В основе кризиса лежит определенное мировоззрение, которое получило название постмодерна. Что оно представляет? Каковы его особенности? Почему оно может считаться деструктивным и разрушительным? И, наконец, как оно связано с возникновением кризиса?
Мы живем во время популяризации и эстетизации любого кризиса. Финансовый кризис стремительно переходит в глобальную мировую депрессию. Кризис институтов современного общества дополняется кризисом механизмов государственного регулирования. Кризис семьи, образования и науки - любимая тема всех социальных мыслителей. Кризис собственности и власти облюбовали политологи. Кризис воспроизводственной и технологической структуры экономики не дает покоя настоящим экономистам, и т.д.
Всепроникающие кризисы всего и вся подаются как норма жизни, безысходное условие современного бытия. Мировоззрение перманентного кризисного существования заключается в современном постмодернистском видении мира, насаждаемом через все формы социального познания, включая современную экономическую науку.
1. Онтология постмодерна. Общество модерна берет начало примерно 500 лет назад, тогда эпоха Ренессанса принесла в европейский мир новую ментальность, способствовала распространению рациональности и изменила религиозную этику. Теология и метафизика, в терминах О. Конта, уступали место позитивизму. Экономика из простого средства к жизни становится самой жизнью общества, происходит гениальное преобразование – простое хозяйствование, обычная функция жизнедеятельности, становится отдельным занятием, которое круто переворачивает жизнь отдельных людей, классов и общества в целом. Происходит отделение аристотелевской хрематистики от экономии. Первая окончательно подчиняет себе вторую, присваивая себе даже её имя. Постепенно этические отношения людей в экономической сфере, ранее всегда обладавшие безусловным приоритетом, были построены по схеме «свой-чужой», когда своим всегда отдавалось предпочтение и свои всегда были гарантированы от обмана или несправедливости. С этого момента этика попала в подчинение экономике. Например, если раньше согласно христианским канонам процент был совсем запрещен (поэтому-то ростовщиками в средние века становились нехристиане), то теперь процент был не только разрешен, но даже, по выражению К. Маркса, стал этическим критерием оценки человека – вряд ли человек, не отдавший взятые в долг деньги, будет считаться порядочным.
Черты кризиса общества модерна проявились, прежде всего, не в соотношении экономики и общества, а в сфере культуры. Конец ХIХ – начало ХХ вв. – вот яркий период, когда основные принципы модерна в культуре стали подвергаться сомнению, и вскоре кризис стал явным.
Термины «постмодерн» и «постмодернизм» изначально возникли в теории изобразительного искусства и архитектуры. В архитектуре «постмодернизм» означает стиль, отличающийся от стандартной функциональной архитектуры времен модернизма. Постмодернизм возник как художественное явление в середине 50-х годов ХХ века в США в таких областях культуры, как архитектура, скульптура, живопись. Затем он стремительно распространился в литературе и музыке. Для художественной практики постмодернизма характерны такие стилевые особенности, как сознательная ориентация на эклектичность, мозаичность, ироничность, игровой стиль, пародийное переосмысление традиций, неприятие деления искусства на элитарное и массовое, преодоление границы между искусством и повседневной жизнью.
На рубеже 60-70-х годов в экономическом бытии общества проявились те знаменитые черты, которые создали поле для нового дискурса. Именно в рамках этого дискурса было описано то качественно новое общественное состояние, о наступлении которого одними из первых заявили Д.Белл и Э.Тоффлер. При всей пестроте названий и оценок в деталях все эти концепции выделяют общие сдвиги, которые происходят в обществе постмодерна.
Первое главное изменение состоит в том, что экономика утрачивает свой статус доминирующей подсистемы общества, задающей условия и правила функционирования всем другим подсистемам. Более того, выделяются две других, столь же значительных и самостоятельных в новом обществе, подсистемы – телекоммуникационная и система образования (О.Тоффлер). Коммуникационные и информационные возможности всего общества теперь определяет телекоммуникационная система. Она фундаментальным образом изменяет и коммуникационные возможности человека – создает для него возможность "непосредственного членства" в обществе без посредничества каких-либо групп и символических систем. Она непосредственно влияет на государственно-политическую сферу, организацию и управление, сферу труда, культуры и отдыха.
Система образования становится "почти доминирующей" подсистемой общества. Она определяет сферу труда и экономики, является стратегическим ресурсом функционирования государственных и политических структур, становится доминирующим фактором группообразования, статусной принадлежности, фундаментальной основой социализации.
На этой основе происходят существенные изменения и в системе социальной дифференциации общества. Собственность уже не является основным критерием, а классы – основным элементом социальной стратификации. Социальная структура становится более фрагментированной и сложной, характеризуется наличием множества оснований дифференциации. Классовая структура заменяется статусной иерархией, которая формируется уже не на основе профессии, а на основе образования, уровня культуры и ценностных ориентаций. Именно культурная идентичность становится основой системы социальной иерархии и группообразования. Ось социального конфликта пролегает теперь не по линии обладания или необладания собственностью, а по линии обладания/необладания образованием и контролем над информацией.
В экономике нарушается основной принцип стоимостной оценки – принцип эквивалентности затрат и результатов. Теперь меньшие затраты ведут к большим результатам. Особенно ярко это проявляется в сфере применения новых изобретений и технологии: один раз совершенное научное открытие не требует далее повторения самого процесса совершения открытия, можно просто купить патент и пользоваться изобретением. Сама экономика по своей внутренней структуре вряд ли может называться теперь индустриальной – все большее количество занятых отвлекается в сферу обслуживания или в ту область, которая теперь называется «cultural economy», то есть образование, науку, рекламу, туризм и прочее.
В эпоху постмодерна коренным образом меняется соотношение производства и потребления: общество из производительного опять возвращается в состояние потребительного. Важно то, что основные потребности населения – в питании, жилье, медицинском обслуживании, в труде – так или иначе удовлетворяются, и более важное значение приобретают другие потребности, бывшие ранее вторичными. Кстати, и сами эти потребности теперь могут регулироваться обществом с помощью рекламы и других средств воздействия на массовое сознание. Производительное общество требовало расширенного воспроизводства и высоких темпов развития, высокого уровня инвестиций. В обществе постмодерна темпы экономического роста становятся более умеренными, все большая часть прибыли не реинвестируется, а уходит в заработную плату и в налоги, с помощью которых содержится «welfare state» – государство, где развита социальная помощь и социальная защита. В производительном обществе труд, затраты труда, стоимость, прибавочная стоимость, прибыль являются основными категориями, в потребительном обществе затраченный труд и стоимость уступают место потребительной стоимости и потребительно-стоимостным механизмам. Например, доля затрат собственно на производство и продажу нового товара гораздо меньше, чем доля затрат на рекламу этого товара, научно-технологическую подготовку его производства, на продвижение торговой марки. Кстати, основным объектом распространения является уже не сам товар, а торговая марка.
