Татьяна Данильянц: «Если смотреть из чувствительной точки, можно увидеть будущее»

Татьяна, расскажите, пожалуйста, о Вашем посещении Берлинаре в этом году.

Это старая история… Я раз в десятый, может быть, в двенадцатый на этом фестивале. Первый раз я приехала на Берлинале двадцать один год назад, в 1999 году… и сразу очень полюбила Берлин и этот фестиваль. Официально Берлинале входит в международные фестивали категории «А»: Канны, Венеция, Локарно, Торонто, Роттердам и Берлин. Самый первый фестиваль категории «А» проходит в январе в Роттердаме, потом Берлин, потом Канны, потом Локарно и Венеция, и потом TIFF (Торонто).  Иногда за яркий фильм борются сразу все эти фестивали. У каждого такого фестиваля международного уровня есть свои особенности. За Берлинале с самого начала и до сих пор закреплена репутация площадки социально-политического кино. Ну, и экспериментального кино, за который отвечал Форум, несколько лет назад он стал частью Берлинале. Говоря о фестивалях категории «А», хочу похвастаться: мои фильмы «Сад, который скрыт» и «Венеция на плаву» были показаны в 2009 и 2012 гг. соответственно на фестивале в Венеции во внеконкурсной программе, который организует городской Муниципалитет.

Какого рода площадки есть на Берлинале? И возможно ли успеть посмотреть все?

Крупные международные фестивали были созданы для того, чтобы показать новые явления, уникальные киноязыки. Обычно к фестивалю надо готовиться заранее, тщательно изучить программу, чтобы точно знать, что ты хочешь посетить. В этом году я поехала на Берлинале не столько фильмы посмотреть, сколько обкатать свои новые проекты и поговорить с разными профессионалами. У каждого фестиваля есть две части - это фильмы и индустриальная часть, где встречаются профессионалы кино, включая продюсеров, режиссеров, дистрибьюторов, агентов и они обсуждают свои проекты. То есть моя задача была приехать со своими проектами и обсудить их в кругу международных экспертов. На Берлинале есть около десятка разнообразных кинопрограмм для зрителей самой разной направленности, включая фильмы для и о подростках, ретроспективы, встречи с мастерами авторского кино и т.д. Обычно ты тщательно изучаешь программы, смотришь заранее трейлеры к фильмам, разрабатываешь свой собственный фестивальный «маршрут». Параллельно идут десять фильмов, так что составление плана – самое важное.

 А что из увиденного в этом году запомнилось особенно?

Что касается просмотровой части, то в этом году я выбирала показы, куда было проще дойти, по принципу географической близости. Уже был полу-объявлен карантин и поэтому все выходили на улицу волнуясь. В этом году в основных программах Берлинале я посмотрела пару необычных фильмов, например, очень откровенный из жизни гей-сообщества. Несколько лет назад для меня стало новостью, что фильмы с элементами порно – подробными, крупным планом, можно теперь увидеть и в кинотеатрах. Помню демонстрацию фильма «Любовь» аргентинского режиссера Ное в рамках Московского Международного кинофестиваля несколько лет назад. На огромном экране первого зала кинотеатра «Октябрь» был показан эрегированный и семяизвергающий член. В зале сидели люди разных возрастов и никакие там 16+ не учитывались. И такая же история была в этот раз в Берлине.

Запомнился итальянский фильм «Дворец правосудия». Он о том, как сталкиваются две жизненные истории, две семьи во время суда. Снят режиссером женщиной, которая до этого, как и я, снимала документальное кино. Это очередной пример того, что документальная школа, работа с реальностью делает людей невероятно внимательными к деталям, к реакциям, к эмоциям. Я этот фильм рекомендовала даже для фестиваля, к которому уже несколько лет имею непосредственное отношение как член жюри, это фестиваль RIFF - фестиваль русско-итальянского кино. Буду рада, если «Дворец правосудия» будет показан в Москве, он многому учит. Это фильм о человечности. О том, что всегда есть надежда, что простые человеческие отношения, милосердие, солидарность, побеждают. Какие-то важные вещи. А так было много совершенно проходных фильмов, у которых есть особенность: каждый последующий стирает из памяти предыдущий. На фестивале были, конечно, и фильмы мастеров, таких, как, например, Салли Поттер…когда-то ее фильм «Орландо» по Вирджинии Вульф повлиял на многие умы. Потом, правда, она ничего прорывного не сняла, были фильмы «Урок танго», «Человек, который плакал». По моему мнению, ее фильмы потеряли какую-то остроту, но это уже вопрос восприятия. Все видят по-разному.

