Модернизация как национальная идея

В российском дискурсе нового политического сезона слово «модернизация» как-то отошло на второй план. Время от времени оно вновь  появляется, прежде всего в выступлениях Председателя Правительства РФ Д.Медведева. Правда, с акцентом лишь на технологическую модернизацию и экономическую диверсификацию, как то прозвучало, например, в его выступлении на Гайдаровском форуме в январе 2013 г. Между тем тут требуется более многоплановый подход. Ведь очевидно, что от глубокой модернизации не только экономики, но и всей совокупности общественных институтов зависит судьба страны. Сможет ли она войти в клуб развитых государств, опирающихся на современную экономику знаний, обеспечивающую своим гражданам достойное существование, создающую возможности для индивидуального развития личности, продуцирующую творческие достижения, или ограничится ролью поставщика сырьевых ресурсов на мировые рынки, именуя это «энергетической сверхдержавой»?

Размышляя о сложившейся ситуации, полезно ознакомиться с тем, как к проблемам модернизации относятся в других странах, прежде всего в тех, чьи экономические успехи последних десятилетий многим у нас представляются эталонными. Бесспорно, когда речь заходит о таких странах, сразу вспоминается Китай. Тем интереснее узнать, как сами китайские коллеги оценивают уже достигнутое страной и намечают пути дальнейшего развития.

Такую возможность дает знакомство с «Обзорным докладом о модернизации в мире и Китае (2001—2010)», выпущенном в 2011 г. в Москве издательством «Весь мир». Эта книга содержит общую характеристику концепции стадийного анализа модернизации, разработанную Центром исследования модернизации Китайской академии наук под руководством профессора Хэ Чуаньци, дополненную десятью докладами о модернизации в мире и в Китае, которые посвящены разным аспектам этого процесса и ежегодно готовились с 2001 по 2010 г. Русское издание книги дополнено также специальным разделом, посвященным индикаторам модернизации в России.

Знакомство с книгой позволяет глубже понять, как сами китайцы относятся к проблемам модернизации, какие цели ставят перед собой, как собираются их достигать. И этот взгляд, думается, позволяет глубже понять сам дух китайских реформ, прежде всего их связь с глобальными процессами  модернизации. Именно  встроенность китайского развития в мировой контекст – основная идея книги, равно как и основная идея всего китайского движения  по пути модернизации (это явно чувствуется при чтении всех докладов, объединенных в издании).

На мой взгляд, уроки данного исследования можно разделить на две части — инструментальную и идеолого-методологическую. К инструментальной я бы отнесла разработанную в Центре исследования модернизации систему индексов, позволивших провести сравнение уровней модернизации в 131 стране мира. При этом, согласно концепции Хэ Чуаньци,  модернизация — хотя и глобальный, но нелинейный и неравномерный процесс, и сопоставляемые страны оказались разделенными на страны с низким, предварительным, средним и высоким уровнями модернизации, соответствующими эволюции человечества от первобытного к аграрному, затем к индустриальному обществам и, наконец, к обществу знаний.

Для современного мира также крайне важен фактор перехода от первичной модернизации, связанной с индустриализацией, ко вторичной, обусловленной вступлением мира в информационную эру. Такое разделение —  основная черта теории интегральной модернизации Хэ Чуаньци. Это оригинальная теория, развивающая положения и классической теории модернизации, и теории постмодерна, и ряда других. Автор характеризует ее и как общую теорию модернизации, и как теорию развития цивилизации, отмечая, что каждая из стадий модернизации и, соответственно, цивилизационного развития проходит четыре фазы — начало, развитие, расцвет и переход к следующей стадии. Однако это не значит, что, например, страна не может перейти к следующей стадии, не завершив полностью во всех компонентах и во всех регионах все модернизационные процессы предшествующей стадии. Тем более что, как известно, мировое развитие крайне неравномерно. Возможно и одновременное развитие элементов как первичной (индустриальной), так и вторичной (постиндустриальной, информационной) модернизации. Именно этот путь китайские ученые считают наиболее целесообразным для своей страны с ее региональной разнородностью.