Второе главное изменение, фиксируемое посмодернистским дискурсом, – это «необщественность» нового общества, его фрагментарность, локализация и плюралистичность. Все социологические теории, описывающие общество постмодерна, отмечают не только утрату экономикой былой роли доминирующей и системообразующей структуры, но и растущий разрыв и взаимную независимость экономической и политической жизни, религиозной сферы, сферы приватной жизни и т.д. Развиваются раздельные логики действия в разных сферах, причем логики, не сводимые к общему, единому, универсалистскому разуму. Мир модерна, который был миром когерентно взаимоувязанных социальных и культурных сил, который существовал в универсальном контексте рациональности модерна, распадается. Мир постмодерна создает впечатление, что мы живем в "не-обществе", поскольку все его составляющие движутся каждая в своем направлении и удаляются друг от друга. Общество уже невозможно рассматривать как совокупность хорошо организованных институтов. Общество все чаще рассматривается не как система социальной интеграции и социального контроля, а как система подавления со стороны ограниченной группы людей, контролирующей финансы, влияние и информацию и таким образом концентрирующей в своих руках власть.
Постмодернизм изначально отвергает принцип системной организованности, целостности и структурной упорядоченности общества. Он рассматривает социальную реальность как множественность, состоящую из отдельных, единичных, разрозненных элементов и событий. В постмодернизме общество теряет черты тотальности, выстроенности в соответствии с той или иной моделью ("проект Модерн"), оно становится совокупностью локальных самопроизвольных и слабо скоординированных процессов. Постмодернизм – это, несомненно, кризисное мироощущение. Нестабильность, неопределенность и многозначность развивающихся в обществе процессов рассматривается не как проявление патологии системы, а как признак и условие ее жизнеспособности. Разнообразие элементов в системе делает ее устойчивой к многовариантному будущему.
Рассматривая с позиции постмодерна любые социально-экономические системы как коллапсирующие и «взрывающиеся вовнутрь», Бодрийяр, Гидденс, Тоффлер, Кастельс и другие современные социальные философы формируют концептуальное представление о том, что главным открытием ХХ в. следует считать невозможность «подчинения сложных систем, подобных современным экономикам, кибернетическому контролю» из-за отсутствия детальной и постоянной сигнализации «снизу вверх» (bottom up), что из-за взрывного характера отношений превращает конкретную предметную область в свободную «черную дыру», а в условиях симулякров – в виртуальную ловушку. «Институциональные ловушки» В.М. Полтеровича подтверждают данные обобщения на примере рыночных реформ в России.
Постмодернизм акцентирует центробежные тенденции в современных социумах. Кризис модерна – это, прежде всего, разрушение структур модерна как пространства идентичности, распад иерархии идентичностей, дезинтеграция общества. Общество фрагментируется, начинает походить на мозаику, образованную малыми группами. С уходом из западного сознания былой престижности общественного человека на поверхность общества вышла маргинальность во всех ее видах. У теоретиков постмодернизма это явление получило название "нового трайбализма".
Именно подобного рода "племенная социальность" противопоставляется постмодернизмом обществу в его традиционном понимании. Уличные беспорядки в Греции в декабре 2008 г., начатые под предлогом убийства студента, прекрасно олицетворяют собой этот новый трайбализм маргиналов Европы. Бессмысленный бунт против традиционных устоев и иерархий, являющихся наследством капиталистического модерна в стране среднеразвитого капитализма – это репетиция разрушения глобального миропорядка и гегемонии Запада.Для многих незападных стран понятие "модерн" было связано с тем периодом, когда всемирная (и национальная) история была переосмыслена на евроцентристской основе. В этой истории они "переместились" на периферию, поскольку понятие "центра" было привязано к Западу. Постмодернизм для этих стран означает выход за пределы периферийного самосознания, осознание собственного опыта как самодостаточного, а собственных прав – как равных с ведущими державами современного мира. Отказ от евроцентризма ведет к разрушению традиционной культурной вертикали «центр–периферия», а лозунги культурного релятивизма и радикального плюрализма воспринимаются как знамя утраты колониальной модели культуры.
2. Гносеология постмодерна. Постмодерн – это прежде всего разрушение универсалистского и рационалистического мировоззрения модерна или "недоверие к метарассказам", то есть к великим базовым идеям, "объяснительным системам", которые обеспечивают единство знания, организуют буржуазное общество и служат средством его легитимации. Это религия и история, наука и искусство, а особенно "великие истории" - организующие принципы философской мысли Нового времени, такие как гегелевская диалектика духа, идеи прогресса, эмансипации личности, представление Просвещения о знании как средстве установления всеобщего счастья и т.п.
Эпистемология постмодерна применительно к научному познанию характеризуется такими чертами как дефундаментализм и фрагментарность.
Дефундаментализм есть необоснованность познания, "несвязность" с фактами мира "как он есть". Критика присущего модернизму поиска фундаментальных оснований бытия и знания становится знаменем постмодернистской рефлексии, разрушающей веру в их существование. Постмодернизм, акцентируя фундаментальную трансформацию отношений человека с миром в результате вторжения символических систем, культуры масс-медиа, конструирующих мир в абсолютно искусственных моделях, показывает бессмысленность апелляции к "реальному" объекту. Он исходит из предпосылки о существовании "культурного текста", вне которого либо ничего нет, либо его связь с действительностью настолько туманна и ненадежна, что не дает оснований судить о ней с достаточной степенью уверенности. Границы между представлениями и объектами, истиной и ошибкой разрушаются. Истина утрачивает статус определенности и конечности.
Фрагментарность в науке реинтерпретируется постмодернизмом на основе отказа от идеи бесконечного поступательного приращения знания на пути к истине. Ее место занимает принцип конечности и фрагментарности знания, его исторической и культурной ситуативности. Знание рассматривается как специфическое, локальное, случающееся "здесь и сейчас", но не как констатация общих, универсальных законов, свободных от контекста. Поэтому оно абсолютно плюралистично, децентрично, не сводимо ни к какому объединяющему принципу и не подлежит кросскультурной экстраполяции. Фрагментарность знания связана с постмодернистской интерпретацией реальности как множественности, состоящей из отдельных, разрозненных, единичных элементов и событий, интерпретацией индивида как комплекса не связанных друг с другом образов, событий. Подобный плюрализм стал своеобразной приметой особого взгляда на мир, сформированного постмодернизмом. Он же определил общий дух неприятия того типа, стиля теоретического осмысления реальности, который был выработан предшествующим постмодернизму состоянием наук, критику предыдущего мышления как метафизического.
3. Постмодернистская интерпретация кризиса современной экономики и экономической науки. Постмодернизм изначально отвергает принцип системной организованности, целостности и структурной упорядоченности общества. Он рассматривает социальную реальность как множественность, состоящую из отдельных, единичных, разрозненных элементов и событий. В постмодернизме общество теряет черты тотальности, выстроенности в соответствии с той или иной моделью ("проект Модерн") – оно становится совокупностью локальных самопроизвольных и слабо скоординированных процессов. Постмодернизм – это, несомненно, кризисное мироощущение. Для него характерно чувство тревоги, ощущение распада единого и гомогенного мира. Но в то же время постмодернизм видит в этом распаде шанс нового – иного. Такой взгляд, по мнению Лиотара, и составляет специфику постмодернистского сознания. То, что с традиционных позиций кажется хаосом и беспорядком, постмодернисту представляется многообразием возможностей. Нестабильность, неопределенность и многозначность развивающихся в обществе процессов рассматривается не как проявление патологии системы, а как признак и условие ее жизнеспособности. Разнообразие элементов в системе делает ее устойчивой к многовариантному будущему.
