Высокие ценности труда: почему Россия не Европа?

Высокие ценности после кризиса

В 2010 году в Европе прошел 5-й раунд Европейского социального исследования, которое включило в себя 26 стран. Помимо прочего исследователи ставили перед собой задачу выяснить отношение респондентов к труду и работе. Главные ожидания в этом плане сводились к тому, чтобы обнаружить последствия мирового экономического кризиса 2008 года. Но выводы оказались следующими: жители западноевропейских и скандинавских стран меньше всего думали о занятости и заработке. В основном они видели смысл работы в том, чтобы быть полезными обществу, достигать результатов и заниматься интересным делом. Из этого ряда незначительно выбились Великобритания, Германия и Ирландия.

В средиземноморских и восточноевропейских странах установки несколько отличались: здесь люди больше говорили о приоритете трудовой занятости, долге перед обществом, заработке или результате работы. Это обуславливалось тем, что занятость в этих странах автоматически означает определенный уровень заработка. По этой причине население крепко держится за свои рабочие места. Таким образом ситуация выглядела в Испании и Греции, где безработица сегодня достигла 26%.

В постсоциалистических странах, в России и на Украине, на первом месте стоял заработок или продвижение по карьерной лестнице, затем занятость и в меньшей степени полезность. Как итог – никаких посткризисных синдромов в Западной Европе социологи не разглядели, а в Восточной Европе и России все выглядело закономерным результатом реформ 1990-х годов. В России 56% респондентов считали главным возможность заработать или продвинуться по карьерной лестнице, чтобы заработать еще больше либо обезопасить себя от потери рабочего места. О важности занятости говорили 32%, а о полезности 30%.

В научной работе «Иерархии трудовых ценностей в европейских странах», которую подготовили исследователи ВШЭ Владимир Магун и Галина Монусова, проводится анализ результатов социологического опроса 2010 года. В частности, российские исследователи приходят к выводу, что западноевропейский рынок труда задает высокий уровень профессиональных компетенций и требований к работнику. Поэтому на Западе люди стремятся быть, прежде всего, полезными, больше вкладывать в достижения компании. От этого личного вклада, – если они, конечно, верят в подобную связь, – зависит их вознаграждение.

В России же и на Украине, отмечают исследователи, существует негибкая занятость и эластичные заработные платы. Так, например, в период кризиса или рецессии количество рабочих мест будет сохранено и уровень безработицы не повысится, но снизятся заработные платы или, как в 1990-е годы их перестанут выплачивать. В таком случае занятость будет номинальной. Тем не менее это не мешает первым лицам часто заявлять перед европейской аудиторией и западными инвесторами, что в России низкая безработица, в отличие от некоторых европейских стран.

Кризис и ответные полумеры

Казалось бы, еще в 2010 году в своих предпочтениях россияне сильно отличались от развитых европейских стран, трудовые ресурсы которых были нацелены на совершенствование, саморазвитие и полезность. Безусловно, кризис не успел серьезно повлиять на сложившиеся за долгое время ценности. К тому же, в большинстве европейских стран никто не отменял социальных пособий. Безработным можно было существовать совершенно безбедно. Но в начале 2013 года главной проблемой рынка труда в развитых европейских странах стали нестабильные рабочие отношения или прекариат.

В Великобритании, которая не совсем Европа, критики премьер-министра Дэвида Кэмерона пеняют ему за распространение частичной занятости среди населения, скрашивающей общий вид статистики по безработице. На данный момент почти четверть английских работодателей пользуются контрактами на почасовую оплату труда. Это значит, что они платят только за то время, которое сотрудник реально отработал. Но мобилизованным он должен быть весь день.

Государство выигрывает от этого, так как ему не нужно платить пособия по безработице, вместе с тем улучшается официальная статистика. Работодатели не несут лишних издержек и разбивают между сотрудниками большие объемы работы, за которые одному человеку они заплатили бы существенно больше. При этом нет никаких трудовых обязательств – сотрудника могут уволить без выплаты компенсаций в самый короткий срок. Сотрудник в свою очередь не получает ни опыта, ни нормальной зарплаты и, по словам критиков такой системы, лишается социальной мобильности.

В Великобритании безработица среди молодежи достигает 20%, тогда как во Франции она равняется 26%, в Италии – 38%, а в Испании – 56%. Лейбористское правительство считает своим достижением более низкий процент по этому показателю среди европейских стран. Но на самом деле нет точной статистики по тому, сколько молодых людей работает по контрактам, которые уже успели назвать «контрактами на ноль часов».

Сама проблема борьбы с безработицей уже говорит о том, что европейские государства испытывают сложности и находятся между Сциллой и Харибдой. С одной стороны, нужно урезать бюджетный дефицит, часть которого состоит из социальных выплат и пособий, с другой – с большим количеством безработных этого не достигнуть, но и рабочих мест экономика в кризис не создает. Поэтому в Великобритании появился и расцвел такой паллиатив как частичная занятость, который выгоден и государству, и предпринимателям. В минусе только трудящиеся.

Чем-то подобным уже давно пользуются в Германии, где всего 8% молодых людей не трудоустроены, а общий уровень безработицы самый низкий в Европе – 5,4%. Такие цифры достигнуты благодаря тому, что у семи миллионов немцев есть небольшие подработки, 22% частично заняты. По немецкому законодательству, если человек работает меньше 15 часов в неделю и получает не более 450 евро в месяц, он не выплачивает социальный и подоходный налог.

Это стало возможным после отмены минимальной оплаты труда, которая во многих европейских странах является и суммой пособия по безработице. Именно из-за этого английский и немецкий опыт к ним принципиально неприменим. К примеру, во Франции всего 6% трудоспособного населения работают на низкооплачиваемой работе. В Германии этот показатель достигает 22%. Вероятно, так сказывается разница в ценностных установках.

На этих примерах видно, как ценности задаются трудовым законодательством и государственной политикой. Прагматики в Германии и Великобритании выбирают частичную занятость или «контракты на ноль часов», чтобы хоть как-то быть занятыми и приносить пользу, а гражданам других европейских государств, ориентированным на личный интерес и результаты труда, остается надеяться на пособия. Правда, если обратиться к опросу 2010 года, то в Германии и Великобритании 42 и 35% респондентов соответственно назвали занятость вторым по значению критерием при выборе работы. Так что и полумеры не являются универсальным решением проблемы безработицы в кризис.