Эту мысль они, в частности, подкрепляют ярким метафорическим образом реки Янцзы. Они выделяют верхнее течение этой реки со следами первобытного общества и хозяйства, среднее ее течение с присущими ему чертами аграрного общества. Далее следуют провинции нижнего течения, охваченные процессом индустриализации. Наконец, район впадения Янцзы в Восточно-Китайское море (эстуарий) с его знаменитой экономической зоной провинции Шанхай по праву отнесен к четвертой стадии модернизации, связанной с обществом и экономикой знаний. Все эти столь различные по уровню развития  районы должны быть включены в общий модернизационный процесс. Но где-то во главу угла требуется поставить задачи первичной (индустриальной) модернизации, где-то — вторичной (постиндустриальной), а где-то — сочетание этих двух стадий модернизации, в наибольшей степени соответствующее возможностям текущего момента: «Развивающиеся страны могут либо координировать пути развития первичной и вторичной модернизации, либо идти путем интегрированной модернизации» (с.45), т.е. сочетающей в разных пропорциях ту и другую. Сама же всемирная модернизация определяется как диверсифицированная, характеризующаяся базовыми принципами, согласно которым процесс этот асинхронен, его уровни и элементы неравномерно распределены в пространстве, а структура их распределения относительно стабильна. 

При этом разработанная под руководством Хэ Чуаньци система индексов позволяет отслеживать этот процесс, выделяя в нем признаки как первичной, так и вторичной модернизации, а также давая вероятностные прогнозы изменения уровней региональной модернизации на ближайшее двадцатилетие (подробнее о системе измерительных инструментов китайских коллег и их применимости в российских исследованиях см. статью члена-корреспондента РАН Н.Лапина — ответственного редактора русского издания книги [Лапин, 2012]). Так, согласно их расчетам, в течение этого периода до 80% регионов и Европы, и Азии как с высоким, так и с низким уровнем развития сохранят свой статус. Однако пятая часть этих регионов могут его изменить: снизится он у высокоразвитых регионов и, наоборот, повысится у низкоразвитых; причем до 5% низкоразвитых регионов могут «перескочить» сразу в группу «среднеразвитых».  Более нестабильна ситуация  в странах, находящихся на промежуточных уровнях модернизации. Здесь удержать свой статус смогут от 60 до 70% и, соответственно, 30-40% - изменить его, причем не только в сторону улучшения (10-20%), но и снижения (до 10%).

Индексы модернизационных процессов в 131 стране в 2006 г. (это последний год, данные о котором попали в доклад) позволяют выявить соотношение состояния этих стран на модернизационном поле (с.53-57). В соответствии с ними Китай по состоянию на 2006 г. помещен в группу предварительно развитых стран и находится на 68 месте по уровню первичной модернизации, осуществив ее на 87%, и на 70 месте по уровню вторичной модернизации, выполненной на 40%. Уровень же интегрированной модернизации Китая оценивается в 38%, что вывело страну на 75 место по этому комплексному критерию.

Россия, согласно предложенной китайскими учеными методике сравнения, выглядит существенно лучше. Она находится в группе среднеразвитых стран, практически завершивших первичную модернизацию (на 97%, причем то, что данный показатель не достиг 100%,  обусловливается влияющими на данный индекс низкими для развитых стран показателями продолжительности жизни как важным критерием уровня социального развития), что позволило ей занять 41 место. Индекс вторичной модернизации у нас равен 66%, что выводит Россию на 31 место. Наконец, с 59% уровня интегрированной модернизации мы занимаем здесь 37 место.