Иногда экономический постмодернизм пытается «довести до паники» общество апокалиптическими трактовками развития современной хозяйственной системы, паническим страхом перед грядущим порядком или хаосом, наступающей глобализацией или фиктивным всемогуществом финансового капитала. Однако при этом не предлагается никакого механизма созидательного разрешения проблем, дается лишь их отстраненная трактовка как постоянного перехода хаоса в порядок и вновь в хаос. Таким образом, оказываются утраченными и позитивная, и нормативная функции экономической науки, до сих пор неизменно ей присущие. Об эффективном решении прагматических и прогностических задач экономической науки не приходится говорить.
По сути, наблюдается отход от научного познания закономерностей и внутренней логики эволюции хозяйства, возникают искусственное расчленение и хаотизация экономической теории на основе отождествления статуса всякого нового направления со статусом всей науки, признания особого исходного значения хаоса и радикального плюрализма реальности. Субъективное конструирование особых «правил игры» многими научными «театрами» в своем «сценарном режиме» при незнании или отторжении общей классической традиции ведет к «затоплению» категориального поля экономической теории мифическими образами и фетишами, сюрреалистическими или даже фантастическими интеллектуальными конструкциями.
Постмодернистское мировоззрение применительно к современной экономической теории, с одной стороны, расшатывает универсализм парадигмы общего экономического равновесия, а с другой стороны, не призывая к полной замене её на другую исследовательскую платформу, приветствует мультипарадигмальность мозаичного типа в виде всех возможных «институциональных экономик», психологических и экспериментальных экономик и пр. Разнородный категориальный аппарат, не позволяющий сводить воедино результаты исследований по этим программам, углублять и обобщать знание реальности, не только не признается в качестве ущербной черты, но и рассматривается как критерий подлинной научности, свободной от монополии предвзятости какой-либо социально-религиозной доктрины.
Отсюда вытекает поверхностность и легкомысленность мировоззрения постмодерна в экономической теории. За плюрализмом методологических подходов и эффектностью категориальных аппаратов, сменяющихся с неубедительной скоростью по мере провала очередного, просматривается социальная безответственность и отказ от основных функций науки – объяснительной и прогностической. Отказ от возможности глубокого познания экономической реальности и построения упорядоченной системы знаний объясняется известным тезисом постмодернизма о несамотождественности текста и о ненадежности знания, получаемого с помощью языка, и как следствие – о проблематичности той картины действительности – эпистемы. Согласно М.Фуко, в каждую историческую эпоху существует специфическая, более или менее единая эпистема, которая образуется из дискурсивных практик различных научных дисциплин. По мнению Фуко, эпистема всегда внутренне подчинена структуре властных отношений, выступает как "тотализирующий дискурс", легитимирующий власть, поэтому она не может быть нейтральной или объективной. Согласно другой главной идеи постмодернизма культуры как системы знаков, язык описывается в постмодернизме как знаковая структура, которая является вместилищем значений, независимых от их связи с "фактами" мира или намерениями субъекта. Постмодернизм отказывается от старой веры в референциальный язык, то есть, в язык, способный правдиво и достоверно воспроизводить действительность, говорить "истину" о ней. Поэтому понимание мира, возможное только в языке и посредством языка, согласно постмодернизму, является не продуктом "мира, как он есть", а следствием "истории текстов".
Следовательно, научное знание согласно постмодерну становится все более иллюзорным и все более напоминает некую игровую площадку, где допускается сосуществование различных игр с различными изменяемыми во времени правилами. Наука превращается в причудливый мозаичный конгломерат различных игр, этакое большое казино с огромным количеством игровых автоматов, вокруг которых группируются когорты профессионалов и любителей именно данной игры. За последние 20 лет среди нобелевских лауреатов по экономике наблюдается значительно количество специалистов по теории игр, каждый из которых сумел описать ту или иную частную отраслевую экономическую проблему с помощью данного раздела математики. Элитные западные экономические журналы не только оказывают предпочтение работам, написанным с использованием аппарата теории игр, но и отказываются принимать статьи, не использующие данный аппарат или аппарат теории общего экономического равновесия. Достоверность прогнозов, полученных на основе подобных исследований, их совместимость с иными формами экономического знания, возможность распространения подобного модельного знания на смежные области и перехода к более продвинутым обобщениям попросту не обсуждаются.
Экономическим постмодернизмом отрицается правомерность претензий науки на усмотрение в процессах труда, производства и хозяйства (как существования, бытия и действительности) того, что могло бы быть обозначено как их «прочный и устойчивый логос», считается, что они носят принципиально игровой характер, а закономерность «скрывает игру». Постмодернистская экономическая теория вообще дистанцируется от оппозиции «серьезность-игра», сводя жизнь к игре изначально. Это методологическое отождествление находит отражение во многих современных работах, посвященных как фундаментальным аспектам теории, так и актуальным проблемам хозяйственной практики. В схемах постмодернистской экономики живут и работают не люди, а одушевленные предприятия, организации, институты, капиталы, экономики. Теряется сам смысл антропоцентризма в теории и практике современного хозяйства.
Повсюду постмодернистские, либеральные по сути исследователи заменяют субъектов и агентов «игроками рынка», которые не живут по-настоящему, а живут «как бы», играя в жизнь на различных рынках. Эти игроки – некие волонтеры авантюры или аферы, эквилибристы на лезвии рыночной бритвы. Это абстрактные индивиды, которые будто не обременены никакими реальными общественными связями с отечеством и семьей, с прошлым и настоящим, с гуманистическими благами и нормами.
Но самое страшное начинается тогда, когда результаты подобного игрового конструирования реальности начинают применяться на практике. Например, нобелевские лауреаты за теории экономических рисков Гарри Марковиц, Майрон Скоулз и Роберт Мертон построили математические модели рисков, доказывающие, что при "правильном смешении" ипотечных закладных высокой и низкой степени надежности (ведь какая-то часть заемщиков не расплатится за ипотеку) и выпуске на основе этого смешения вторичных (деривативных) ипотечных облигаций надежность таких облигаций высока.
На основе этих моделей крупнейшие американские рейтинговые агентства "Мудиз" "Фитч", "Стандард энд Пурз" пересмотрели свои методы оценки рисков и начали присваивать ипотечным деривативам высший рейтинг надежности ААА. А затем на основе вторичных облигаций с таким рейтингом пошел выпуск третичных и т.д. ипотечных деривативов. И эти облигации охотно покупали – ведь у них высший рейтинг! – банки и корпорации как в США, так и во многих других странах мира. И выдавали под них все новые и новые кредиты.
У истоков ипотечных "кредитных рек" стояли многолетний глава Федерального резерва США Алан Гринспен, горячо поддержавший эту идею, и крупнейшие инвестиционные банки США, которые в отличие от обычных коммерческих банков специализировались на биржевой игре на рынке ценных бумаг. А после 1999 года в США по настоянию того же Гринспена был отменен принятый еще при Рузвельте антикризисный закон Гласса-Стигала, разделявший банки США на инвестиционные и коммерческие и запрещавший коммерческим банкам игру на бирже. И тогда "ипотечная деривативная лихорадка" приобрела особо крупные масштабы и начала "заваливать" США и всю планету кредитными деньгами. По оценкам американских экономистов, в мире с начала XXI века выпущено деривативов на 540 триллионов долларов, а годовой оборот этого рынка превысил 60 триллионов долларов. И очень существенную роль в наращивании "деривативной пирамиды" сыграли именно ипотечные облигации.
