Уроки картофельной истории. Почему нужно обсуждать проблемы продовольствия?

В новостных СМИ прошло малозаметное известие: Россельхознадзор разрешил поставку семенного картофеля из трех стран Евросоюза – Германии, Франции и Польши. Это сообщение едва ли кого впечатлило. Обыватель пребывает в уверенности, что на картофельном фронте у страны сплошные победы. Картофель – наш второй хлеб, и по производству этого продукта мы впереди планеты всей, уступая только Китаю и Индии. По потреблению – так и вовсе превосходим все научно обоснованные нормы. Встречается на полках супермаркетов импортный картофель, но в основном в период межсезонья, когда наш картофель уже закончился (сгнил, пропал), а новый еще не вырос. Словом, «картофельная» тема не стоит в числе обсуждаемых в обществе. А зря. И разрешение на импорт семенного картофеля из стран Евросоюза стоит того, чтобы его обсудить.

Поскольку в век высоких технологий умы устремились к чему-то дальнему и светлому, к космосу, к адронному коллайдеру и прочему, то земля, которая под ногами, не провоцирует познавательный азарт. Кажется, что там все элементарно: закопал одну картошку, выкопал несколько. Для продвинутой молодежи это категорически не интересно. То ли дело нанотехнологии обсуждать, технологические революции в мире гаджетов отслеживать. На худой конец можно политикой поинтересоваться. Но только не картошкой.

Так вот, спешу удивить: мир давно не живет по законам бабушек в деревне, оставив этот персонаж для рекламы. На картофельных полях происходят настоящие селекционные революции, а картофельная тема активно используется в политических целях. Какие позиции у нашей страны? Невыигрышные.

Начнем с того, что картофель делится на семенной и продовольственный. Первый закапывают в землю, второй – кладут в кастрюлю. В 2012 году из Евросоюза в Россию было завезено 21 тыс. тонн семенного картофеля. Импорт семенного картофеля – жизненно важная тема для наших картофелеводов, поскольку селекционную работу мы провалили. Талантливые селекционеры есть, но времена талантов-одиночек прошли. Нужна система продвижения идей: от лабораторий и опытных полей до грамотных юристов, защищающих и продвигающих картофельные достижения. С этим совсем плохо. К слову, опытные поля в Немчиновке отдали под Сколково, видимо, надеясь печатать картошку на 3D-принтере. Но даже остатками селекционных побед мы не умеет воспользоваться. Например, в соседнюю Белоруссию мы не можем продать свой семенной материал, поскольку в их национальном реестре сортов, разрешенных для выращивания на территории республики, зарегистрирована буквально пара наших сортов, тогда как в российском реестре 20% приходится на белорусские разработки. Увы, мир конкурирует руками чиновников. А у наших чиновников руки растут настолько затейливо, что таланты селекционеров бессильны компенсировать этот изъян.

Потеряв свою селекционную систему, картофелеводы начали активно покупать семенной картофель за рубежом, в том числе в странах Евросоюза. И тут выяснилась одна неприятная неожиданность: в Европе, конечно, хорошо с правами человека, с защитой сексуальных меньшинств и прочими прогрессизмами, но картофель приходит в Россию с болезнями. Что касается семенного картофеля, то, казалось бы, какая разница, что в землю закапывать. Но тут должна огорчить: все не так просто. От больного картофеля заражается земля, что приводит к потере урожайности до 70%. Вылечить такую землю очень трудно.

Проблема усугублялась тем, что и продовольственный картофель не отличался здоровьем. Нет, для кастрюль он вполне годился, то есть оправдывал маркировку «продовольственный». Но французы или немцы его исключительно едят. С нами сложнее. В России, если верить статистике, более 80% картофеля производится в личных подсобных хозяйствах (ЛПХ). И что там закапывают в землю, знает только бабушка в деревне и дорвавшиеся до земли дачники. Зачастую это обычный продовольственный картофель из магазина: что не съели, то посадили. Но между полями картофелеводческих сельхозпредприятий и наделами ЛПХ нет преград ни для почвенных вод, ни для насекомых. Болезни переносятся, бизнес страдает от аграрной самодеятельности населения. Понимая, что выращивание картофеля «для себя» давно превратилось в национальную традицию и бороться с этим бессмысленно, Россельхознадзор активно проверял и разворачивал больные партии как семенного, так и продовольственного картофеля. Оказалось, что Евросоюз – отнюдь не гарантия качества, и система фитосанитарного контроля ряда европейских стран работает неэффективно.