В целом в нарисованной китайскими исследователями  картине положение нашей страны на модернизационном поле существенно лучше, чем у остальных стран БРИК — Бразилии и Индии, первая из которых отнесена, как и Китай, к предварительно развитым странам, а вторая — даже к отстающим. У Бразилии показатель первичной модернизации — 96% (46 место), вторичной — 49% (46 место), интегрированной — 56% (41 место). Для Индии показатель первичной модернизации составил 65% (91 место), вторичной — 25% (97 место), интегрированной — 28% (93 место).    

Среди постсоветских, равно как и постсоциалистических стран Центральной и Восточной Европы Россия по уровню модернизации занимает достаточно хорошие, хотя и не лидирующие, позиции. Она уступает Словении (24 место по уровню интегрированной модернизации), Чехии (29 место) и Венгрии (28 место), а также Эстонии и Латвии (25 и 27 место, соответственно), но опережает другие постсоветские республики и большинство постсоциалистических стран Европы, включая Польшу (38 место), Словакию (36 место), Болгарию (46 место).

В целом, согласно расчетам, проведенным китайскими учеными, положение России на общемировой картине модернизации хотя и не идеально (она не входит в список развитых стран), но все же достаточно благоприятно — в первой части списка среднеразвитых стран, где, помимо прочих, находятся и такие страны, как Италия, Испания, Португалия. Однако все это не очень сочетается с нашим собственным недовольством тем, как идут модернизационные процессы у нас в стране, с ощущением того, что Россия все больше и больше проигрывает именно в модернизационном плане. Ведь общеизвестны такие, например, факты, как бегство капитала из страны. А недавно озвученная В.Путиным задача резкого подъема рейтинга инвестиционной привлекательности, перемещения со 120 на 20 место по этому показателю, была воспринята как явно утопическая. Между тем модернизация в современном мире предполагает качественное переустройство всей экономики, невозможное без огромных капиталовложений, без усилий не только государства, но и частного бизнеса, способного быстро улавливать новые направления  инвестирования и оперативно осуществлять соответствующие капиталовложения, не будучи обремененным бюрократическими ограничениями. Но для этого нужна модернизация всей политической, институциональной и социальной среды. Пока такой модернизации не произойдет, все надежды на привлечение инвестиций, а значит, и на модернизационный экономический рывок тщетны.

Правда, индексы китайских ученых не охватывают институционального аспекта модернизации. Они опираются на комплекс показателей, прежде всего количественных, отражающих уровни модернизации в экономическом, информационном, социальном и других секторах. При этом уровень модернизации в сфере политики не затрагивается вовсе (что не удивительно, если принять во внимание общественный строй КНР).

Однако при всей важности количественных показателей трудно рассчитывать на точность такого способа измерения уровня модернизации и, особенно, модернизационного потенциала страны. Во-первых, следует различать  формальное и реальное наполнение того или иного показателя. Например, статистические данные об уровне образования населения фиксируют лишь количество людей с неполным средним, средним, средним специальным, высшим образованием, но не отражают его качества. Между тем разные учебные заведения, разные педагоги даже при наличии утвержденных  стандартов дают знания разного качества, разной глубины, по-разному прививают ученикам умение пользоваться полученными знаниями в различных ситуациях и т.п. Многое зависит и от способностей и прилежания самих учеников. Все это не может не сказываться на дальнейшей деятельности владеющих теми или иными дипломами об образовании: формально они одного уровня, но реально — разного качества. Современная экономика, прежде всего экономика знаний, чем дальше, тем больше оказывается чувствительной к таким качественым нюансам. 

Или такой универсальный показатель, как ВВП или ВВП на душу населения сам по себе не говорит о том, за счет чего он достигнут, - за счет высокой доли современного производства, продукции «экономики знаний» или усиленной эксплуатации природных ресурсов. Причем, как свидетельствует опыт нашей страны, последнее обстоятельство может тормозить, а не способствовать модернизационным процессам: ренты, получаемой от продажи природных ресурсов, хватает для удовлетворения текущих нужд, и у элиты при всех разговорах о необходимости модернизации нет достаточных стимулов для конкретных действий в этом направлении.