А потом внезапно (?) выяснилось, что это именно "пирамида", и что большинство вторичных и так далее ипотечных облигаций ничего не стоит. И выяснилось, что "нобелевские" авторы ипотечной идеи входили в советы директоров крупнейших инвестбанков, а инвестбанки "спонсировали" рейтинговые агентства. И посыпались очень грубые обвинения в адрес Гринспена и Федеральной комиссии по ценным бумагам и рынкам, которая "прозевала" подступающую катастрофу.
Наука как форма социального познания разделяет такие ценности как центрированность и универсальность подлинного знания. Единая картина мира выстраивается как поступательный процесс познания истины. В экономической теории как социальной дисциплине познание истины невозможно без познания истинных этических основ взаимоотношений людей. Кризис современной экономической методологии эпохи постмодерна заключается в том, что вместо поиска и построения упорядоченной системы этико-экономических взглядов, развитие науки направляется в рамки бесконечного поиска очередной инструментальной методологии, идущей на смену очередной возникшей эпистемы. Несостоятельность провалившейся методологии поспешно объясняется быстротой смены экономической реальности, калейдоскопической быстротой конкурирующих эпистем. Среди экономистов-методологов становится популярным отход на позиции релятивизма, отказ от фундаментальных экономических законов, стремление перепрофилировать науку по типу цеха с быстроменяющейся оснасткой, предназначенного для выпуска товаров мелькающего конъюнктурного спроса. О неких глубинных и незыблемых этических основаниях науки здесь речи вообще нет. Сама наука вырождается в скороспелое конструирование реальности, не имеющее этического смысла. В самом деле, какая этика, если через несколько десятков лет на смену старой эпистеме придет новая, и все предпосылки моделирования настолько изменятся, что все старое модельное знание можно будет сдавать в утиль-сырье.
Представляется, что «борьба» с постмодерном в экономической теории также невозможна как борьба с собственным отражением в зеркале или с той экологической нишей, в которой проживаешь. Вместо того чтобы закрашивать синяки и морщины своего зеркального двойника, лучше заняться собственной физиономией. Борьба с постмодерном – это построение иной экономической реальности на основе воплощения программных положений авторитетной экономической доктрины. Последняя создается на основе доминирования вскрытой и отточенной системы этических принципов хозяйствования. Например, если среди разнообразия предлагаемых ныне антикризисных программ находится и воплощается та, которая вмещает в себя наиболее безупречную систему взглядов этического характера, то по мере утверждения успехов данной программы сама социальная реальность изменяется настолько, что выбивает все онтологические и гносеологические аргументы из-под ног эстетствующих постмодернистов. Теория очищается от ценностей релятивизма, вновь утверждаются долговременные императивы экономических законов, сама наука возвращает себе потерянный общественный престиж. Самое важное – поиск этической конструкции, противоположной мировоззрению постмодерна. Здесь экономическая теория бессильна без этически ориентированной практики.
Всепроникающие кризисы всего и вся подаются как норма жизни, безысходное условие современного бытия. Мировоззрение перманентного кризисного существования заключается в современном постмодернистском видении мира, насаждаемом через все формы социального познания, включая современную экономическую науку.
1. Онтология постмодерна. Общество модерна берет начало примерно 500 лет назад, тогда эпоха Ренессанса принесла в европейский мир новую ментальность, способствовала распространению рациональности и изменила религиозную этику. Теология и метафизика, в терминах О. Конта, уступали место позитивизму. Экономика из простого средства к жизни становится самой жизнью общества, происходит гениальное преобразование – простое хозяйствование, обычная функция жизнедеятельности, становится отдельным занятием, которое круто переворачивает жизнь отдельных людей, классов и общества в целом. Происходит отделение аристотелевской хрематистики от экономии. Первая окончательно подчиняет себе вторую, присваивая себе даже её имя. Постепенно этические отношения людей в экономической сфере, ранее всегда обладавшие безусловным приоритетом, были построены по схеме «свой-чужой», когда своим всегда отдавалось предпочтение и свои всегда были гарантированы от обмана или несправедливости. С этого момента этика попала в подчинение экономике. Например, если раньше согласно христианским канонам процент был совсем запрещен (поэтому-то ростовщиками в средние века становились нехристиане), то теперь процент был не только разрешен, но даже, по выражению К. Маркса, стал этическим критерием оценки человека – вряд ли человек, не отдавший взятые в долг деньги, будет считаться порядочным.
Черты кризиса общества модерна проявились, прежде всего, не в соотношении экономики и общества, а в сфере культуры. Конец ХIХ – начало ХХ вв. – вот яркий период, когда основные принципы модерна в культуре стали подвергаться сомнению, и вскоре кризис стал явным.
Термины «постмодерн» и «постмодернизм» изначально возникли в теории изобразительного искусства и архитектуры. В архитектуре «постмодернизм» означает стиль, отличающийся от стандартной функциональной архитектуры времен модернизма. Постмодернизм возник как художественное явление в середине 50-х годов ХХ века в США в таких областях культуры, как архитектура, скульптура, живопись. Затем он стремительно распространился в литературе и музыке. Для художественной практики постмодернизма характерны такие стилевые особенности, как сознательная ориентация на эклектичность, мозаичность, ироничность, игровой стиль, пародийное переосмысление традиций, неприятие деления искусства на элитарное и массовое, преодоление границы между искусством и повседневной жизнью.
На рубеже 60-70-х годов в экономическом бытии общества проявились те знаменитые черты, которые создали поле для нового дискурса. Именно в рамках этого дискурса было описано то качественно новое общественное состояние, о наступлении которого одними из первых заявили Д.Белл и Э.Тоффлер. При всей пестроте названий и оценок в деталях все эти концепции выделяют общие сдвиги, которые происходят в обществе постмодерна.
Первое главное изменение состоит в том, что экономика утрачивает свой статус доминирующей подсистемы общества, задающей условия и правила функционирования всем другим подсистемам. Более того, выделяются две других, столь же значительных и самостоятельных в новом обществе, подсистемы – телекоммуникационная и система образования (О.Тоффлер). Коммуникационные и информационные возможности всего общества теперь определяет телекоммуникационная система. Она фундаментальным образом изменяет и коммуникационные возможности человека – создает для него возможность "непосредственного членства" в обществе без посредничества каких-либо групп и символических систем. Она непосредственно влияет на государственно-политическую сферу, организацию и управление, сферу труда, культуры и отдыха.
Система образования становится "почти доминирующей" подсистемой общества. Она определяет сферу труда и экономики, является стратегическим ресурсом функционирования государственных и политических структур, становится доминирующим фактором группообразования, статусной принадлежности, фундаментальной основой социализации.
На этой основе происходят существенные изменения и в системе социальной дифференциации общества. Собственность уже не является основным критерием, а классы – основным элементом социальной стратификации. Социальная структура становится более фрагментированной и сложной, характеризуется наличием множества оснований дифференциации. Классовая структура заменяется статусной иерархией, которая формируется уже не на основе профессии, а на основе образования, уровня культуры и ценностных ориентаций. Именно культурная идентичность становится основой системы социальной иерархии и группообразования. Ось социального конфликта пролегает теперь не по линии обладания или необладания собственностью, а по линии обладания/необладания образованием и контролем над информацией.
