Двойной теракт в Норвегии словно выписан из антиутопических литературных фантазий и идей. Не это ли затрудняет и препятствует восприятию кромешного кошмара произошедшего? Не является ли одиночный бунт единственной возможной попыткой пересмотра социального устройства, когда из общественного сознания вытравлен революционный дух?
Враг внутри нас
22 июля после совершения двойного теракта в Осло был задержан Андерс Беринг Брейвик. Добровольно сдавшийся преступник оказался 32-летним норвежцем, выходцем из среднего класса. Он подорвал правительственное здание и перестрелял 93 человека в лагере Трудовой партии Норвегии на острове Утойа. Все усложнилось, когда выяснилось, что Брейвик не похож на ничего не смыслящего психопата и свои действия мотивирует в соответствии с фашистскими взглядами. Политическая и идеологическая подоплека переместила норвежские «9/11» в ранг невероятно тяжелых со всех сторон событий. Манихейская логика противостояния добра и зла не сработала. Американский сценарий обвинения неких злых и враждебных сил в подготовке террористов, например, мусульманского мира, не развернулся. Наверно, в норвежском обществе степень маскулинности, брутальности и жестокости значительно ниже.
Другая социальная мифология, иной этический кодекс, разительно отличающийся взгляд на место человека в обществе напоминают нам о специфичности социалистической Норвегии. Только помня о национальных кодах можно адекватно внять премьеру Столтенбергу, сказавшему: «Вы нас не разрушите. Вы не разрушите нашу демократию и идеалы. Нашим ответом на насилие будет еще большая открытость нашего общества, еще большая его демократичность». Воинственно настроенным защищать свою демократию может показаться, что это проявление импотенции политической воли: все, что мы предпримем, это ничего не будем делать. Но к кому обращено это высказывание? Как ни странно - к норвежцам-ксенофобам, чьим флагманом и выступил «субъект» Брейвик.
Путь стоического непротивления злу среди политических решений действительно нешаблонен. Доказательств тому в информационном поле масса: «Нью-Йорк Таймс» в первых сводках трубила об исламском следе, а в европейских новостях проскальзывало, что к организации терактов может быть причастна Ливия, так как Каддафи грозился отместкой за бомбежку своей страны. Очевидно, что теракты давно уже рассматриваются как допинг для нагорной проповеди демократии. Но лишь при условии наличия устроителей извне. В этом смысле хорошо, что Брейвик норвежец, а не исламист. Таким образом, не разделенная на черное и белое действительность подводит норвежскую нацию к тому, что враг не вовне, но внутри них самих. Аукнется ли это на близких, в сущности, по идеологии политических партиях и силах? Как бы ни было предстоящий суд над Брейвиком может в психоаналитическом ключе раскрыть бессознательное нации. Не поэтому ли слушания будут закрытыми?
Потеря доверия
Трагедия в Норвегии прочитывается еще и как утрата доверительных отношений. Под удар была поставлена политкорректность норвежцев и их безмятежность. Скорее всего, они давно отучены чувствовать границу, когда лояльность правилам переходит в наивность. Эксцесс национального масштаба лишает их собственного цивилизационного достижения - наивности. И это возвращение на более архаичные позиции, перефразируя Брейвика, жестокое, но необходимое, подобно хаосу самой жизни. Автор 1500-страничной «Европейской декларации независимости», террорист и провокатор Андерс Брейвик писал на своей странице в интернете: «после Второй мировой войны Западная Европа и США пересажали всех нацистов и отреклись от этой идеологии. Если бы не эта всепоглощающая ненависть к прошлому, мы не оказались бы сейчас в такой ужасной ситуации. Но мы не повторим эту ошибку. Нужно спасать запад пока не поздно».
Из заявления следует, что консервативные идеи это то, через что еще можно, по соображениям радикальных консерваторов, преодолеть социальную стагнацию и прекратить прирост чужеродных мигрантов. В конце концов, в чем слаб либерализм? Не является ли он машиной толерантного подавления и вытеснения непосредственных эмоций, которые уходят в подсознание и глушатся, оборачиваясь неврозами и депрессией. Во благо нужно признать, нездоровый и авторитарный либерализм это невроз, трепещущий, дабы не выболтать больное и предосудительное содержание культурной и исторической памяти, которое неизбывно идентифицируется с говорящим голосом либерализма. Сам либерализм предстает подавляемой памятью о консерватизме. Без консерватизма как points de repère либеральная догматика не существует.
Но вопрос доверия, очевидно, стоит еще жестче: растущий антагонизм в западном обществе между человек и человеком уже не способен скреплять никакой клей либеральности. Спасение европейских ценностей, которые разделяются всеми, не входит в либеральную программу мулькультуризма, потому что существует другая постановка проблемы, а рост национализма и патриотизма как раз-таки и порождает мономанов вроде Брейвика. На суде он собирался выступать в облачении рыцаря ордена тамплиеров. Но неужели мы стоим на пороге общества причастия и заговора? Тем временем Норвегия приостановила действие шенгенских соглашений и ввела паспортный контроль въезжающих из соседних стран.
