Есть ли выход из сложившейся модели государственно-монополистического капитализма?

Государственно-монополистический капитализм, новая,

 более развитая форма монополистического капитализма,

для которой характерно соединение силы

 капиталистических монополий с силой государства

в целях сохранения и укрепления капиталистического строя,

обогащения монополий…

Большая советская энциклопедия,

М.: "Советская энциклопедия", 1969-1978

Государственно-монополистический капитализм (ГМК) в России – это диагноз на ближайшее будущее, несмотря на вихри нетократии, глобальные катаклизмы и санкции. Антисоциальный характер сложившегося ГМК вкупе с неэффективной экспортно-сырьевой моделью – те самые внутренние враги, которые неизмеримо сильнее всех внешних. Можно ли облагородить, «воспитать», социализировать того ужасного либерал-бюрократического мутанта, которого мы считаем родным государством?

Несмотря на тантрические заклинания властей о приверженности идеалам свободной и демократичной рыночной экономики, реальная политико-экономическая ситуация в стране отражает сформировавшуюся модель государственно-монополистического капитализма, позволяющую осуществлять сверхэксплуатацию 80-85% населения незначительной частью бюрократической и предпринимательской элиты.

Парадокс нынешнего этапа реформирования заключается в том, что политические власти, признавая существующий беспрецедентный уровень социального неравенства, стремятся преодолеть его на путях дальнейшей либерализации экономики. Основные реформаторские инициативы правительства в последние годы (дальнейшая приватизация и попытки расчленения естественных монополий, государственного аппарата, снижение административных барьеров для бизнеса на рынках, монетизация льгот, либерализация сферы социальных услуг, создание условий для потребительского кредитования и др.) направлены, по мнению их авторов, на улучшение социального климата в стране, активизацию предпринимательского потенциала, создание рабочих мест и пр.

Необходимо учитывать, что неоклассическая парадигма роли государства возникла как воплощение англосаксонской интеллектуальной традиции естественного права и протестантского религиозного мировоззрения. Обе эти духовные традиции организации социальной и хозяйственной жизни призывали к личной ответственности человека перед богом и независимости индивида в повседневных рыночных сделках.  Англосаксонское хозяйственное мировоззрение сформировалась в условиях господства экономического макромира, получившего в геополитике название «атлантического». Естественная экспансия государств этого макромира на решение внешних (торговых, геополитических) проблем, обеспечивающая к тому же быстрый темп роста богатства его граждан, расчистила почву для развития идей о подчиненности государства гражданскому обществу.

Напротив, континентально-европейская интеллектуальная традиция рассматривала государство сквозь призму внутренних сухопутных проблем. Необходимость консолидации под единой экономической властью огромных территорий, населенных разными этносами, подталкивала теоретиков к выдвижению идей первенства государственных интересов. Эта мировоззренческая установка берет начало в немецкой философии (Гегель), где государство трактуется как имеющая сакральную основу высшую ценность, независимую от индивидуальных интересов граждан.

Историко-теоретическое и практическое наследие российской экономической мысли всегда отводила государству не просто роль «ночного сторожа», а видело в нем решающего субъекта – хозяйственника-организатора экономического пространства. Потому понятие «государственного хозяйствования» в России никогда не сводилось к проблеме обеспечения чистыми общественными благами (оборона, правопорядок, начальное образование) как в англосаксонских странах, где данные хозяйственные проблемы исторически решались с помощью контрактных процедур. Российское государственное хозяйствование отвечало за огромное количество смешанных благ (вышеперечисленные транспортные инфраструктурные проекты), которые частный бизнес не мог решить из-за элементарных проблем огромных расстояний и скомканного периода первоначального накопления капитала. Приходится только удивляться некоторым «научным разработкам» по развитию институтов рынка в богом забытых глубинках современной Российской Федерации, авторы которых доказывают плодотворность снижения налогового бремени или административных барьеров для бизнеса (как правило, мелкого!) в целях активизации экономики региона, забывая о разбитых дорогах, разрушенных рельсах, уворованных проводах электросетей и прогнившей (в буквальном смысле) социальной инфраструктуре.

