лишить посетителя возможности узнать историю России приблизительно до XIX века, так как она вся носит не светский характер. А фонды некоторых музеев вообще состоят из предметов религиозного назначения. Тем самым речь идет о ликвидации либо музеев, либо огромных разделов коллекций этих музеев. Это удар по национальному достоянию. Вообще любой законодательный акт, который мы берем, он как шагреневую кожу уменьшает поле, на котором может функционировать культура.

 

Н.Ч. Можем ли мы говорить о новом этапе развития отношений между Государством и Церковью как о процессе антисекуляризации?

 

Да, безусловно, это новый этап. Церковь сливается с государством, а культура отходит. Хотя в принципе любое нормальное государство, если оно заботится о духовном развитии общества, должно понимать, что религия и культура - это два совершенно равнозначных крыла одной птицы. Зачем ломать одно, чтобы вылечить другое? Все равно не полетит. Никакой логики в этом нет, особенно в нашем многоконфессиональном государстве.

 

Письмо третье. Об информационной ситуации вокруг музеев.

 

Н.Ч. Понятно, что такая ситуация сложилась не в одночасье. Какие к тому были предпосылки?

 

В.Т. Отчасти это было подпитано информационной атакой. Искусственно создали общественное мнение, что все музейщики - казнокрады. Помните дело о краже экспонатов из Эрмитажа? Раздули невероятную историю, спровоцировали общегосударственную проверку, которая дала феноменальный результат - 99% музейных коллекций сохранены и находятся в идеальном состоянии. Это настоящий подвиг людей, которые все эти годы, несмотря на лишения, сумели сберечь государственное достояние. То, что утрачено, как правило, не имеет никакой ценности, достаточно посмотреть на отчет: не досчитались 300 октябрятских значков, 500 пионерских галстуков, которые есть в огромном количестве в каждом краеведческом музее. Ни одного громкого дела, кроме Эрмитажного, я не знаю, да и там надо как следует разбираться.

 

Н.Ч. То есть, на войне - как на войне?

 

В.Т. Да, вместо того, чтобы спокойно заниматься сохранением и развитием культурного наследия, мы должны бороться, отстаивать каждый свой шаг. Каждый день над головой висит Домоклов меч, который не дает возможности заниматься своим делом. Единственный возможный способ хоть как-то противостоять - создать нормальную внутреннюю структуру с нормальным кадровым потенциалом. Руководству музея надо делать все, чтобы сотрудники не знали о том, какое количество угроз сваливается каждый день, а просто делали свое дело. Тогда тело движется, но руководители, во-первых, всегда оказываются оторванными от собственного туловища, во-вторых, они заняты не своим прямым предназначением, а отбиванием этих бесчисленных атак, которые происходят.

 

Н.Ч. Как вы собираетесь защищаться, существуют ли методы обороны?

 

В.Т. Примерно полтора года назад я начал продумывать инвестиционные проекты исключительно для того, чтобы в самом крайнем случае иметь точку опоры - бизнес, на который можно было бы опереться в случае какой-либо чрезвычайной ситуации. Например, если государство решит не финансировать то, что нам дорого: сады, парки, издательство, развитие народных ремесел, школу, все то, во что мы вложили свою душу и силы. Если из значительного списка выберет всего несколько целевых позиций: содержание сотрудников, содержание фонда и три выставки, а все остальное откажется поддерживать по причине несоответствия этих задач основной нашей деятельности, то тогда я, как человек, который не считает возможным разрушать то, что было создано, должен включить защитные механизмы. Это коммерческие организации, прибыль от которых будет направлена на решение проблем музея.

 

Письмо четвертое. О финансовой политике.

 

Н.Ч. Получается сложная схема финансовой поддержки музея.

 

В.Т. Финансовая политика держится на трех китах. Самый мощный - это государственное финансирование. Второй по величине - фонд наследия Толстого: благотворительная некоммерческая организация, которая аккумулирует средства негосударственной поддержки: гранты, любые добровольные взносы, спонсорскую помощь и т.д. В третьих, это коммерческая структура, которая заменила часть функций, выполняемых музеем. И сейчас я готовлю четвертую силу. Крупные инвестиционные проекты в сферах, абсолютно далеких от музейной деятельности, которые прямо формировали бы некий капитал, который мог бы прийти на замещение того, что не додаст государство.