Один человек с верой
Рассмотреть в интеллектуальном портрете Брейвика потенциального массового убийцу трудно. Он был участником нацистского интернет-форума Nordisk, но вряд ли это готовый приговор или весомый аргумент. Мало ли кто и чем забавляется в Сети при полной свободе перемещения по оной. Вчитывался в критику разума Канта и экономическую теорию Адама Смита, что автоматически похвально, хотя как он их интерпретировал, лучше скажут его личные размышления, находящиеся в распоряжении норвежских спецслужб и суда и охарактеризованные как «объявление войны культурно-марксистской элите Европы». Брейвик фермерствовал, выращивал дыни и свеклу. Играл в «World of warcraft» и решил из этого индивидуального рая бежать, противопоставив себя ста тысячам тех, у кого есть только интересы поддерживать райский комфорт.
Манифест одиночки-фанатика, сформулированный Джоном Стюартом Миллзом, пришелся Брейвику по душе и уже одна ориентированность на цитаты, на текстуальность идеологии выдает в нем оторванную от реального реального личность, видящую в действительности энное количество виртуальных, то есть не-реальных по ряду причин, модальностей и их проявляющую. Только глубокое отстранение, проглядываемая игра за ужасом реального могут дать анестетический эффект, притупить эмоции. Брейвик умел настроиться на нужную волну, чтобы расстреливать молодежь в лагере во имя каких-то своих соображений.
В своей роли он походит на главного героя романа Берджесса «Заводной апельсин» - беспредельщика и рецидивиста Алекса. Попав в руки фемиды, Алекс приговаривается к процедурам карательной психиатрии, в результате чего теряет часть рефлексов, среди которых половое влечение, переплетенное с агрессией. Неспособный на жестокость и насилие, Алекс попадает в мир, где все строится на принципах выживания с сопутствующей жестокостью, выливающейся в насилие.
Возможно, в обществе благоденствия, другими словами, социализма, революция осуществима лишь силами одного. И в этом Брейвик может быть прав как ни в чем другом. Конечно, его нормальность и адекватность будут устанавливать психиатры, но диагноз поставят не только ему. Норвегия единственная страна Европы, где против психически больных не возбуждаются уголовные дела. Мягкое, по меркам остального мира, уголовное законодательство сулит Брейвику всего 21 год тюрьмы. Но если специалисты подтвердят, что он вменяемый и в 53 года Брейвик выйдет из заключения, увидит ли он, что принес в спокойную, наивную и либеральную Норвегию хаос жестокости, недоверия и насилия?
22 июля после совершения двойного теракта в Осло был задержан Андерс Беринг Брейвик. Добровольно сдавшийся преступник оказался 32-летним норвежцем, выходцем из среднего класса. Он подорвал правительственное здание и перестрелял 93 человека в лагере Трудовой партии Норвегии на острове Утойа. Все усложнилось, когда выяснилось, что Брейвик не похож на ничего не смыслящего психопата и свои действия мотивирует в соответствии с фашистскими взглядами. Политическая и идеологическая подоплека переместила норвежские «9/11» в ранг невероятно тяжелых со всех сторон событий. Манихейская логика противостояния добра и зла не сработала. Американский сценарий обвинения неких злых и враждебных сил в подготовке террористов, например, мусульманского мира, не развернулся. Наверно, в норвежском обществе степень маскулинности, брутальности и жестокости значительно ниже.
Другая социальная мифология, иной этический кодекс, разительно отличающийся взгляд на место человека в обществе напоминают нам о специфичности социалистической Норвегии. Только помня о национальных кодах можно адекватно внять премьеру Столтенбергу, сказавшему: «Вы нас не разрушите. Вы не разрушите нашу демократию и идеалы. Нашим ответом на насилие будет еще большая открытость нашего общества, еще большая его демократичность». Воинственно настроенным защищать свою демократию может показаться, что это проявление импотенции политической воли: все, что мы предпримем, это ничего не будем делать. Но к кому обращено это высказывание? Как ни странно - к норвежцам-ксенофобам, чьим флагманом и выступил «субъект» Брейвик.
Путь стоического непротивления злу среди политических решений действительно нешаблонен. Доказательств тому в информационном поле масса: «Нью-Йорк Таймс» в первых сводках трубила об исламском следе, а в европейских новостях проскальзывало, что к организации терактов может быть причастна Ливия, так как Каддафи грозился отместкой за бомбежку своей страны. Очевидно, что теракты давно уже рассматриваются как допинг для нагорной проповеди демократии. Но лишь при условии наличия устроителей извне. В этом смысле хорошо, что Брейвик норвежец, а не исламист. Таким образом, не разделенная на черное и белое действительность подводит норвежскую нацию к тому, что враг не вовне, но внутри них самих. Аукнется ли это на близких, в сущности, по идеологии политических партиях и силах? Как бы ни было предстоящий суд над Брейвиком может в психоаналитическом ключе раскрыть бессознательное нации. Не поэтому ли слушания будут закрытыми?