Бесспорно, важный индикатор модернизационных процессов (особенно на этапе индустриализации) — доля городского населения. Но как при этом оценить, насколько новые горожане, только что пришедшие из деревни,  смогли впитать в себя новую для них городскую культуру и в какой степени сама новая городская среда, ускоренно формируемая в соответствии с мобилизационными принципами, часто используемыми странами в условиях догоняющего развития, соответствует общим закономерностям урбанизации. Просчеты в этой области, как свидетельствует, в частности, опыт нашей страны, чреват искажением урбанизационных процессов, которое порождает впоследствии особый кризис незавершенной урбанизации (см., например, [Вишневский,1998]).

Разумеется, комплексные индексы строятся таким образом, чтобы смягчить дефекты отдельных входящих в них показателей, но сделать это можно далеко не всегда и не в полной мере. Кроме того, значение отдельных общеупотребительных в мировой практике индексов меняется по мере перехода от одной стадии модернизации к другой. Так, широко используемый в международных сравнениях Индекс развития человеческого потенциала хорош для фиксации процессов индустриальной модернизации, но при переходе к задачам постиндустриального развития этот индикатор (один из четырех компонентов которого — уровень простой грамотности населения), на мой взгляд, теряет свое значение. Не случайно этот индекс с 2010 г. стал рассчитываться по-другому.  Вместо показателей уровня грамотности и охвата образованием введены показатели средней и ожидаемой продолжительности обучения.

Во-вторых, одни и те же показатели могут по-разному проявлять себя в различной институциональной среде. А фактор данных различий не учитывается китайскими учеными. Для нас же, думается, именно несоответствие модернизационным задачам сложившейся за последнее двадцатилетие институциональной среды становится ключевой проблемой модернизации страны. В этой среде наличие даже самых благоприятных с формальной точки зрения индикаторов не дает того эффекта, на который можно было бы рассчитывать в другой ситуации. Например, Россия — страна с наибольшим в мире количеством врачей на 1000 человек населения. Этот показатель учитывается и при составлении китайских индексов социальной модернизации. Однако даже такое рекордное количество медиков не отменяет общеизвестного факта тяжелого кризиса отечественного здравоохранения. Очевидно, что без серьезной институциональной перестройки не только собственно системы здравоохранения, но и всех социально-экономических отношений вывести эту отрасль на рубежи, соответствующие стандартам развитых стран, невозможно.

Представляется, что при всей важности работы китайских коллег, предложивших единую методику измерения уровней модернизации в 131 странах мира и на этой основе сделавших возможным их сопоставительный анализ, к количественному аспекту данного исследования имеет смысл подходить с осторожностью, учитывая неизбежную огрубленность формально-количественных подходов. Впрочем, и сами китайские ученые признают определенную ограниченность разработанных ими индексов, которые «отражают количественные изменения в человеческой цивилизации (а не качественные). Таким образом, индексы глобальной модернизации отражают лишь часть содержания модернизации и ссылаться на них надо с большой осторожностью» (с.59). В другом месте, в докладе, посвященном социальной модернизации, т.е. процессам, во многом выходящим за рамки количественного анализа, прямо подчеркивается, что применяемые методы «лишь обрисовывают картину для дальнейших исследований, а не являются исчерпывающим описанием социальной модернизации» (с.134-135). Но в то же время такая огрубленность не столь важна в процессе сопоставительного межстранового анализа уровней модернизации, где на передний план выдвигается  возможность сравнения разных стран по единым критериям и на этой основе определенного их ранжирования.  