В экономике нарушается основной принцип стоимостной оценки – принцип эквивалентности затрат и результатов. Теперь меньшие затраты ведут к большим результатам. Особенно ярко это проявляется в сфере применения новых изобретений и технологии: один раз совершенное научное открытие не требует далее повторения самого процесса совершения открытия, можно просто купить патент и пользоваться изобретением. Сама экономика по своей внутренней структуре вряд ли может называться теперь индустриальной – все большее количество занятых отвлекается в сферу обслуживания или в ту область, которая теперь называется «cultural economy», то есть образование, науку, рекламу, туризм и прочее.
В эпоху постмодерна коренным образом меняется соотношение производства и потребления: общество из производительного опять возвращается в состояние потребительного. Важно то, что основные потребности населения – в питании, жилье, медицинском обслуживании, в труде – так или иначе удовлетворяются, и более важное значение приобретают другие потребности, бывшие ранее вторичными. Кстати, и сами эти потребности теперь могут регулироваться обществом с помощью рекламы и других средств воздействия на массовое сознание. Производительное общество требовало расширенного воспроизводства и высоких темпов развития, высокого уровня инвестиций. В обществе постмодерна темпы экономического роста становятся более умеренными, все большая часть прибыли не реинвестируется, а уходит в заработную плату и в налоги, с помощью которых содержится «welfare state» – государство, где развита социальная помощь и социальная защита. В производительном обществе труд, затраты труда, стоимость, прибавочная стоимость, прибыль являются основными категориями, в потребительном обществе затраченный труд и стоимость уступают место потребительной стоимости и потребительно-стоимостным механизмам. Например, доля затрат собственно на производство и продажу нового товара гораздо меньше, чем доля затрат на рекламу этого товара, научно-технологическую подготовку его производства, на продвижение торговой марки. Кстати, основным объектом распространения является уже не сам товар, а торговая марка.
Второе главное изменение, фиксируемое посмодернистским дискурсом, – это «необщественность» нового общества, его фрагментарность, локализация и плюралистичность. Все социологические теории, описывающие общество постмодерна, отмечают не только утрату экономикой былой роли доминирующей и системообразующей структуры, но и растущий разрыв и взаимную независимость экономической и политической жизни, религиозной сферы, сферы приватной жизни и т.д. Развиваются раздельные логики действия в разных сферах, причем логики, не сводимые к общему, единому, универсалистскому разуму. Мир модерна, который был миром когерентно взаимоувязанных социальных и культурных сил, который существовал в универсальном контексте рациональности модерна, распадается. Мир постмодерна создает впечатление, что мы живем в "не-обществе", поскольку все его составляющие движутся каждая в своем направлении и удаляются друг от друга. Общество уже невозможно рассматривать как совокупность хорошо организованных институтов. Общество все чаще рассматривается не как система социальной интеграции и социального контроля, а как система подавления со стороны ограниченной группы людей, контролирующей финансы, влияние и информацию и таким образом концентрирующей в своих руках власть.
Постмодернизм изначально отвергает принцип системной организованности, целостности и структурной упорядоченности общества. Он рассматривает социальную реальность как множественность, состоящую из отдельных, единичных, разрозненных элементов и событий. В постмодернизме общество теряет черты тотальности, выстроенности в соответствии с той или иной моделью ("проект Модерн"), оно становится совокупностью локальных самопроизвольных и слабо скоординированных процессов. Постмодернизм – это, несомненно, кризисное мироощущение. Нестабильность, неопределенность и многозначность развивающихся в обществе процессов рассматривается не как проявление патологии системы, а как признак и условие ее жизнеспособности. Разнообразие элементов в системе делает ее устойчивой к многовариантному будущему.
Рассматривая с позиции постмодерна любые социально-экономические системы как коллапсирующие и «взрывающиеся вовнутрь», Бодрийяр, Гидденс, Тоффлер, Кастельс и другие современные социальные философы формируют концептуальное представление о том, что главным открытием ХХ в. следует считать невозможность «подчинения сложных систем, подобных современным экономикам, кибернетическому контролю» из-за отсутствия детальной и постоянной сигнализации «снизу вверх» (bottom up), что из-за взрывного характера отношений превращает конкретную предметную область в свободную «черную дыру», а в условиях симулякров – в виртуальную ловушку. «Институциональные ловушки» В.М. Полтеровича подтверждают данные обобщения на примере рыночных реформ в России.
Постмодернизм акцентирует центробежные тенденции в современных социумах. Кризис модерна – это, прежде всего, разрушение структур модерна как пространства идентичности, распад иерархии идентичностей, дезинтеграция общества. Общество фрагментируется, начинает походить на мозаику, образованную малыми группами. С уходом из западного сознания былой престижности общественного человека на поверхность общества вышла маргинальность во всех ее видах. У теоретиков постмодернизма это явление получило название "нового трайбализма".
Именно подобного рода "племенная социальность" противопоставляется постмодернизмом обществу в его традиционном понимании. Уличные беспорядки в Греции в декабре 2008 г., начатые под предлогом убийства студента, прекрасно олицетворяют собой этот новый трайбализм маргиналов Европы. Бессмысленный бунт против традиционных устоев и иерархий, являющихся наследством капиталистического модерна в стране среднеразвитого капитализма – это репетиция разрушения глобального миропорядка и гегемонии Запада.Для многих незападных стран понятие "модерн" было связано с тем периодом, когда всемирная (и национальная) история была переосмыслена на евроцентристской основе. В этой истории они "переместились" на периферию, поскольку понятие "центра" было привязано к Западу. Постмодернизм для этих стран означает выход за пределы периферийного самосознания, осознание собственного опыта как самодостаточного, а собственных прав – как равных с ведущими державами современного мира. Отказ от евроцентризма ведет к разрушению традиционной культурной вертикали «центр–периферия», а лозунги культурного релятивизма и радикального плюрализма воспринимаются как знамя утраты колониальной модели культуры.
2. Гносеология постмодерна. Постмодерн – это прежде всего разрушение универсалистского и рационалистического мировоззрения модерна или "недоверие к метарассказам", то есть к великим базовым идеям, "объяснительным системам", которые обеспечивают единство знания, организуют буржуазное общество и служат средством его легитимации. Это религия и история, наука и искусство, а особенно "великие истории" - организующие принципы философской мысли Нового времени, такие как гегелевская диалектика духа, идеи прогресса, эмансипации личности, представление Просвещения о знании как средстве установления всеобщего счастья и т.п.
Эпистемология постмодерна применительно к научному познанию характеризуется такими чертами как дефундаментализм и фрагментарность.
Дефундаментализм есть необоснованность познания, "несвязность" с фактами мира "как он есть". Критика присущего модернизму поиска фундаментальных оснований бытия и знания становится знаменем постмодернистской рефлексии, разрушающей веру в их существование. Постмодернизм, акцентируя фундаментальную трансформацию отношений человека с миром в результате вторжения символических систем, культуры масс-медиа, конструирующих мир в абсолютно искусственных моделях, показывает бессмысленность апелляции к "реальному" объекту. Он исходит из предпосылки о существовании "культурного текста", вне которого либо ничего нет, либо его связь с действительностью настолько туманна и ненадежна, что не дает оснований судить о ней с достаточной степенью уверенности. Границы между представлениями и объектами, истиной и ошибкой разрушаются. Истина утрачивает статус определенности и конечности.
