История & историки
Предлагаем любителям поэзии и сарказма книгу Б.А.Денисова «История & историки». Автор делится своими соображениями об истории как науке, о работе историков, а также в ироничной форме высказывается относительно современных событий. Может ли политэконом писать хорошие стихи относительно смежной науки?
Полемические очерки
по истории и об историках,навеянные
А.С. Пушкиным.
Приглашение к дискуссии
Пролог
Спорю заочно, спорю прилюдно:
«Нету ни грана Науки в Истории»;
Мне возражают смутно и нудно:
«Вредно, товарищ, судить a priori».
Я об Истории толику написал
В поэме про Октябрь, к примеру,
Последовал непониманья шквал,
Досталось полной мерою.
Историки- воинственное племя.
Что их сближает, так сказать?
Престиж, заслуженная премия?
Гадалкам и астрологам подстать:
Необязательность суждений,
Неразличимость правды от неправды,
Носители антивозрений,
Т.е абсурда и абракадабры.
Простят меня солидные мужи,
Не их имею я в виду,
Но те, кто обретаются во лжи,
Должны быть преданы Басманному суду.
Фальшивки и по крупному, и в малости
Приносят колоссальный вред.
И это не Мюнхгаузена шалости,
Коль скоро на Октябрь запрет.
Глава первая
Мир- мозаика, сделан из мелких обломков
А. Мицкевич.
«Мы иссушили ум наукою бесплодной…»
М.Ю. Лермонтов,1838.
Вначале надобно оговориться,
Предельно сужен этот сказ,
А критик, прежде чем озлиться,
Пускай прищурит карий глаз
И обратит внимание свое,
Что речь идет о социальном,
Техническое, скажем, бытие
Останется вне темы натурально.
Любой объект, без исключения,
Свою историю имеет,
Профессора зуболечения
Над каждым Вашим зубом млеют.
А в сфере техники история
Без социальной остроты.
Приручен атом нам не горе,
Успехи в космосе, профессия в фаворе,
От удивления раскройте рты!
Что для историков (не инженеров) важно:
Когда и почему произошло событие?
(Пусть отразит сие квиток бумажный)
За кем приоритет открытия?
Чей Навои? Доселе спорят.
На выбор: перс, таджик, узбек.
Сшибаются, горячку порют,
Таков Великий Человек.
Какой национальности?
Вопрос десятый.
Зачем копаться в мелочах?
Но как делить район богатый,
Кому принадлежит Нагорный Карабах?
Квасная гордость неприлична.
Наука всем принадлежит,
Ведь для прогресса безразлично,
В какой стране жил Гераклит.
Мне в общем всё равно.
Попов или Маркони,
Уатт иль Ползунов,
Вишу на телефоне,
Не различаю слов.
Придуман фетиш. Он неинтересен,
Унижен кто-то, кто-то горд,
Коль каждый штрих доподлинно известен,
Сподручнее разгадывать кроссворд.
Неважно, кто открыл закон:
Наш Ломоносов-их Лавуазье,
Кто простенький сварил бульон,
Кто пишет на кого досье.
Другое дело точность проявить,
При выявлении реакции,
При этом постараться не забыть,
Что под сукно положат текст в редакции.
А в политическом и социальном плане
Прошедшее понять неимоверно трудно.
В каком окажешься ты стане,
Тот будешь славить голосом простудным.
Проявим пред властями рвение,
Склонимся «перед общим заблуждением».
Минувших дней анекдотичность,
Бытописание страны,
Сумбурных циклов алогичность
И непрактичность старины,
И мелкотравчатость деяний,
Примеры, поучения для нас,
Гаданья на небесной манне,
И бочка кляуз (в них прокисший квас),
Хронологическая пыль,
И хаос искаженной правды,
По случаю прочитанная быль,
И всё «как будто» или «как бы».
История- политика, считал Покровский,
Но только к прошлому обращена.
Что делать, раз объект таковский?
А объективность? Где находится она?
«Чую правду», пел Сусанин,
Газета «Правда» выходила в СССР
И правдолюбцем слыл крестьянин,
За правду пал Морозов – пионер.
У каждого, естественно, она своя
«Окопа» правда у солдата,
У маршала, добытая в боях,
«В делах», - у прокурора, адвоката.
Правд много, Истина одна.
Сентенция повторена на бис.
Способен лишь Господь достигнуть дна,
(Хотя я где-то, извините, атеист).
Глава вторая
«Я психолог… о вот наука!»
А.С. Пушкин,1825г.