Однако, как мне представляется, для нас ценность работы китайских ученых не исчерпывается этим инструментальным подходом. Не меньший интерес представляет идеологическая устремленность авторов, которой буквально пронизана вся книга. Можно даже сказать, что модернизация предстает здесь как некая национальная идея. Говоря об истории своей страны и ее славном прошлом, в котором есть такие великие изобретения, как бумага, печатный станок, оружейный порох, компас, столетия и даже тысячелетия, на протяжении которых она находилась среди мировых лидеров, авторы признают, что Китай «упустил возможность проведения промышленного переворота, не осуществил модернизацию вовремя, хотя она длилась около 200 лет, и заплатил за это высокую цену» (с.79). И идея преодоления отставания, достижения уровня экономического развития передовых держав предстает и как важнейшая цель государства, и как ценностный ориентир.

Текст книги пропитан с одной стороны сожалением и даже горечью об упущенных страной шансах, а с другой — желанием преодолеть отсталость и войти в число передовых стран. Чувствуется даже, что это желание обретает форму общенациональной ценности. При этом особый интерес представляет то, как китайские ученые описывают и сам процесс модернизации, и конкретное место своей страны в этом процессе, и ее стратегию.

Прежде всего, модернизация видится им как глобальный процесс, и попытки уклониться от него под предлогом поиска некоего «особого пути», чем нередко грешат наши идеологи, представляется ошибочным. В книге подчеркивается, что «модернизация одновременно является всемирным трендом и социальным выбором. Кто-то просто принимает ее как данность, а кто-то целенаправленно идет по пути модернизации — и скорость процесса в этих случаях будет неравной. Но и те, кто не могут принять модернизацию и предпочитают сохранять традиционный или существующий уклад жизни, все равно испытывают социальные перемены, при этом разрыв в уровнях материальной обеспеченности между ними и лидерами цивилизации будет становиться все больше и больше» (с.34).

Такое целенаправленное движение к модернизации демонстрирует последние три десятилетия Китай, стремясь наверстать упущенное на пути догоняющего развития. Китайские ученые подчеркивают, что эта модернизация по типу — именно догоняющая (с.242), что она охватывает не только экономические, но и социальные, и экологические, и культурные процессы (об этих, как и некоторых иных, аспектах модернизации подготовлены особые доклады). Причем, с их точки зрения, догоняющее развитие имеет свои преимущества, так как идущие этим путем страны, «имея перед глазами успешные примеры ее (модернизации — Н.П.) проведения, могут избежать досадных ошибок, тормозящих процесс», а потому оказываются в более выгодном положении (с.138).

В целом Хэ Чуаньци и его коллеги видят модернизацию одновременно и как всемирно-исторический процесс, и как результат сознательного выбора  страны. При этом  подчеркивается, что модернизацию во всех ее формах нельзя рассматривать как некое раз и навсегда данное состояние: это относительное состояние, в котором пребывает общество, и оно может изменяться. Страна может не только стабильно пребывать в состоянии той или иной степени развитости (и такова участь 80-90%), но и изменять свой статус; причем вероятен как прогрессивный, так и регрессивный тренд. В частности, по приводимым расчетам за 1960-2003 гг. 12% развитых стран опустились до уровня развивающихся, а 6% развивающихся поднялись на следующую ступень (с.138).

В верности пути модернизации у китайских ученых нет сомнений: «Осуществление модернизации — наша национальная задача» (с.141); «модернизация была целью многих поколений китайского народа» (с.73). Но что же должна делать страна, сознательно вставшая на путь модернизации? Какова должна быть ее стратегия в современном мире?

Для этого надо, прежде всего, определиться с самим термином «модернизация». Под ней китайские ученые понимают как процесс развития с привнесением в него «современных черт», так и состояние, являющееся конечным результатом этого процесса. При этом с характерным для китайского менталитета отношением ко времени они отмечают: ««Современные черты» - относительно новые характеристики и последние изменения, появившиеся в рассматриваемой области в ближайшие исторические периоды времени, примерно после 1500 г. н.э. Чаще всего под этим определением понимаются самые новые, наиболее развитые и прогрессивные характеристики определенного объекта» (с.74). С таким погруженным в глубины веков определением соседствует определение модернизации как «процесса достижения высокого уровня развития в масштабах мира или описание состояния в контексте общемирового уровня развития» (с. 74). Прилагательное «модернизированный», читаем далее, «является характеристикой объекта, находящегося на высоком уровне мирового развития, или удовлетворяющего требованиям современности» (с.75).