Наивный Россельхознадзор, окрыленный членством России в ВТО, попытался запросить у Евросоюза информацию о зонах, свободных от карантинных объектов, попросту говоря, о тех зонах, где у них все спокойно в смысле заболеваний картофеля и откуда можно разрешать поставки, как говорится, закрыв глаза. Ответ несколько озадачил. Дескать, все есть в Интернете, там и ищите. Поискали. Расстроились еще больше. Оказалось, что в том числе из «чистых» зон шли поставки больного картофеля. Россельхознадзор выставил вполне обоснованные претензии, заранее предупредив о возможных санкциях. Предупреждения не были восприняты всерьез, ситуация не изменилась. И с 1 июля 2013 года Россельхознадзор ввел ограничения на импорт семенного и продовольственного картофеля из стран Евросоюза, кроме отдельных питомников.

Кстати, сам Евросоюз подал пример борьбы за качество, закрыв в свое время Европу от египетского картофеля, выращиваемого в дельте Нила. Дело в канализации, поступавшей в реку. Египтянам не оставалась ничего другого, как уйти подальше от Нила, пробурить артезианские скважины и в чистых условиях вырастить картофель для Европы. Объем документов, которые потребовались для возвращения Египта на европейский рынок картофеля, измерялся чемоданами.

Самое интересное происходит дальше. Несмотря на запрет, только за 3 квартал 2013 года по официальным данным Федеральной таможенной службы в страну из ЕС было импортировало около 700 тыс. тонн продовольственного картофеля. Не говоря уже о контрабанде. Картофелеводы возмутились. Россельхознадзор начал разбираться с таможней, подключилась прокуратора, последовали наказания и прочее. Кроме того, европейский картофель попадал на наши прилавки вполне легально через страны Таможенного союза, которые не накладывали ограничений на импорт. Этот случай явственно показал, что в защите есть «дыры». Единой системы управленческих практик в стране нет. Ведомства живут своей жизнью, случайным образом усиливая или ослабляя действия друг друга.

И второй урок преподал нам картофель: заветное членство в ВТО не означает, что Россия оказалась в пространстве однозначно интерпретируемых норм. Имея претензии не к Евросоюзу в целом, а к отдельным странам, поставляющим картофель, Россельхознадзор попытался вступить с ними в диалог. Брюссель назвал такие переговоры «сепаратными» и строго осудил. Так что «сепаратистами» мы стали по версии Евросоюза задолго до истории с Крымом. Наши чиновники и бизнесмены вынуждены были выяснять вопросы, связанные, скажем, с картофелем из Нидерландов, только через Брюссель. Через полгода игры в «глухой телефон», Брюссель утомился и разрешил выходить на прямую связь с поставщиками. Как должно и правильно поступать в подобной ситуации осталось загадкой.

Российская сторона ожидала увидеть в пространстве ВТО образцы четкого следования директивам ВТО, в том числе в области фитосанитарного контроля. Эта планка ожиданий была сформирована принятым в обществе противопоставлением российского бизнеса, не вполне законопослушного, и «правильного» бизнеса, существующего за рубежом. Постепенно формируется понимание, что следование нормам ВТО не является безусловным обязательством, и что степень и продолжительность нарушений создает пространство для маневренности бизнеса.

Наконец, третий урок картофельной истории состоит в том, что победные рапорты Минсельхоза не многого стоят. Огромные объемы производства картофеля в России уподобляют нас колоссу, который стоит на тоненьких ножках импортной селекции. Убери ножки, и все завалится. Это касается не только картофелеводства, – в животноводстве ситуация еще печальнее.

Впрочем, про размер колосса можно поспорить, поскольку значительные объемы сельхопродукции приписываются нетоварному сектору. То есть впечатляют валовые показатели, а на рынок поставляется значительно меньше. Разница между валом и товарными показателями повешена на личные подсобные хозяйства, которые производят «для себя». И никто не знает доподлинно объемы их деятельности. По картофелю выходит, что все сельхозорганизации страны вместе с фермерами и индивидуальными предпринимателями производят в лучшем случае около 7 млн тонн картофеля в год, тогда как в целом в стране собирают, якобы, примерно 30 млн тонн. И все отчеты о том, чего и сколько потребляют россияне, завязаны, конечно, на валовые цифры.

Разрешения на поставку семенного картофеля из трех стран Евросоюза – радостное событие для наших картофелеводов, поскольку неумолимо приближается весна. Этот вопрос закрыли. Сделаем ли более глубокие выводы – вопрос открытый.