В то же время показатели непосредственного государственного участия государства в экономике России продолжают сокращаться.

Объем участия государства в российской экономике – прямого и косвенного – на пике вынужденного огосударствления по результатам финансового кризиса в 2009 году составлял около 50%. Участие федерального правительства в экономике РФ заместитель министра экономического развития Андрей Клепач оценил в объеме до 25%. Участие государства в экономике России было минимальным в 2000-2002 годах. Тогда, по разным оценкам, оно составляло 38-40%.

По мере затихания признаков первой волны финансового кризиса государство наметило очередную компанию разгосударствления экономики. По данным итогового доклада о результатах экспертной работы по актуальным проблемам Социально-экономической стратегии России на период до 2020 года, государство должно провести в 2016-2020 годах полную приватизацию крупнейших компаний либо снизить государственную долю в них до уровня блокирующего пакета акций.

Радикальное сокращение прямого участия государства в экономике должно включать в себя следующие меры: «углубление» приватизации по крупнейшим компаниям (или полная приватизация, или до уровня блокирующего пакета акций); сокращение государственного участия в государственных институтах развития и специализированных банках за счет дополнительной эмиссии; реструктуризацию активов крупных компаний, выделение и приватизацию субхолдингов из конгломератных интегрированных структур.

В период с 2016 по 2020 годы авторы документа считают необходимым провести преобразование государственных корпораций: «часть госкорпораций – прекращение деятельности; часть – после преобразования в ОАО приватизация части пакета акций».

Радикальное сокращение прямого участия государства в экономике в 2016-2020 годах должно стать вторым этапом политики в сфере приватизации, предшествовать которому должен запланированный на 2012-2015 годы этап «чистки» неликвидов.

Летом 2013 года Министерство экономики анонсировало новую программу приватизации российских госкомпаний. В 2013–2016 годах планируется продать пакеты акционерных обществ на сумму до 1,7 трлн руб.

В области бюджетной политики как следует из текста закона о новом трехлетнем бюджете и пояснительных записок к нему, в будущем году Минфин собирается сэкономить не только на зарплатах чиновников и госзакупках, но и на образовании, трансфертах Пенсионному фонду, здравоохранении и ЖКХ. Затраты федерального бюджета на ЖКХ, например, предлагается уменьшить на четверть, или на 37 млрд руб. К 2016 году их планируется сократить еще в два раза.

Расходы по статье «Образование» предлагается уменьшить на 88 млрд руб., или 13%. В дальнейшем их предлагается понемногу увеличивать, но их доля в общих бюджетных расходах и ВВП будет только снижаться: с 5,4% до 3,9% от бюджета и с 1% до 0,7% ВВП.

Статью «Социальная политика», куда входят трансферты Пенсионному фонду, Минфин собирается урезать на 82 млрд руб., или на 2% по сравнению с этим годом. В здравоохранении будет секвестировано 9%, или 44 млрд руб. К 2016 году доля расходов на здравоохранение в бюджете снизится с нынешних 3,8% до 2,6%, в ВВП – с 0,8% до 0,5%.

В то же время Минфин собирается увеличить бюджетные расходы на финансирование «больших строек». Объем финансирования расходной статьи «Национальная экономика», за счет которой будут софинансироваться инфраструктурные проекты, будет увеличен на 391 млрд руб., что на 14,4% больше, чем в 2013 году. К этому добавятся и 150 млрд руб. из Фонда национального благосостояния, на которые будут куплены инфраструктурные облигации.

Антиэтатизм курса реформ до сих пор впрыскивается в общественно-экономическое сознание масс. Прогресс и перспективы экономического развития по-прежнему связываются с сокращением государственного присутствия в экономике во всех формах. Хотя подавляющее большинство российского населения за тысячелетний период национально-государственного существования на генетическом уровне впитало государственнические ценности и настроения, включая повышенный уровень социальной защиты. И как ни странно, в области социальной защиты населения Россия до сих пор является лидирующей страной мира, несмотря на отставание от развитых стран по общему показателю бюджетных расходов на душу населения.