В целом можно сказать, что в различных определениях, разбросанных на страницах книги, выделяется идея модернизации как глобального тренда цивилизационного развития, в той или иной степени охватывающего все государства. И чтобы страна преуспела в этом процессе, она должна вступить в конкурентное соревнование с другими странами.

Так тема конкуренции как движителя модернизации страны выдвигается на первый план. В качестве одного из теоретическиех выводов концепции Хэ Чуаньци постулируется: «Модернизация — форма международной конкуренции, в ходе которой различные страны стремятся достичь высокого уровня мирового развития, удержать и развить их» (с.76). В другом месте модернизация называется частью международной конкуренции (с.46). Подчеркивается, что «развитие стран и народов не может происходить без учета международной конкуренции и ресурсов» (с.104). Или, используя синонимичный конкуренции термин «соревнование», авторы заявляют, что «всемирная модернизация является международным соревнованием, участницей которого становится каждая страна, начинающая этот процесс» (с.50).

Вся политика Китая последних десятилетий  свидетельствует, что такой подход — отнюдь не умозрительное построение ученых. Это стержень целенаправленной деятельности, в которой и китайское руководство, и предприниматели с азартом участвуют. Ученые же дают этой политике обоснование. В частности, в начале доклада 2005 г. об экономической модернизации говорится: «Поскольку в разных странах ситуация со временем изменялась, периодически смещался и мировой экономический центр. Фактически экономическая модернизация является одновременно глобальной революцией в экономике и всемирным экономическим соревнованием. Страны здесь являются основными конкурирующими единицами» (с.118).

После провалов экономической политики Мао Цзэдуна, еще больше усугубившей экономическое отставание страны с миллиардным населением, в значительной части находившемся на грани голода, руководство выбрало курс международной экономической конкуренции, используя как свое конкурентное преимущество огромное количество дешевой рабочей силы. Кроме того, в руках руководителей страны было сильное авторитарное государство, способное проводить первичную (индустриальную) модернизацию по мобилизационному образцу. Для этого в современном мире надо было создать четкие и простые правила для притока иностранных инвестиций, а с ними и технологий современных производств, равно как и обеспечить выполнение этих правил. (Созданные в стране гарантии собственности устраивают иностранных инвесторов, которые в последние десятилетия в немалой степени способствовали росту китайской экономики. Немалый вклад в это  внесла и масштабная государственная поддержка. Хотя в данном случае некоторые ученые сомневаются в том, что, будучи именно государственной, она оказывается достаточно эффективной. В частности, указывается, что «рост экономики Китая в 2009—2010 гг. составил около 18% при увеличении объема кредитования на 50%, реализации инвестиционной программы в объеме 600 млрд. долл. (соответствует 13% ВВП Китая), росте задолженности центрального и особенно региональных правительств» [Институональные... 2011, с.225]. Действительно, эти данные свидетельствуют о гигантских усилиях государства по поддержанию экономики страны в условиях кризиса, и, возможно, если бы Китай обладал более совершенными финансово-экономическими институтами, отдача от этих вложений была бы  выше. Но в то же время нельзя не признать, что никому, кроме государства, не удалось бы в кратчайший срок мобилизовать такие ресурсы и создать ситуацию, в которой частный капитал не побежал из страны.)