 

Н.Ч. А как же международный опыт?

 

В.Т. Государство убеждает нас, что все новые законопроекты опираются на международный опыт. То есть, конечно, во многих европейских странах действительно не существует прямой поддержки учреждений культуры, но там есть законы, которые косвенно поддерживают музеи. Например, там есть законы, которые освобождают меценатов от необходимости платить налоги с тех средств, которые идут на поддержку культурных проектов или учреждений культуры. В целом можно сказать, европейские государства создали целое законодательное поле, где существует множество механизмов, защищающих музеи. А у нас государство просто уходит, ничего не создав для этого. Уходит финансово, не оставив замены, но схемы внешне очень похожи на западные.

Никакой благотворительной помощи тоже не предусмотрено. Во-первых, вычистили все фонды под видом их неблаговидной политической деятельности. Конечно, я согласен, что Сорос во многом валютный спекулянт, но, тем не менее, в конце 70-х, начале 90-х, он профинансировал огромное количество грантов, которые не дали погибнуть науке, образованию, музеям. Прикрыли деятельность Британского Совета. Увидев такое, ушли остальные: фонд Форда, фонд Поля Гетти. Для них создали такие условия, что они вынуждены были открыть свои филиалы в Украине, Грузии и т.д. Так что на деньги фондов теперь нам рассчитывать не приходится. Есть другие фонды, Прохорова, например. Но Прохоров сейчас сильно увлекся спортом и в основном его активы туда переходят. Поддержки одного Потанинского фонда очевидно недостаточно.

Есть другие страны, политика которых в отношении музеев просто удивляет. Например, в этом году должен был состояться огромный музейный конгресс в Абу-Даби. Там планировали рассматривать самые актуальные вопросы: современные средства сохранения музейных фондов, реставрационные процессы и т.д.

Объединенные Арабские Эмираты еще совсем недавно (лет двадцать назад) не имели никакой музейной традиции. Сегодня они в этом плане развиваются семимильными шагами. Создают музейные коллекции таким образом: берут в долгосрочную аренду экспонаты из запасников ведущих мировых музеев. Британский музей, Лувр за очень большие деньги предоставляют во временное пользование в музеи ОАЭ произведения живописи, скульптуры. Причем, их интересует классическое искусство, а не современное. Другими словами, они собирают весь лучший музейный опыт. Собирают у себя и показывают тем самым, как можно даже на пустом месте формировать некое культурное пространство. И это не единственный пример.

 

Эпилог.

 

Н.Ч. Вы нарисовали поистине «кошмарную» картинку происходящего.

 

В.Т. Да, но она отвечает реальности. Я ее так вижу. Часть моего видения основана на конкретной информации, часть - мои предположения, но предположения, которые возникли не на пустом месте, а на анализе тенденций и на последовательности некоторых событий. Что будет дальше - не знаю. Возможно, вмешательство какой-либо публичной фигуры поможет остановить процесс разрушения. Мы взяли под свое крыло такие филиалы, как Никольское-Вяземское, Крапивна, Мансурово, Пирогово. Они находятся в удручающем состоянии. Наша первая задача - приостановить разрушения.

Конечно, мы не собирались взваливать всю ответственность на плечи государства. Проекты могут быть реализованы по принципу софинансирования. Однако все наши попытки попасть в большие федеральные программы приводят к совершенно противоположным результатам. Наиболее яркий пример - дом в Крапивне, который находится под угрозой сноса, так как оказался в списках ветхого жилья. Если его снесут, то изменится весь облик уездного города, а Крапивна представляет интерес только как архитектурный ансамбль.

 

Н.Ч. О чем вы мечтаете?

 

В.Т. Я бы очень хотел, чтобы в нашей стране выработалась вразумительная государственная политика относительно культурного наследия. Я хотел бы, чтобы осуществлялся поэтапный переход к новым цивилизованным отношениям.

 

Владимир Ильич, большое спасибо за интересный разговор. Удачи в реализации планов.

 

Беседу вела Наталья Чазова