А какие процессы сейчас происходят в мировом кинематографе?

Вообще, сейчас такая тенденция, и я думаю, кинокритики меня поддержат, кино стремится к мейнстриму: собирать публику, продаваться. В Европе есть большая проблема с выживанием кино – этому были посвящены многие наши профессиональные дискуссии в этом году на Берлинале. Приходится становиться более изобретательным, чтобы искать деньги. Многие именитые бренды поддерживают кино уже давно, таких, например, маститых режиссеров, как Вим Вендерс. Поддерживают игровые, художественные фильмы. В документальном же кино искать финансирование намного сложнее. Но могу привести пример Виктора Косаковского, который снял  очень дорогойa фильм, с массой спецэффектов, который называется «Акварель». Это фильм о воде. Он поражает своим размахом, картинкой, качеством… Это такой видовой фильм о стихии, у него очень большой бюджет. Фильм снимался очень сложно, на очень дорогое оборудование, в разных местах. Его бюджет превышает 1 млн евро. Это очень большой бюджет для документального кино. В этом году на Берлинале Виктор показал фильм о животных, я видела трейлер, очень красивый. Кто финансировал эту работу я не знаю, но по опыту пребывания на разных фестивалях и питчингах, думаю, что ее поддержали телевизионные компании - они дают немало денег.  И они делают это в рамках предпродажи: это когда ты представляешь фильм на уровне идеи и каналы в него вкладываются. Но и, соответственно, забирают права на кинопоказ, частичные или эксклюзивные - по-разному. Но, чтобы сделать предпродажу на западный канал, надо работать на Западе или иметь западного агента, из России это сделать почти невозможно. Меня вопросы финансирования и дистрибьюции очень интересуют, потому что они непосредственно касаются и моего творческого будущего.

А вообще у кинематографа есть будущее?

Вопрос стоит глобальнее: есть ли у нас, как у вида, будущее? Я бы не ставила вопрос о кинематографе, я бы ставила вопрос о нас, о нашей выживаемости, о нашей солидарности. А самом начале марта я вернулась из Германии, где уже были скуплены все маски, и параллельно люди из многих стран постили пустые полки…ну, вы помните эту фазу развития пандемии. Мы следили с ужасом, как события развивались в Италии, Испании, США…вот и в России карантин уже месяц как. Конечно, это подрывает психику и экономику. Чтобы понять, что такое эпидемия, достаточно почитать о том, что происходило с людьми во времена чумной эпидемии, например, в Венеции. Вообще удивительно, как мы сейчас уязвимы, ведь после войны прошло 75 лет, за это время мы отучились, отвыкли от самой мысли, что могут происходить испытания, которые будут выходить из привычных рамок. В начале десятых ХХI века английская писательница Оливия Лэнг написала книгу «Одинокий город». Это очень интересно устроенная книга: на пересечении документальной и дневниковой эссеистики и исследования биографий художников и деятелей культуры, которые жили в Нью-Йорке. И Лэнг описывает время эпидемии СПИДа. Тогда это были первые смертельные случаи, и никто не знал, как болезнь передается. И это сразу порождало огромное количество человеческих драм, потому что людей отказывались, например, хоронить… Много чего происходило. На меня этот эпизод в книге, как и сама книга в целом, произвели огромное впечатление.