Таблица. Социальная ориентированность бюджетной политик стран мира

Россия вошла в рейтинг бюджетных возможностей под 11-м номером. Она немного отстала от своих западных партнеров, но с большим отрывом обогнала коллег по БРИК. Да, с Австралией и Канадой мы не можем сравниться, но по сравнению с США и большими странами ЕС масштабы «социального государства» в России куда выше. Нигде в мире не существует такой поддержки детства и материнства, как в нашей стране. Нет такого понятия, как бесплатные детские сады для всего населения, так же как и бесплатные школы. При этом обеспеченность образовательными учреждениями до сих пор лучшая в мире: 55% мест в государственных вузах, составляющих 76% общего количества мест, также бесплатные. Все дети до 3 лет практически полностью обеспечиваются за счет госбюджета – совокупный размер пособия на первого ребенка (включая материнский капитал) составляет 230 тыс. руб. или около 7400 долларов США в год. На второго – 9100 долларов, а на третьего – 15600. В разных регионах существуют системы субсидирования жилья для многодетных семей. До сих пор в России действует система льготного санаторно-курортного лечения для семей, дети которых в этом нуждаются. Это уникально для всего мира, такой уровень социальной поддержки детства был лишь в Ливии во времена правления Каддафи.

Здравоохранение, как бы его ни ругали за качество, в России тоже совершенно уникальное – государство гарантирует всем гражданам беспрецедентный объем бесплатной медицинской помощи, не имеющий аналогов в мире. Ведь даже за вызов скорой помощи в большинстве стран Запада надо заплатить – без медицинской страховки могут вообще развернуться и уехать. А среднее двухнедельное лечение в стационаре, например, в США обойдется пациенту в 5-7 тыс. долларов. У нас медстраховка полагается всем гражданам страны по Конституции, независимо от того, работает он или нет.

Несмотря на более низкий уровень финансовых ресурсных возможностей государства, в России гораздо более развитая и масштабная система социального обеспечения, и выравнивающая (не допускающая нищеты и обеспечивающая более-менее равный доступ всем гражданам к удовлетворению базовых «жизненных» потребностей) функция среди населения исполняется на гораздо более высоком уровне, чем в большинстве крупных стран хваленого Запада. Другое дело, что эта система в отдельных сегментах зачастую неэффективна и коррумпирована и периодически возникают предложения ее радикально реформировать в «либеральном» ключе, то есть передать существующие социальные гарантии на откуп рынка, «оптимизировать» те или иные сферы (точнее, сбросить с государства ряд «обременений» в области образования, медицины, пенсионного обеспечения). И дискуссия по этим тема далеко не завершена. Демонтаж социального государства, особенно после кризиса 2008 года, стал наиболее характерным ответом на социально-экономические вызовы современности правительств крупнейших стран, независимо от их политического позиционирования.

Тем самым, в современной России парадоксальным образом соседствуют базовые конструкции социального государства и фактически антисоциальная модель государственно-монополистического капитализма, продолжающая перераспределение общественного продукта в пользу коррумпированного чиновничества и крупнейших монополистических структур. Возможно, авторы реформ социального сектора экономики искренне верят в возможность «либеральной гармонизации» основных социально-экономических проблем. Однако продолжение реализации либеральных реформ парадоксальным образом укрепляет системные связи сложившейся в России антисоциальной модели государственно-монополистического капитализма. Сокращение чиновничьего аппарата и переформатирование его административных функций усиливает взаимную зависимость бюрократов и предпринимателей. Последние, привыкшие к сверхрекордным прибылям за счет «помощи» от государственных органов власти, готовы увеличить «норму отката» нужным людям для сохранения своих привилегий.

Возникает своеобразная «институциональная ловушка» либерального курса реформ: чем интенсивнее осуществляются антиэтатистские реформы во имя целей социальной справедливости, тем сильнее зависимость экономических агентов от государства и тем выше социальное неравенство и несправедливость. Крах «Вальрасианского проекта» отечественных чудо-реформаторов налицо. Стремление избавиться от левиафана-государства, ограничивающего свободу и диктующего нерыночные неравновесные цены, во имя достижения рыночной гармонии справедливых цен и факторных доходов породило к жизни еще более чудовищного левиафана, поставленного на службу монополистическим группировкам.

