«Театральное дело». Почему следователи пришли к Серебренникову в «Гоголь-центр»

Театр силовиков

Во вторник утром оперативники в масках пришли в здание «Гоголь-центра» (бывшего Театра им. Гоголя) и на квартиру Серебренникова на Пречистенке. В обоих местах следственные группы провели многочасовые обыски, целью которых был поиск материалов, подтверждающих хищение 216 млн руб. Деньги в качестве субсидий выделялись государством некоммерческой организации «Седьмая студия» в 2011-2014 годах. Гранты на «развитие и популяризацию искусства Российской Федерации» предоставлялись по решению действовавшего тогда премьер-министра Владимира Путина после его встречи с Серебренниковым. По всей видимости, поставленную задачу удалось успешно решить: имя Серебренникова и современный российский театр за последние годы получили мировую славу и стали синонимами.

Вероятно, следователи тоже приняли к сведению мировую известность руководителя «Гоголь-центра» – к вечеру вторника появилась информация, что после допроса в Следственном комитете режиссер остался в статусе свидетеля. Однако подробности общественности узнать в ближайшее время не удастся – на следующий день его адвокат сообщил, что ему запрещено разглашать материалы дела. От официальных представителей СКР никаких заявлений так же не последовало.

Вместе с тем анонимные источники в Министерстве культуры рассказали, что открытое уголовное дело – результат прокурорской проверки 2015 года, которая была проведена по факту жалоб со стороны фонда «Искусство без границ» на «нецензурную брань, пропаганду аморального поведения и порнографию» в театральных постановках Серебренникова. Сам фонд в 2016 году получил 4 млн руб. государственных средств на «создание патриотического, творческого контента и приобщение к нему граждан».

Поскольку у Серебренникова всегда было много противников, особенно в лагере так называемых патриотов, а современность он в своем театре отражал максимально близко к «оригиналу», версия о сведении счетов со стороны конкурентов за гранты и субсидии из бюджета выглядит довольно убедительно – хозяйственная деятельность всегда предоставляет широкое поле для компрометации. Но в таких небольших для государства масштабах – 200 млн руб., когда у министров, глав федеральных служб и губернаторов находят десятки миллионов в коробках из-под обуви и в столах рабочих кабинетов, а у одного полковника МВД обнаружили 8 млрд руб. наличными – очевидно, что обвинения в хищении необходимы лишь как предлог для разгромного дела.

Даже если правонарушения в расходовании государственных субсидий и имели место, что еще предстоит доказать следствию, показательная акция силовиков обладала собственным значением и смыслом. Именно поэтому деятели искусства, опуская суть дела, увидели в ней «акт устрашения»: люди в масках без достаточных на то оснований пришли и заблокировали здание театра и квартиру его худрука. Вряд ли силовые органы не просчитывали заранее, какая у них получится «картинка», какой они вызовут общественный резонанс и информационный эффект. Скорее, они рассчитывали на больший шум, проводя демонстративные обыски и подчеркивая брутальный характер происходящего.

Во-первых, это еще раз подчеркивает особое место силовых структур в нынешнем режиме, а во-вторых, при помощи максимальной публичности, обыска, фактически обставленного как погром, они перекрывают путь обратно – отыграть ситуацию назад звонком высокопоставленному чиновнику уже не получится.

Искусство для власти

В ответ на силовую акцию у входа в «Гоголь-центр» собрались представители творческой интеллигенции, воспринявшие действия следственных органов как удар по творческим свободам и начало репрессий. Актриса Чулпан Хаматова зачитала обращение в поддержку Серебренникова, в котором прозвучало довольно странная просьба отнестись «без излишней жестокости» к фигурантам дела. Собственно, она точнее всего характеризует положение, в котором сейчас находится культурная элита страны в отношении власти.

Тем не менее стояние у театра выдающихся людей – режиссеров и актеров, говорило об одном – о консолидированной позиции кинематографического и театрального цеха, о цеховой солидарности и вере в честность своих коллег. И если силовики хотели произвести много шума, чтобы сделать процесс необратимым и не упускать инициативу из рук, то для Кремля ситуация вокруг известного режиссера и одного из лучших театров страны вышла не столь однозначной. Для власти это определенный вызов: разойтись с творческой интеллигенцией сейчас, накануне президентских выборов, когда первому лицу будет особенно важно заручиться поддержкой, использовать институт доверенных лиц, в том числе тех, кто стоял у «Гоголь-центра» – не самое лучшее решение. Поэтому спикер Кремля Дмитрий Песков призвал не политизировать это событие.

Однако политизация происходит сама собой, хотя бы в силу того, что сами силовые органы раскачивают ее маховик и посылают четкий сигнал творческой интеллигенции о границах допустимого высказывания. Причем границы старым методом доносов устанавливает некая патриотическая общественность, которая после присоединения Крыма превратилась в самостоятельный фактор политики, требующий, чтобы власти с ним считались. И подавлять соблазн вмешаться в творчество художника, как недавно призывал премьер Дмитрий Медведев, для отдельных групп лиц становится попросту невозможно. Да и верховное руководство всячески настаивает на патриотическом воспитании и «правильной» версии истории, то есть возглавляет тренд.

Радикальный вывод для либеральной части общества заключается в следующем: не получать финансирование со стороны государства, тем более, если ты не лоялен и оппозиционен текущей власти и не скрываешь своей позиции, как Серебренников. Однако высокое искусство, в частности театр, не всегда могут быть коммерчески успешны, и вынуждены, в том числе и на Западе, опираться на средства налогоплательщиков. Но в классическом понимании в России бюджет – это не средства налогоплательщиков, а «касса» правительства, главная задача которого – ее распределение. И поэтому речь не идет об общественном интересе и объективных нуждах развития культуры, разговор сводится к грубой формуле: «Кто платит, тот и музыку заказывает».

Может ли в предложенной парадигме бесконфликтно существовать свободное искусство – вопрос риторический. Может ли оно полностью отказаться от государственных средств, когда лишь у государства есть крупные деньги – тоже очевидно. О том, чем заканчивается компромисс, и говорит «театральное дело», которые мы, к сожалению, наблюдаем в сегодняшних декорациях.

Мнение автора может не совпадать с точкой зрения редакции.