Поэтому, если возвращаться к кино: как и любая творческая деятельность, это результат безопасной жизни. Условно говоря, люди не пойдут смотреть кино, если в городе карантин. А мы ведь уже все под колпаком карантина. Но странно другое: в декабре прошлого года на фестивале Артдокфест были показаны несколько частей сериала «Эпидемия», и тема была ровно такая же. Это было за несколько месяцев до нынешней пандемии…киношники за несколько лет до реальных событий сняли историю, как в городе разражается эпидемия, и отдельные люди уезжают жить вне цивилизации. То есть, если смотреть из какой-то очень чувствительной точки пространства-времени, то будущее можно увидеть. В принципе, художник всегда находится на острие, хочет он или не хочет, все равно он какие-то процессы предсказывает.

С одной стороны, нам кажется, что мы защищены новыми технологиями, новыми лекарствами, мы привыкли чувствовать себя продвинутыми, а с другой…

В том-то и дело, что мы отвыкли от испытаний, и на нас дунь, плюнь, и мы распадемся. В этом смысле новые технологии не создали нам защиты, они создали нам иллюзии того, что мы все можем. А на самом деле мы телесно ограничены и уязвимы: человек утром встает, идет к врачу, и ему говорят, что у него рак и все, с этого момента его жизнь меняется. К сожалению. Или что-то еще, какое-нибудь другое сложное заболевание. Я все время переживаю то, что мы живем во времена больших иллюзий и, может быть, единственный способ обрести почву под ногами – это трезвиться. Как это призывали делать разные религиозные учителя от христианства до буддизма. И радоваться каждому дню.

Приземляться, заземляться… Интересно, что тут у художника может быть разная позиция – создавать иллюзии или отрезвлять. Хотя предложенный им путь приземления может тоже оказаться иллюзорным.

Думаю, что заземление значит - сохранение связи с реальностью, с ежедневным, с природным. Сейчас такое время, когда очень интересно понять, кто же ты на самом деле, какие тобой двигают мотивы в этой жизни. Деньги? Слава? Власть? Любовь? Или что-то еще? Именно сейчас такое время – не в начале 2020, не 10 лет назад, не 30. А именно сейчас. Идеальная возможность задать себе вопрос: «Кто я?» и «Куда я иду?». Мы находимся в каком-то особом времени, когда соединились многие глобальные изменения, одинаковые для всех: климата, безопасности и т.д. Мы сейчас находимся на том цивилизационном витке, когда мы делаем невозможное…Можем взять, например, прямоугольный предмет и состыковаться с любым человеком в мире, если он жив…и даже, если он мертв – посредством виртуальной реальности. А помните - когда-то звонок в Америку был событием, буквально лет 25 назад. Это вопрос сокращения расстояния, вседоступности информации и нашей всенаходимости. И вот в этот момент торжества человека над всем: над расстояниями, над обстоятельствами, - вдруг такой удар гонга. И оказывается, что нет, человек сейчас также уязвим, как и в отсутствии мобильного телефона, также смертен… Для многих вместе с этим приходит реальное понимание, что новые технологии и темп жизни оторвал людей от самих себя, от своей природы, корней. А как вернуться? Если жизнь проскакивает, а ты ее просто не ощущаешь. Мне в этом смысле интересен опыт отдельных народов, например, армян. Мне нравится, как толково они живут, как они в хорошем смысле заземлены. Не разбрасываются ни своими человеческими, ни своими семейными связями. И кстати, это им помогает выживать.

Да, Вы сейчас затронули очень актуальные вопросы для всех нас. Но все-таки, если вернуться к кинематографической «кухне», то хотелось бы чуть подробнее расспросить Вас о том, какие новые идеи витают, как и на что влияет видео арт, если он влияет в принципе…

Очевиден интерес к разного рода сообществам: людям с ограниченными возможностям, беженцам, закрытым группам, как, например, молокане или цыгане, людям с нетрадиционной ориентацией…Это стало социальной повесткой. Кино очень тесно связано с жизнью, и отражение реальности - его миссия. Что касается табу…Перешагиваются все границы, границ больше нет.  Табуированных тем в кино практически не осталось. Влияние экспериментальных, авангардных форм искусства на кинематограф происходит непрерывно: это как триггер для обнаружения нового во времени.