По сути, в чем-то схожие черты этого китайского чуда последних десятилетий можно увидеть и в истории советской индустриализации времен первых пятилеток. Правда, есть и качественное отличие. Мобилизационный план советской индустриализации был нацелен на скорейшее создание производств, прежде всего обслуживающих оборонные нужды. Китайский мобилизационный план был иным: победить в конкурентной борьбе на мировых рынках, стать важнейшим мировым поставщиком дешевых товаров массового потребления, вытеснив соперников с их национальных рынков. Мировому капиталу были предложены привлекательные условия для размещения в Китае своих производств, и началась ускоренная индустриальная модернизация страны. Затем, с учетом перехода развитых стран на новые, постиндустриальные, рубежи развития, в Китае также стали развиваться высокотехнологичные производства, создаваться структуры, типичные для вторичной модернизации, соответствующей требованиям экономики знаний. И этот процесс отражен в теории Хэ Чуаньци, ориентирующей страну на продолжение проводимой политики мобилизации всех сил на решение модернизационных задач, причем одновременно задач и первичной, и вторичной модернизации. 

Однако мобилизационные методы при всей их эффективности  на первых этапах модернизации, прежде всего индустриальной, все же не соответствуют сложности задач, адекватных требованиям модернизации вторичной. Если модернизация индустриальная предполагает в первую очередь решение проблем организации крупных производств, координацию усилий значительного количества частичных работников, в том числе в рамках конвейерного производства, то проблемы экономики знаний другие. Здесь требуется, прежде всего, создание условий для успешной реализации новых идей, их опытной разработки и быстрого тиражирования. Акцент должен быть сделан не на организации массового коллективного действия, что в какой-то степени соответствует мобилизационным принципам, а на создании условий для успешного продвижения инноваций, обычно связанных с усилиями отдельных небольших групп инноваторов. Для решения таких задач требуется глубокая институциональная модернизация, а ее китайские исследователи в свой блок модернизационных проектов не поместили. Более того, как, например, подчеркивают Т.Заславская и М.Шабанова, «модернизация экономики невозможна без модернизации общества... Говоря о предметном содержании модернизации, мы подчеркиваем движение не только к более конкурентоспособной экономике, но и к более конкурентоспособному обществу...» [Заславская, Шабанова, 2012, с.8].

Возможно, это связано с общеполитическими и идеологическими ограничениями, которые осознанно или неосознанно накладывают на себя китайские коллеги. Возможно, они искренне полагают, что при опоре на сильное государство возможно сохранение той институциональной матрицы, которая сложилась в предшествующий период, что эта матрица не будет препятствовать развитию процессов вторичной модернизации, а напротив, ее можно будет провести теми же мобилизационными методами. Не исключено, например, что опыт «перестройки» в нашей стране с ее резким ослаблением государственных институтов привел их к выводу, что риски ослабления государства при демонтаже структур, связанных с коммунистической партией,  гораздо выше рисков, обусловленных противоречиями между требованиями вторичной модернизации и мобилизационными принципами, показавшими свою успешность на этапе первичной модернизации. Правда, в данном случае Россия не может служить примером. Более того, пренебрежение основным тезисом китайских ученых, согласно которому модернизация — и цель, и движитель международной конкуренции, приводит к тому, что Россия теряет одну за другой конкурентные ниши на глобальном рынке товаров (см. [Мау, 2012, с.58]).

При этом, возможно, не учитывается, что экономика знаний предполагает не столько тиражирование результатов инновационной деятельности, полученных в других странах, сколько их расширенное производство в собственной стране. Только так можно выйти вперед в международной конкуренции на этапе вторичной модернизации. А для этого требуется иная организация  труда инноваторов, создание особых условий не только для них, но и для тех, кто способен быстро тиражировать результаты их разработок.  

Думается все же, что сам инструментальный подход к оценке модернизации ведет к фактическому пренебрежению качественными аспектами разворачивающихся процессов. Это, в частности, сказывается на  докладах, посвященных социальной и культурной модернизации, к преуменьшению проблем в этой сфере. Например, вряд ли верен тезис, основанный на использовании авторами сугубо количественных критериев, согласно которым в начале 2000-х гг. «разрыв Китая с международным уровнем социальной модернизации ниже, чем по уровню экономической» (с.141), особенно если учесть рост социальных проблем, неизбежный в старой институциональной среде при углублении процессов вторичной модернизации. Ведь, как замечают сами авторы доклада, социальная модернизация должна быть «средством позитивной социальной адаптации» (с.137). Но сможет ли старая институциональная среда обеспечить для этого должные условия?