Излишне добавлять, что для нынешней России мифологемы о целительности не сдерживаемой государством конкуренции опаснее, чем жесткие, но эффективные меры административного государственного регулирования. Директор Института экономики РАН Руслан Гринберг на заседании круглого стола, посвященного проблемам социального партнерства в России, заявил: «В России создается капитализм, который ужаснул бы еще Карла Маркса. Работодатель – единственная сторона социального партнерства: если хочет платить пять копеек, то будет платить пять копеек. В некоторых местах в России, где работнику просто некуда деваться, устанавливаются просто-напросто феодальные отношения».[1] Подобных примеров можно приводить очень много, современная отечественная практика так и кишит ими, но вряд ли они переубедят сторонников «невидимой руки», оказавшихся у руля государственной экономической власти.

Отсюда возникает справедливое предположение, если либерализация хозяйственной жизни приводит к усилению власти бюрократии и олигархии, то не может ли противоположный процесс, т.е. увеличение роли государства и степени государственного регулирования, наоборот, способствовать дебюрократизации и усилению социальной направленности экономики. Если замена рыночными институтами и процессами определенных сфер экономики, составлявшими ранее сферу государственного регулирования, привело к усилению власти государственно-монополистических кланов над остальным населением, то возврат к нерыночным формам управления должен ослабить роль бюрократии и способствовать повышению «степени равновесности» рынков.

История показывает, что модель государственного капитализма является совершенно естественной формой экономического бытия российского государства на протяжении свыше 300 лет со времен реформ Петра I. История хозяйственного развития Российской империи и затем СССР доказывает, что периоды быстрого экономического роста и социального прогресса совпадали с активизацией направляющей деятельности государства и усилением государственного предпринимательства. Более того, становление самих элементов рыночной инфраструктуры и культуры хозяйствования происходило во времена модернизационных проектов, осуществляемых непосредственными усилиями государства. Так, усиленное железнодорожное строительство в последней трети XIX века вызвало сопутствующее развитие торговли, рост коммерческого и ипотечного кредитования и явилось мощным стимулом развития всей инфраструктуры кредитного рынка. Милитаризация экономики и техническое перевооружение армии и флота после поражения в Крымской войне дало импульс к росту машиностроительных отраслей и заодно стимулировало приток иностранного капитала в виде как прямых, так и портфельных инвестиций. Последние создали инфраструктуру государственного долга, а первые принесли самые передовые образцы западного менеджмента и «социальной ответственности бизнеса» в виде обеспечения рабочих жильем, медицинским обслуживанием, социальными гарантиями. Таким образом, российская история доказывает, что этатистские и рыночные тенденции развития отечественной экономики не противодействовали, а, наоборот, дополняли друг друга. «Большое» государство не заменяло собой рынок, а создавало дополнительные благоприятные условия для его развития. Разумеется, исторические и художественные источники показывают, что чиновничий бюрократизм, особенно на местах, препятствовал возникновению и росту мелких и средних бизнесов. Однако, по сравнению с прорывными возможностями, создаваемыми государственным активизмом, блокирование роста традиционных предпринимательских кругов не только выглядело как неизбежные издержки, но и, возможно, создавало дополнительные преимущества на пути развития новых прогрессивных форм капитализма.

Критикуя нынешнюю модель «слева», ряд авторитетных ученых и научных коллективов из академической среды акцентируют основное внимание на проблемах социальной несправедливости, неравномерного распределения национального дохода, оттока капитала и инвестиционного кризиса, размывании государственных прав собственности. Предлагаемая данными авторами альтернативная модель экономики России предусматривает широкое развитие государственных и общественных прав собственности на основе национализации рентных доходов (концепция национального имущества), запуск механизмов инвестиционного роста на основе реформы кредитно-банковской системы и масштабных государственных инвестиций, перераспределение национального дохода в пользу труда от капитала за счет прогрессивного налогообложения и снижения налоговой нагрузки на заработную плату.