Фрагментарность в науке реинтерпретируется постмодернизмом на основе отказа от идеи бесконечного поступательного приращения знания на пути к истине. Ее место занимает принцип конечности и фрагментарности знания, его исторической и культурной ситуативности. Знание рассматривается как специфическое, локальное, случающееся "здесь и сейчас", но не как констатация общих, универсальных законов, свободных от контекста. Поэтому оно абсолютно плюралистично, децентрично, не сводимо ни к какому объединяющему принципу и не подлежит кросскультурной экстраполяции. Фрагментарность знания связана с постмодернистской интерпретацией реальности как множественности, состоящей из отдельных, разрозненных, единичных элементов и событий, интерпретацией индивида как комплекса не связанных друг с другом образов, событий. Подобный плюрализм стал своеобразной приметой особого взгляда на мир, сформированного постмодернизмом. Он же определил общий дух неприятия того типа, стиля теоретического осмысления реальности, который был выработан предшествующим постмодернизму состоянием наук, критику предыдущего мышления как метафизического.
3. Постмодернистская интерпретация кризиса современной экономики и экономической науки. Постмодернизм изначально отвергает принцип системной организованности, целостности и структурной упорядоченности общества. Он рассматривает социальную реальность как множественность, состоящую из отдельных, единичных, разрозненных элементов и событий. В постмодернизме общество теряет черты тотальности, выстроенности в соответствии с той или иной моделью ("проект Модерн") – оно становится совокупностью локальных самопроизвольных и слабо скоординированных процессов. Постмодернизм – это, несомненно, кризисное мироощущение. Для него характерно чувство тревоги, ощущение распада единого и гомогенного мира. Но в то же время постмодернизм видит в этом распаде шанс нового – иного. Такой взгляд, по мнению Лиотара, и составляет специфику постмодернистского сознания. То, что с традиционных позиций кажется хаосом и беспорядком, постмодернисту представляется многообразием возможностей. Нестабильность, неопределенность и многозначность развивающихся в обществе процессов рассматривается не как проявление патологии системы, а как признак и условие ее жизнеспособности. Разнообразие элементов в системе делает ее устойчивой к многовариантному будущему.
Иногда экономический постмодернизм пытается «довести до паники» общество апокалиптическими трактовками развития современной хозяйственной системы, паническим страхом перед грядущим порядком или хаосом, наступающей глобализацией или фиктивным всемогуществом финансового капитала. Однако при этом не предлагается никакого механизма созидательного разрешения проблем, дается лишь их отстраненная трактовка как постоянного перехода хаоса в порядок и вновь в хаос. Таким образом, оказываются утраченными и позитивная, и нормативная функции экономической науки, до сих пор неизменно ей присущие. Об эффективном решении прагматических и прогностических задач экономической науки не приходится говорить.
По сути, наблюдается отход от научного познания закономерностей и внутренней логики эволюции хозяйства, возникают искусственное расчленение и хаотизация экономической теории на основе отождествления статуса всякого нового направления со статусом всей науки, признания особого исходного значения хаоса и радикального плюрализма реальности. Субъективное конструирование особых «правил игры» многими научными «театрами» в своем «сценарном режиме» при незнании или отторжении общей классической традиции ведет к «затоплению» категориального поля экономической теории мифическими образами и фетишами, сюрреалистическими или даже фантастическими интеллектуальными конструкциями.
Постмодернистское мировоззрение применительно к современной экономической теории, с одной стороны, расшатывает универсализм парадигмы общего экономического равновесия, а с другой стороны, не призывая к полной замене её на другую исследовательскую платформу, приветствует мультипарадигмальность мозаичного типа в виде всех возможных «институциональных экономик», психологических и экспериментальных экономик и пр. Разнородный категориальный аппарат, не позволяющий сводить воедино результаты исследований по этим программам, углублять и обобщать знание реальности, не только не признается в качестве ущербной черты, но и рассматривается как критерий подлинной научности, свободной от монополии предвзятости какой-либо социально-религиозной доктрины.
Отсюда вытекает поверхностность и легкомысленность мировоззрения постмодерна в экономической теории. За плюрализмом методологических подходов и эффектностью категориальных аппаратов, сменяющихся с неубедительной скоростью по мере провала очередного, просматривается социальная безответственность и отказ от основных функций науки – объяснительной и прогностической. Отказ от возможности глубокого познания экономической реальности и построения упорядоченной системы знаний объясняется известным тезисом постмодернизма о несамотождественности текста и о ненадежности знания, получаемого с помощью языка, и как следствие – о проблематичности той картины действительности – эпистемы. Согласно М.Фуко, в каждую историческую эпоху существует специфическая, более или менее единая эпистема, которая образуется из дискурсивных практик различных научных дисциплин. По мнению Фуко, эпистема всегда внутренне подчинена структуре властных отношений, выступает как "тотализирующий дискурс", легитимирующий власть, поэтому она не может быть нейтральной или объективной. Согласно другой главной идеи постмодернизма культуры как системы знаков, язык описывается в постмодернизме как знаковая структура, которая является вместилищем значений, независимых от их связи с "фактами" мира или намерениями субъекта. Постмодернизм отказывается от старой веры в референциальный язык, то есть, в язык, способный правдиво и достоверно воспроизводить действительность, говорить "истину" о ней. Поэтому понимание мира, возможное только в языке и посредством языка, согласно постмодернизму, является не продуктом "мира, как он есть", а следствием "истории текстов".
Следовательно, научное знание согласно постмодерну становится все более иллюзорным и все более напоминает некую игровую площадку, где допускается сосуществование различных игр с различными изменяемыми во времени правилами. Наука превращается в причудливый мозаичный конгломерат различных игр, этакое большое казино с огромным количеством игровых автоматов, вокруг которых группируются когорты профессионалов и любителей именно данной игры. За последние 20 лет среди нобелевских лауреатов по экономике наблюдается значительно количество специалистов по теории игр, каждый из которых сумел описать ту или иную частную отраслевую экономическую проблему с помощью данного раздела математики. Элитные западные экономические журналы не только оказывают предпочтение работам, написанным с использованием аппарата теории игр, но и отказываются принимать статьи, не использующие данный аппарат или аппарат теории общего экономического равновесия. Достоверность прогнозов, полученных на основе подобных исследований, их совместимость с иными формами экономического знания, возможность распространения подобного модельного знания на смежные области и перехода к более продвинутым обобщениям попросту не обсуждаются.
Экономическим постмодернизмом отрицается правомерность претензий науки на усмотрение в процессах труда, производства и хозяйства (как существования, бытия и действительности) того, что могло бы быть обозначено как их «прочный и устойчивый логос», считается, что они носят принципиально игровой характер, а закономерность «скрывает игру». Постмодернистская экономическая теория вообще дистанцируется от оппозиции «серьезность-игра», сводя жизнь к игре изначально. Это методологическое отождествление находит отражение во многих современных работах, посвященных как фундаментальным аспектам теории, так и актуальным проблемам хозяйственной практики. В схемах постмодернистской экономики живут и работают не люди, а одушевленные предприятия, организации, институты, капиталы, экономики. Теряется сам смысл антропоцентризма в теории и практике современного хозяйства.
