Страсти по «Башнефти». Почему «Роснефть» отказалась быть государственной компанией

Частная корпорация или национальное достояние?

Нефтяную компанию «Роснефть» принято считать «национальным достоянием», причем своеобразный неформальный титул, придуманный в рекламных целях, призван лишний раз подчеркнуть, насколько она значима для государства. На деле особый статус означает, что компания платит больше всех налогов и носит системообразующий характер. Сегодня «Роснефть» обеспечивает 38% российской добычи нефти и 30% ее переработки, но еще пятнадцать лет назад это была небольшая компания из третьего ряда.

Разрастись до размеров «достояния» она смогла путем скупки активов ЮКОСа, против руководства которого были заведены уголовные дела, а затем за счет одной из крупнейших сделок в мире – покупки ТНК-ВР. Обремененная долгами, «Роснефть» не исключала дальнейшего расширения и в 2014 году, когда Запад ввел против нее санкции, ограничившие доступ к международному рынку капитала и технологиям.

В «Башнефти» предчувствовали неладное и после переговоров с главой Независимой нефтяной компании Эдуардом Худайнатовым, который назвал цену, предложенную «Роснефтью», решили продать часть акций инвесторам на Лондонской бирже. Следственный комитет отреагировал немедленно: арестовал ценные бумаги, а через время в офисе холдинга АФК «Система» Владимира Евтушенкова, владевшего «Башнефтью», прошли обыски. Последовал арест бизнесмена, сколотившего состояние благодаря близости к бывшему мэру Москвы Юрию Лужкову. Судебное разбирательство, длившееся несколько месяцев, прекратилось лишь тогда, когда Евтушенков «признал ошибку» и вернул якобы незаконно приватизированную компанию государству.

То, что происходящее организовано в интересах «Роснефти», никто из наблюдателей не сомневался. Компании в сложной финансовой ситуации и с падающими показателями добычи срочно требовалась «свежая кровь» – экспансия, порой довольно агрессивная, стала чуть ли не единственным способом поддержания эффективности. В период с 2013 по 2015 год собственная добыча «Роснефти» снизилась на 3,4%, больше чем у ближайшего конкурента «ЛУКОЙЛа» в три с половиной раза. Между тем «Башнефть» владела лицензией на разработку привлекательного месторождения Требса и Титова. Но глава «Роснефти» Игорь Сечин на фоне описанных событий отрицал, что он заинтересован в покупке нефтяной компании. Однако все поменялось, как только правительство объявило о планах провести большую приватизацию в 2016 году.

Основной смысл «приватизации 2.0» заключался в том, чтобы привлечь дополнительные средства в бюджет и покрыть дефицит, образовавшийся из-за падения цен на нефть. Первоначально в списке активов, с которыми государство полностью или частично приготовилось распрощаться, значились и Сбербанк, и ВТБ, и «Роснефть». Но «слоны» отбились от планов министров, и продавать осталось компании помельче, в том числе «Башнефть», контрольный пакет которой правительство намерено реализовать примерно за 3 млрд долларов (оценка Шувалова). Неудивительно, что «Роснефть», чьи 19,5% акций тоже должны были уйти с молотка, зашла с другой стороны прилавка и подала заявку на покупку «Башнефти» – предсказания и опасения все-таки сбылись.

Однако правительству, рискующему растратить накопленные резервы уже в 2017 году, остро необходимы живые деньги, а не сложносочиненные схемы, при которых «Роснефть» займет денег у одного из государственных банков, тот выдаст их под госгарантии или запросит у Центрального банка, которому придется их напечатать под корпоративные облигации. И все это чтобы в итоге у «Роснефть» был на руках привлекательный актив, а у правительства – в лучшем случае часть денег, в худшем – голые обязательства. Более того, под влиянием либерального постулата о том, что частный собственник лучше распорядится активом, чем государство, правительство приняло закон, который гласит: компании с государственной долей более 25% участвовать в конкурсах на покупку госимущества не могут. В феврале 2016 года, когда в кабинетах Белого дома обсуждались параметры большой приватизации, пресс-секретарь «Роснефти» Михаил Леонтьев убеждал: «Мы этими мероприятиями (поглощением других компаний) не кормимся» и заверил, что компания не будет участвовать в покупке «Башнефти».

Но уже в июле он же стал настаивать на том, что у «Роснефти» есть такое право, поскольку компания «юридически» не принадлежит государству. Заявление, тянущее на сенсацию, попросили прокомментировать пресс-секретаря президента Дмитрия Пескова, который отметил: «С формальной точки зрения "Роснефть" не является госкомпанией, это можно однозначно сказать». Так «национальное достояние» оказалось вдруг вовсе не национальным.

«Роснефть» против правительства: кто в доме хозяин?