Потеря доверия
Трагедия в Норвегии прочитывается еще и как утрата доверительных отношений. Под удар была поставлена политкорректность норвежцев и их безмятежность. Скорее всего, они давно отучены чувствовать границу, когда лояльность правилам переходит в наивность. Эксцесс национального масштаба лишает их собственного цивилизационного достижения - наивности. И это возвращение на более архаичные позиции, перефразируя Брейвика, жестокое, но необходимое, подобно хаосу самой жизни. Автор 1500-страничной «Европейской декларации независимости», террорист и провокатор Андерс Брейвик писал на своей странице в интернете: «после Второй мировой войны Западная Европа и США пересажали всех нацистов и отреклись от этой идеологии. Если бы не эта всепоглощающая ненависть к прошлому, мы не оказались бы сейчас в такой ужасной ситуации. Но мы не повторим эту ошибку. Нужно спасать запад пока не поздно».
Из заявления следует, что консервативные идеи это то, через что еще можно, по соображениям радикальных консерваторов, преодолеть социальную стагнацию и прекратить прирост чужеродных мигрантов. В конце концов, в чем слаб либерализм? Не является ли он машиной толерантного подавления и вытеснения непосредственных эмоций, которые уходят в подсознание и глушатся, оборачиваясь неврозами и депрессией. Во благо нужно признать, нездоровый и авторитарный либерализм это невроз, трепещущий, дабы не выболтать больное и предосудительное содержание культурной и исторической памяти, которое неизбывно идентифицируется с говорящим голосом либерализма. Сам либерализм предстает подавляемой памятью о консерватизме. Без консерватизма как points de repère либеральная догматика не существует.
Но вопрос доверия, очевидно, стоит еще жестче: растущий антагонизм в западном обществе между человек и человеком уже не способен скреплять никакой клей либеральности. Спасение европейских ценностей, которые разделяются всеми, не входит в либеральную программу мулькультуризма, потому что существует другая постановка проблемы, а рост национализма и патриотизма как раз-таки и порождает мономанов вроде Брейвика. На суде он собирался выступать в облачении рыцаря ордена тамплиеров. Но неужели мы стоим на пороге общества причастия и заговора? Тем временем Норвегия приостановила действие шенгенских соглашений и ввела паспортный контроль въезжающих из соседних стран.
Один человек с верой
Рассмотреть в интеллектуальном портрете Брейвика потенциального массового убийцу трудно. Он был участником нацистского интернет-форума Nordisk, но вряд ли это готовый приговор или весомый аргумент. Мало ли кто и чем забавляется в Сети при полной свободе перемещения по оной. Вчитывался в критику разума Канта и экономическую теорию Адама Смита, что автоматически похвально, хотя как он их интерпретировал, лучше скажут его личные размышления, находящиеся в распоряжении норвежских спецслужб и суда и охарактеризованные как «объявление войны культурно-марксистской элите Европы». Брейвик фермерствовал, выращивал дыни и свеклу. Играл в «World of warcraft» и решил из этого индивидуального рая бежать, противопоставив себя ста тысячам тех, у кого есть только интересы поддерживать райский комфорт.
Манифест одиночки-фанатика, сформулированный Джоном Стюартом Миллзом, пришелся Брейвику по душе и уже одна ориентированность на цитаты, на текстуальность идеологии выдает в нем оторванную от реального реального личность, видящую в действительности энное количество виртуальных, то есть не-реальных по ряду причин, модальностей и их проявляющую. Только глубокое отстранение, проглядываемая игра за ужасом реального могут дать анестетический эффект, притупить эмоции. Брейвик умел настроиться на нужную волну, чтобы расстреливать молодежь в лагере во имя каких-то своих соображений.
В своей роли он походит на главного героя романа Берджесса «Заводной апельсин» - беспредельщика и рецидивиста Алекса. Попав в руки фемиды, Алекс приговаривается к процедурам карательной психиатрии, в результате чего теряет часть рефлексов, среди которых половое влечение, переплетенное с агрессией. Неспособный на жестокость и насилие, Алекс попадает в мир, где все строится на принципах выживания с сопутствующей жестокостью, выливающейся в насилие.
Возможно, в обществе благоденствия, другими словами, социализма, революция осуществима лишь силами одного. И в этом Брейвик может быть прав как ни в чем другом. Конечно, его нормальность и адекватность будут устанавливать психиатры, но диагноз поставят не только ему. Норвегия единственная страна Европы, где против психически больных не возбуждаются уголовные дела. Мягкое, по меркам остального мира, уголовное законодательство сулит Брейвику всего 21 год тюрьмы. Но если специалисты подтвердят, что он вменяемый и в 53 года Брейвик выйдет из заключения, увидит ли он, что принес в спокойную, наивную и либеральную Норвегию хаос жестокости, недоверия и насилия?
Написать комментарий
Хаос жестокости, подлости, недоверия и насилия несет в себе ислам. Против лома только один прием - лом.