Повсюду постмодернистские, либеральные по сути исследователи заменяют субъектов и агентов «игроками рынка», которые не живут по-настоящему, а живут «как бы», играя в жизнь на различных рынках. Эти игроки – некие волонтеры авантюры или аферы, эквилибристы на лезвии рыночной бритвы. Это абстрактные индивиды, которые будто не обременены никакими реальными общественными связями с отечеством и семьей, с прошлым и настоящим, с гуманистическими благами и нормами.
Но самое страшное начинается тогда, когда результаты подобного игрового конструирования реальности начинают применяться на практике. Например, нобелевские лауреаты за теории экономических рисков Гарри Марковиц, Майрон Скоулз и Роберт Мертон построили математические модели рисков, доказывающие, что при "правильном смешении" ипотечных закладных высокой и низкой степени надежности (ведь какая-то часть заемщиков не расплатится за ипотеку) и выпуске на основе этого смешения вторичных (деривативных) ипотечных облигаций надежность таких облигаций высока.
На основе этих моделей крупнейшие американские рейтинговые агентства "Мудиз" "Фитч", "Стандард энд Пурз" пересмотрели свои методы оценки рисков и начали присваивать ипотечным деривативам высший рейтинг надежности ААА. А затем на основе вторичных облигаций с таким рейтингом пошел выпуск третичных и т.д. ипотечных деривативов. И эти облигации охотно покупали – ведь у них высший рейтинг! – банки и корпорации как в США, так и во многих других странах мира. И выдавали под них все новые и новые кредиты.
У истоков ипотечных "кредитных рек" стояли многолетний глава Федерального резерва США Алан Гринспен, горячо поддержавший эту идею, и крупнейшие инвестиционные банки США, которые в отличие от обычных коммерческих банков специализировались на биржевой игре на рынке ценных бумаг. А после 1999 года в США по настоянию того же Гринспена был отменен принятый еще при Рузвельте антикризисный закон Гласса-Стигала, разделявший банки США на инвестиционные и коммерческие и запрещавший коммерческим банкам игру на бирже. И тогда "ипотечная деривативная лихорадка" приобрела особо крупные масштабы и начала "заваливать" США и всю планету кредитными деньгами. По оценкам американских экономистов, в мире с начала XXI века выпущено деривативов на 540 триллионов долларов, а годовой оборот этого рынка превысил 60 триллионов долларов. И очень существенную роль в наращивании "деривативной пирамиды" сыграли именно ипотечные облигации.
А потом внезапно (?) выяснилось, что это именно "пирамида", и что большинство вторичных и так далее ипотечных облигаций ничего не стоит. И выяснилось, что "нобелевские" авторы ипотечной идеи входили в советы директоров крупнейших инвестбанков, а инвестбанки "спонсировали" рейтинговые агентства. И посыпались очень грубые обвинения в адрес Гринспена и Федеральной комиссии по ценным бумагам и рынкам, которая "прозевала" подступающую катастрофу.
***
Наука как форма социального познания разделяет такие ценности как центрированность и универсальность подлинного знания. Единая картина мира выстраивается как поступательный процесс познания истины. В экономической теории как социальной дисциплине познание истины невозможно без познания истинных этических основ взаимоотношений людей. Кризис современной экономической методологии эпохи постмодерна заключается в том, что вместо поиска и построения упорядоченной системы этико-экономических взглядов, развитие науки направляется в рамки бесконечного поиска очередной инструментальной методологии, идущей на смену очередной возникшей эпистемы. Несостоятельность провалившейся методологии поспешно объясняется быстротой смены экономической реальности, калейдоскопической быстротой конкурирующих эпистем. Среди экономистов-методологов становится популярным отход на позиции релятивизма, отказ от фундаментальных экономических законов, стремление перепрофилировать науку по типу цеха с быстроменяющейся оснасткой, предназначенного для выпуска товаров мелькающего конъюнктурного спроса. О неких глубинных и незыблемых этических основаниях науки здесь речи вообще нет. Сама наука вырождается в скороспелое конструирование реальности, не имеющее этического смысла. В самом деле, какая этика, если через несколько десятков лет на смену старой эпистеме придет новая, и все предпосылки моделирования настолько изменятся, что все старое модельное знание можно будет сдавать в утиль-сырье.
Представляется, что «борьба» с постмодерном в экономической теории также невозможна как борьба с собственным отражением в зеркале или с той экологической нишей, в которой проживаешь. Вместо того чтобы закрашивать синяки и морщины своего зеркального двойника, лучше заняться собственной физиономией. Борьба с постмодерном – это построение иной экономической реальности на основе воплощения программных положений авторитетной экономической доктрины. Последняя создается на основе доминирования вскрытой и отточенной системы этических принципов хозяйствования. Например, если среди разнообразия предлагаемых ныне антикризисных программ находится и воплощается та, которая вмещает в себя наиболее безупречную систему взглядов этического характера, то по мере утверждения успехов данной программы сама социальная реальность изменяется настолько, что выбивает все онтологические и гносеологические аргументы из-под ног эстетствующих постмодернистов. Теория очищается от ценностей релятивизма, вновь утверждаются долговременные императивы экономических законов, сама наука возвращает себе потерянный общественный престиж. Самое важное – поиск этической конструкции, противоположной мировоззрению постмодерна. Здесь экономическая теория бессильна без этически ориентированной практики.
Написать комментарий
Тема данной статья актуальна и интересна для оценки и рассуждение современного мировоззрения. Автор статьи рассказывает о стремительном переходе в глобальную мировую депрессию финансового кризиса. То есть понятие «кризис» так прочно вошел в жизнь людей, что несмотря на вроде бы негативную окраску, многими обычными гражданами уже воспринимается не как некий форс-мажор, а как неизбежная обыденность. Так же автор рассматривает постмодернистское мировоззрение применительно к современной экономической теории. В онтологие постмодерна, автор рассмотрел общие сдвиги, происходящие в обществе постмодерн, такие как изменения условий и правил функционирования различных подсистем общества, замена классовой структуры на статусную иерархию, «необщественность» современного общества. Автор обращает внимание на то, что постмодернизм изначально отвергает принцип системной организованности, целостности и структурной упорядоченности общества. Автор рассматривает социальную реальность как множественность, состоящую из отдельных, единичных, разрозненных элементов и событий. Во второй части статьи рассмотрела эпистемология постмодерна применительно к научному познанию. Дефундаментализм что есть необоснованность познания, "несвязность" с фактами мира "как он есть". Фрагментарность в науке реинтерпретируется постмодернизмом на основе отказа от идеи бесконечного поступательного приращения знания на пути к истине.. В третьей части статьи рассматривается посмодернисткая интерпретация кризиса, экономический постмодернизм, так же теория игр, сравнение научного знания с игровой площадкой, и влияние такого восприятия на построение различных моделей