Солидаризируясь почти со всеми элементами данной модели, мы отмечаем, что реализация подобного проекта требует достаточно радикальной перетряски элитных групп общества, резкого возврата к политике государственного активизма. Не подвергая сомнению необходимость такого возврата, следует более детально проанализировать вопросы «технического» осуществления подобного проекта в виде создания политико-экономической модели «хозяйственного механизма» взаимодействия крупного бизнеса и государства. В основе подобной модели лидирующая роль государства, определяющего приоритеты социально-экономического развития в интересах всего общества, дополняется активной преобразующей деятельностью крупного и среднего бизнеса.

Таким образом, актуальной задачей политико-экономических исследований сторонников социально-ориентированной модели государственного капитализма является поиск тех экономических механизмов, которые на основе учета интересов ведущих экономических групп общества (экономических элит) позволят выработать стратегию социально-ориентированного развития.

– Всестороннее обоснование неприемлемости противопоставления в теории экономического реформирования «государственности» и «рыночности» как, якобы, альтернативных ценностей экономического развития;

– поиск таких современных методов государственного вмешательства в рыночный механизм, которые способствовали бы не деградации, а развитию рыночной инфраструктуры. Речь идет не о законодательном обеспечении рыночного процесса, а об интервенционистских методах прямого и косвенного характера, содействующих прогрессу рынков;

– разработка теоретических основ государственной социальной политики в условиях усиления смычки государственной бюрократии и лидеров крупнейших, преимущественно сырьевых, корпораций. Традиционные методы социальной политики в наших условиях должны быть дополнены особыми формами социальной ответственности бизнеса, в основе которых должно быть административное и моральное воздействие центральной власти, компенсирующее пассивность неразвитого гражданского общества, вряд ли вообще осуществимого в России – стране, имеющей совершенно другую ментальность основной массы населения. При этом, разумеется, центральная власть должна продемонстрировать образец ответственного патерналистского поведения в социальной политике, отказаться от циничных методов экономии на социальном секторе и повышения его эффективности по рыночным критериям (монетизация льгот, развертывание «конкуренции» в ЖКХ, оптимизация вузов и повышение «эффективности» РАН, адресность социальной поддержки, возбуждающую ненужную агрессивность и недоверие в населении – «А чем я хуже?»);

– исследование механизмов «конвертации» надматериальных духовных целей цивилизационного развития России в принципы построения социально-ориентированной модели государственного капитализма. Известные положения об «особом пути» русской цивилизации остаются пока вне рамок экономико-аналитического исследования, способного предложить такие методы гармонизации общественных и личных интересов.

В этой связи нам представляется, что ключевой ценностью развития, подлежащей переосмыслению, является идея международной открытости и конкурентоспособности национальной экономики. Нам представляется, что политика экспортоориентированного развития, фактически реализуемая ныне, помимо трансформации России в сырьевой придаток развитых стран, способствует сохранению доминирующей роли руководителей российских сырьевых компаний в выработке общеэкономического курса страны. Фактически, через отечественные сырьевые компании происходит экспансия западных ТНК в национальную экономику, вхождение последней в глобальную экономику Запада и лишение субъектности национального экономического центра. Политико-экономическим обоснованием данной модели «развития» является идея международной конкурентоспособности российской экономики, понимаемой как элементарная товарная конкурентоспособность. В условиях отсутствия или незрелости многих потенциально конкурентоспособных кластеров отечественной экономики, способных производить конечные товары с длительной технологической цепочкой и высокой добавленной стоимостью Россия производит конкурентоспособные товары известного сырьевого профиля и узкой номенклатуры технически сложных изделий. При этом производство товаров в России на душу населения в десятки раз ниже, чем в любой развитой стране, якобы находящейся на постиндустриальной стадии развития. [2]. Назревает необходимость конструирования определенного варианта автаркической модели хозяйственного развития России. [3].

Литература

1.      Михаил Воробьев. Чемоданное настроение. Бизнес не хочет брать на себя социальные обязательства государства. // «Время Новостей». 02.06.05.

2.      Т. Гурова, А. Ивантер. Мы ничего не производим. // Эксперт. 2013, №30-31.

3.      С.А. Толкачев. Автаркическо-протекционистская модель развития для современной России. // Вестник Университета (Государственный университет управления). 2010, №2