А снимаются ли сейчас фильмы для подростков, молодых людей? И если да, то какая проблематика там затрагивается?

Тема взросления всегда были востребована, она ведь одна из базовых. На том же Берлинале есть целый ряд программ, посвященных подростковому кино. Фильм «Дворец Правосудия», о котором я говорила, стоит в конкурсе для подростков – и это очень хорошо читаемый фильм, понимаемый на любом уровне.

Помнится, в советское время были фильмы на производственные темы – такие, где герои отказывались от личной жизни ради карьеры или же драматически предавали или, наоборот, отстаивали свои идеи, шли на все и до конца за большими идеями… Снимается ли сейчас что-то подобное?

Производственная тема была и остается. Так, венгерский режиссер Ильдико Эньеди в прошлом году получила Серебряного медведя, один из главных призов Берлинале, за фильм «О теле и душе». Место действия – скотобойня, между сотрудниками которой происходит роман, во снах они видят друг друга в образе оленей. Это еще и экофильм, ставивший вопрос, имеют ли люди право есть братьев меньших…Кстати, на оскаровской речи в этом году Хоакин Феникс, веган, сыгравший главную роль в «Джокере», произнес целую речь о том, что мы в ответе за пожирание плоти наших друзей меньших. И это достаточно новая тема: солидарность человека с животным миром.

А было ли что-то из нового в сценографии и пространственного решения кадра, что Вас зацепило, запомнилось?

Трудно сказать… В конце прошлого века был изобретен, например, полиэкран, это когда весь экран состоит из нескольких экранов, на которых одновременно происходят разные действия. Уже лет десять в кино существует виртуальная и дополненная реальности...Несколько моих коллег работает в этом формате. Но, думаю, что последним запоминающимся открытием, событием был т.н. «дистанционный монтаж» Артавазда Пелешяна, армянского режиссера, в прошлом году выпустившего об этом книгу.

Правильно ли я понимаю, что основные правила этого языка уже разработаны и придумать что-то новое довольно сложно…

Не совсем. Есть какие-то совершенно удивительные примеры обращения с реальностью, это я бы сравнила с тем, как из фигуративной живописи возникла абстрактная. Это когда не надо все снимать - сцену за сценой, а можно фрагментами рассказать историю, и она будет работать. Я видела такие фильмы у молодых американских режиссеров, они произвели на меня сильное впечатление: такая фрагментированная реальность. Например, надо было показать, что человек перемещается по городу, и не было показано его перемещение от и до, а были показаны углы домов, фрагменты улиц. Этого было достаточно, чтобы понять, что происходит с главным героем, его намерения, эмоции, движение по сюжету.

То есть, зритель включается в монтаж и сам становится соучастником режиссера, достраивая его замысел?

Я думаю, что за этим будущее.

Правильно ли я понимаю, что основной плацдарм экспериментов находится либо в области клипов, либо в проектах с минимальным бюджетом?

Да. Авторское кино, то, которое потом берут на вооружение производители жанрового, коммерческого – это лаборатория. Ведь все передовые, новые идеи сначала обкатываются в лабораториях. А потом уже выходят на большие аудитории.

И вопрос напоследок, на будущее, когда снимут карантин и мир вернется в зону относительной стабильности, -  стоит ли ехать на Берлинале? И кому бы вы посоветовали поехать?

Да, конечно! И совершенно не надо быть для этого профессионалом, кинофестиваль такого масштаба - это огромная образовательная платформа для любого человека, будь он связан с кино, новыми технологиями или просто любитель. Кино учит жизни, оно образовывает, развивает, информирует и является источником подзарядки. Для любого, кому интересно кино, будет полезно побывать на фестивале такого масштаба, ведь его основная задача – исследование жизни во всех ее проявлениях.

Спасибо большое!

Первую и вторую беседы можно прочитать на страницах «Капитала страны».