В основе кризиса лежит определенное мировоззрение, которое получило название постмодерна. В представленной статье автор анализирует постмодерн, его особенности, почему он считается деструктивным и разрушительным и, наконец, как он связан с возникновением кризиса. В работе автор раскрывает онтологию, гносеологию постмодерна, и постмодернистскую интерпретацию кризиса современной экономики и экономической науки. Автор высказывает, что мировоззрение перманентного кризисного существования заключается в современном постмодернистском видении мира, насаждаемом через все формы социального познания, включая современную экономическую науку. В начале статьи, обосновывая ее актуальность, автор отмечает: «Экономика из простого средства к жизни становится самой жизнью общества, происходит гениальное преобразование – простое хозяйствование, обычная функция жизнедеятельности, становится отдельным занятием, которое круто переворачивает жизнь отдельных людей, классов и общества в целом». В данной статье дано определение, постмодернизм – это, несомненно, кризисное мироощущение; нестабильность, неопределенность и многозначность развивающихся в обществе процессов рассматривается не как проявление патологии системы, а как признак и условие ее жизнеспособности. Автор обращает внимание на то, что «В архитектуре «постмодернизм» означает стиль, отличающийся от стандартной функциональной архитектуры времен модернизма. Система образования становится «почти доминирующей» подсистемой общества, она определяет сферу труда и экономики, является стратегическим ресурсом функционирования государственных и политических структур, становится доминирующим фактором группообразования, статусной принадлежности, фундаментальной основой социализации». В статье затронут и важный вопрос о том, что общество невозможно рассматривать как совокупность хорошо организованных институтов, общество все чаще рассматривается не как система социальной интеграции и социального контроля, а как система подавления со стороны ограниченной группы людей, контролирующей финансы, влияние и информацию и таким образом концентрирующей в своих руках власть. Автор обращает внимание на то, что постмодернизм изначально отвергает принцип системной организованности, целостности и структурной упорядоченности общества. Автор рассматривает социальную реальность как множественность, состоящую из отдельных, единичных, разрозненных элементов и событий. Автор статьи считает что, «В постмодернизме общество теряет черты тотальности, выстроенности в соответствии с той или иной моделью «проект Модерн», оно становится совокупностью локальных самопроизвольных и слабо скоординированных процессов. Постмодернизм–это, несомненно, кризисное мироощущение. Нестабильность, неопределенность и многозначность развивающихся в обществе процессов рассматривается не как проявление патологии системы, а как признак и условие ее жизнеспособности. Разнообразие элементов в системе делает ее устойчивой к многовариантному будущему». Так же в статье затронут и важный вопрос о кризисе «Кризис современной экономической методологии эпохи постмодерна заключается в том, что вместо поиска и построения упорядоченной системы этико-экономических взглядов, развитие науки направляется в рамки бесконечного поиска очередной инструментальной методологии, идущей на смену очередной возникшей эпистемы. Несостоятельность провалившейся методологии поспешно объясняется быстротой смены экономической реальности, калейдоскопической быстротой конкурирующих эпистем. Среди экономистов-методологов становится популярным отход на позиции релятивизма, отказ от фундаментальных экономических законов, стремление перепрофилировать науку по типу цеха с быстроменяющейся оснасткой, предназначенного для выпуска товаров мелькающего конъюнктурного спроса». Следует отметить, что данная проблема не является новой, по ней создано достаточно много научных работ, разработаны различные концепции и подходы. Однако автор делает заключение «Борьба с постмодерном – это построение иной экономической реальности на основе воплощения программных положений авторитетной экономической доктрины, которая создается на основе доминирования вскрытой и отточенной системы этических принципов хозяйствования». Исходя из вышеизложенного, можно сделать вывод о раскрытие заявленной темы, о научном способе ее изложения и ряда выводов. Рецензируемая статья имеет научную новизну.
Автор данной статьи обращает внимание читателя на очевидный факт, который по каким-то причинам остается многими незамеченным: мы живем в период «перманентного кризиса». С экранов телевизоров, страниц газет, интернет-ресурсов сочится информация о кризисах практически во всех сферах жизни: экономике, финансах, политике, социальной сфере. Термин «кризис» так прочно вошел в жизнь людей, что несмотря на вроде бы негативную окраску, многими обычными гражданами уже воспринимается не как некий форс-мажор, а как неизбежная обыденность. А современные мыслители, экономисты, политологи же в свою очередь уже на протяжении более, чем полувека пытаются найти пути предотвращения и профилактики кризисных ситуаций, придумать универсальные и уникальные рецепты борьбы с кризисами. Если только задуматься над этой ситуацией, сразу возникают вопросы «Почему же так происходит? Как кризису удалось завладеть умами и судьбами людей, стран и континентов?». И вот здесь Сергей Александрович, по моему мнению, очень интересно подводит нас к мысли о том, что кризис – это часть определенного мировоззрения, постмодерна, который главенствует в современном обществе. Направление, которое возникло в культуре в 50-60х годах ХХ века, с течением времени настолько набрало популярность, что перенеслось и в экономику, и в политику, и в повседневную жизнь обывателей. Постмодерн изменил людей, превратив их уже не первый раз в истории из производителей в потребителей, подорвал веками выстраиваемую систему евроцентризма (последние несколько лет все мы являемся свидетелями всплесков самосознания стран и народов, еще не так давно находившимся в подчиненном Западу состоянии). Согласно рассуждениям автора, с которыми трудно не согласиться, постмодернистское мировоззрение, охватившее современный мир, в глобальном смысле не несет никаких позитивных преобразований, и на данный момент предпосылок к ним не наблюдается. Приближаясь к завершению статьи, очень хочется верить, что последние строки несут волшебный рецепт выхода из сложившейся ситуации, но увы. Толкачев С.А. с присущей ему иронией отмечает, что «борьба» с постмодерном в экономической теории также невозможна как борьба с собственным отражением в зеркале». Единственный способ справиться с происходящим это, по мнению автора, попытка найти сильную этическую конструкцию, которая будучи противоположной постмодерну, сможет дать основу для возвращения попранных «правильных» законов и устоев и создания новой стабильной системы. Что ж, будем ждать…
Данная статья является интересной, поскольку автор рассматривает постмодернистское мировоззрение применительно к современной экономической теории. В первой части статьи представлена онтология постмодерна, рассмотрены общие сдвиги, происходящие в обществе постмодерн, такие как изменения условий и правил функционирования различных подсистем общества, замена классовой структуры на статусную иерархию, «необщественность» современного общества, его фрагментарность, локализация и плюралистичность. Во второй части статьи рассмотрела эпистемология постмодерна применительно к научному познанию, рассмотрены такие черты, как дефундаментализм и фрагментарность. В заключительной части статьи рассматривается посмодернисткая интерпретация кризиса, экономический постмодернизм. Особенно интересной показалась часть про теорию игр, сравнение научного знания с игровой площадкой, и влияние такого восприятия на построение различных моделей.
Данная тема статьи очень интересна, и оригинальна, так как рассмотрение такой ситуации, которая гложет всех населяющих стран и является самой животрепещущей темой под названием "кризис". Сам же кризис понимается как , пора переходного состояния,перелом, при котором неадекватность средств достижения целей рождает непредсказуемые проблемы.что же в этой статье оригинально, да, то что рассмотрение этого самого кризиса идет с такой точки зрения постмодернизма. Сам же постмодернизм- социологическая, историко-философская концепция восприятия мира в эпоху постиндустриализма, опирающаяся на недоверие к традиционным реалистическим концепциям, к истинности отражения реальности человеческими органами чувств.Да, действительно если посмотреть сейчас глазами той эпохи , то мы видим, что сходства присутствуют, да сейчас в нашей экономике, да и в чем не возьми в любой сфере деятельности люди первую очередь думают о себе, о своем существовании, единства, сплоченности нет уже давно, и ко всему этому привело само управление , а именно государственное управление, и для чего не понятно, и что дальше будет, также не известно...Эта тема очень глубокая, и правильно было сказано автором, что "постмодернизм- это, несомненно, кризисное мироощущение".