Свои проблемы в процессы модернизации Китая вносит и экономический кризис, обусловивший падение спроса на экспортную продукцию. Был взят курс на расширение внутреннего рынка с тем, чтобы покрыть потери на внешних рынках. Однако для такого маневра нужно резкое расширение внутреннего платежеспособного спроса, а это, в свою очередь, может отрицательно сказаться на общей конкурентоспособности китайских товаров, опирающейся на относительную дешевизну рабочей силы. В том же направлении действуют и растущие требования международных организаций к экологическим аспектам китайского производства. Все менее возможным становится пренебрежение к экологическим требованиям со стороны предприятий, которые допускались ими в предшествующие десятилетия.

Не исключен и такой вариант развития кризисных событий, при котором международные корпорации, разработав принципиально новые технологии, требующие более квалифицированной рабочей силы, сочтут более выгодным для себя возвращение основных производств «на историческую родину», т.е.  в развитые страны, что, помимо прочего, будет способствовать смягчению там социальных проблем, связанных с занятостью населения. Такая смена вектора способна нанести чувствительный удар по позициям Китая в международном разделении труда, обострив процессы международной конкуренции.

Но все же главная проблема, как представляется, в самой выбранной китайским руководством модели, в которой стремление одновременно проводить и первичную, и вторичную модернизацию сочетается со стагнацией в институциональном обеспечении данного процесса. Особенно это касается вторичной модернизации. В результате уже в первой половине 2000-х гг. в китайском обществе созрели противоречия между субъектами разных стадий модернизации (не только индустриальной и постиндустриальной экономики, но и крестьянства, которое, как некогда у нас в стране, оказывается в положении донора для развития более модернизированных секторов). На это, в частности, указывал Э.Тоффлер, посвятивший свои исследования анализу трех модернизационных волн — аграрной, индустриальной, информационной. «В современном Китае, - пишет он, - наличествуют все три волны, каждая из которых отражает радикально отличные от других потребности и интересы, - и все они противостоят правительству с беспрецедентным напором». А потому «экономическое продвижение Китая не будет проходить по прямой, без конфликтов и столкновений. Ему не избежать борьбы воли» [Тоффлер, Тоффлер, 2008, с.468, 469].

Однако будем надеяться, что осознавшие значение модернизационных процессов как ключевых в современном мире китайские ученые  смогут найти достойный выход из грозящих стране кризисных явлений. И возможно, одним из направлений таких поисков станет включение в анализ темы институциональной модернизации как необходимого компонента всего модернизационного процесса, особенно на этапе перехода его к современной экономике знаний.

Литература

1. Вишневский А.Г. Серп и рубль. Консервативная модернзация в СССР. М., О.Г.И., 1998.
2. Заславская Т.И., Шабанова М.А. Успешные экономические акторы как потенциальная модернизационная общность. Статья 2. Инновационный потенциал и потребность его модернизации// Общественные науки и современность. 2012. № 5.
3. Институциональные ограничения современного экономического роста. М., Изд. Дом «Дело», 2011.
4. Лапин Н.И. Об опыте стадийного анализа модернизации// Общественные науки и современность. 2012. № 2.
5. Мау В.А. Риски и вызовы социально-экономического развития страны// XII международная научная конференция по проблемам развития экономики и общества. В 4 кн. Кн.1. М., Изд дом ВШЭ, 2012.
6. Тоффлер Э., Тоффлер Х. Революционное богатство. Как оно будет создано и как оно изменит нашу жизнь. М., АСТ, Профиздат, 2008.