Хотел того Песков или нет, но он поднял болезненную тему – что Россия это не совсем государство, но гигантская корпорация, причем давно приватизированная ближайшим окружением президента. Если взять «Роснефть», то 69,5% ее акций принадлежат акционерному обществу «Роснефтегаз», которое, в свою очередь, принадлежит на 100% государству, но его совет директоров возглавляет все тот же Сечин. Лишнее звено между собственностью и государством нужно, во-первых, чтобы компания управлялась как частная со всей свободой маневра, а во-вторых, чтобы создать «кормовую базу» для определенного количества бюрократии. По сути же «Роснефтегаз» можно смело считать внутренним офшором, из-за которого, между прочим, в бюджет поступает меньше денег, чем могло бы.

Запутанная система собственности не позволяет точно ответить на вопрос: это государственная или частная компания? Двойственность или, скорее, «раздвоение» юридического лица и достигаемый за счет этого эффект неопределенности играет на руку и российской власти, и «Роснефти». Когда нужно поглотить еще один актив и поправить свои показатели, компанию следует считать частной, когда же она претендует на разработку месторождений, к примеру, на арктическом шельфе, где разрешается работать только государственным добытчикам, то она уже госкомпания со всеми привилегиями.

Эта же неопределенность превращает приватизацию в своего рода национализацию, а задачу по уменьшению роли государства в экономике – в ее усиление. Встает и другой вопрос: какой закон может быть в государстве, где все подчинено тактическим интересам неких групп влияния, которые близки по своей сути к олигархии? Известно, что глава «Роснефти» Сечин виртуозный лоббист с прямым доступом «к телу» президента и огромным личным ресурсом в правоохранительных органах (выше уже упоминались «оперативные» действия Следственного комитета в отношении Евтушенкова). Его политический вес порой превосходит вес всего правительства вместе взятого, а не только отдельно вице-премьера Аркадия Дворковича, курирующего ТЭК.

Именно Дворкович сильнее всего был раздражен, узнав, что организатор приватизации «Башнефти» «ВТБ Капитал» отослал предложение «Роснефти» и компания подала заявку на участие в конкурсе. В то же время куратор приватизации вице-премьер Игорь Шувалов в начале июля показал умение быть гибким и не переходить дорогу Сечину: хорошо ли, когда госкомпания покупает частную? – задался вопросом Шувалов и засомневался. Он назвал представление о том, что частный собственник более эффективен, «схематичным». Другими словами, «Роснефть» может поглотить «Башнефть». И пусть Шувалов сдался, многим другим идея категорически не нравится. «Это же глупость какая-то, чтобы "Роснефть" участвовала: одна государственная компания участвовала в приватизации другой», – сказал помощник президента Андрей Белоусов, которому приписывают особое влияние на главу государства в экономических вопросах.

Дворкович тоже ссылался на «строгое указание Путина» приватизируемые компании государственным не продавать. Но если указа нет на бумаге, то его, как правило, и не было, в том смысле, что не предъявишь оппонентам. Путин старается не вмешиваться в споры внутри его «политбюро». Через Пескова он сообщает: есть такая точка зрения, есть другая. Главное для него – балансировать. Тем временем на смену войнам олигархов 90-х годов в корпоративном государстве пришли административные войны: заочный спор Дворковича с Сечиным тому пример.

Но надо понимать, что настойчивое желание Сечина показать, кто в доме хозяин, если оно закончится поглощением «Башнефти», будет иметь отрицательное влияние на «яблоко раздора». «Роснефть» находится под санкциями Запада, технологически не способна перевооружиться и модернизироваться, нарастить добычу, обременена крупнейшими корпоративными долгами среди российских компаний и не справляется с падением добычи. Что такая компания может дать «Башнефти», кроме как использовать ее потенциал для поправок в своей ухудшающейся отчетности?

Что сделка даст госбюджету, если у «Роснефти» нет свободных средств на покупку, и она пойдет занимать в один из государственных банков и, вполне вероятно, своими слоновьими движениями снова наведет шороху в посудной лавке финансового рынка России? Рубль, как в декабре 2014 года, может резко девальвироваться за день, ведь тогда вся страна помогла «Роснефти» выплатить очередной транш по иностранному кредиту. Если же у «Роснефти» есть достаточно средств, то почему компания увиливает от выплаты повышенных дивидендов в бюджет?

Помимо финансового момента, есть риски того, что влияние Сечина увеличится, ведь что такое «приватизация 2.0»? Это новое перераспределение госсобственности. И дело даже не в том, какой собственник эффективнее – государственный или частный, а в том, у кого какой ресурс и что он дает в плане влияния. Правительство справедливо опасается дальнейшей монополизации нефтяного рынка со всеми вытекающими – ни налоги в нужном объеме не собрать, ни цены на топливо не опустить, все, получается, для «Роснефти» – и правительство, и страна.

Единственный плюс может заключаться в том, что если «Роснефть» проглотит «Башнефть», то ее 19,5% акций потом можно будет продать намного дороже, чем сейчас. Этот аргумент Сечин мог выложить на стол перед Путиным. И если президент прислушался, то почему бы «Роснефти» ради этой сделки не заявить, что она вовсе не государственная компания?