«Гря́зны, не́учи, бесстыдны,
Самомнительны и едки,
Эти люди очевидно
Норовят в свои же предки»
А.К. Толстой Собр. соч. в 4-х томах, т.1, с. 291
Что же касается истории новейшей,
Непредсказуема, так говорят, она
Враньё то больше, а то меньше,
Из Мухи делает Слона,
Из великана Гнома сотворит,
Прикроет явное, а частность обнажит,
Из глупости предложит хит,
(Какой у Брежнева был, скажем, аппетит?)
Какое дело Вам до этого, скажите?
Интрига какова, в чем интерес?
Вы на весы серьёзность положите,
Поймете, где обвес, где недовес.
А любопытство, моде вторя,
Глядеть приятно ль в щелочку замка?
Изволь – интимных актов море,
Не все «наукой» приняты пока.
А внешне будто помрачение.
Взгляд исподлобья, сиплый бас,
Являют свысока нравоучения,
Работают на выгодный заказ.
Тот, кто диктует, прячется обычно
В дворцах, коттеджах, бункерах,
Руководит писателями лично
Генсек, премьер, король и шах
Торчат тенденциозно уши,
Хоть сотню «независимых» зови,
Попытки непредвзятости порушит
Взгляд Лидера. Его лови!
Истории уроки впрок нейдут,
Их выучить никто и не пытался.
Преодолеть канон, приемлемый статут,
Никто по существу и не старался.
А «Суд истории» до потрохов лукав;
Сванидзе, Млечин, иже с ними,
То заяц дури спрятанный в рукав,
А то шайтан прискочит в пантомиме.
Пожалте, вот типичнейший образчик
По поводу войны гражданской,
Фильм Млечина – свинячий хрящик,
Получит приз на фестивале Каннском
Преступная (!) гражданская война,
Однако он хотел бы быть арбитром,
Что красная, что белая - для автора равна,
Но правда красных всё ж ему «до витра».
Позиция пригодна для гнилья,
Для либералов и, простите, демократов,
Страницу с Млечиным переворачиваю я,
Смотреть и не заставить под домкратом.
Лавирует как уж Медынский,
Слюною брызгает Урнов,
Иной дискуссии предпочитает Клинское,
А Кургинян к сражению готов.
Непредсказуема история? Пожалуй.
Чего же попросту болтать!
Коллега, знанием не балуй,
Незнаньем лучше куш сорвать.
***
Глазами психиатора иначе
Представлен событийный ряд:
То ликование, то плачи,
То КГБ клянут, а то Моссад.
Флегматик долго мнёт резину,
Холерик выпалит тотчас,
Сангвиник скорчит свою мину,
А параноик врежет в глаз.
Ученые нуждаются в комиссии:
В порядке нервы? Нет иных расстройств?
Не наступила ль после злобности ремиссия?
Нет прочих искажающих устройств?
А нет ли слабоумия у персонажа?
Каких типаж ориентаций?
В плену ли он ажиотажа?
И не впадает всякий раз в прострацию?
Недостижима позитивность,
Коли субъект припадочный порой,
Его активность и пассивность
Не переносит хлад и зной.
Нередко ласков или хмур,
От чёрт чего зависит настроение,
Средь дураков и явных дур
Найдет искомое успокоение.
Допустим, математик ты,
И дважды-два всегда четыре,
Какие не выкручивай понты,
Четыре! Так в подлунном мире.
С историками спорить бесполезно,
Не лучше ли на завтрак съесть омлет,
Орите, уговаривайте слёзно,
Услышим – да, а зачастую – нет.
Оскомина, по меньшей мере,
Никчемная растрата сил,
Никто не утвердился в вере,
Никто и никого не удивил.
Известно всё! А может, неизвестно,
Туманность Андромеды позади,
Ничтожны мысли, фактам тесно,
Не применить точнейший аудит.
Глава третья
«Но если основанье есть ничто –
Тогда и самое ничтожно зданье!
Двоякая в нем ложь заключена:
Но мысли ложь, и ложь по примененью»
А.К. Толстой, Собр.соч. в четырех
томах, т.4, «Дон Жуан», с.32
Да, изучать историю потребно,
Чудес сокрытых, к счастью, узнаём,
Пьём из источника нектар целебный
И набираем информации объём.
Матёрее становимся, мудрее,
Познаем смысл (хотя и относительный)
И самоценность знания лелеем.
Оценки, к слову, тоже приблизительны.
Абстрактный метод для истории опасен,
Премного упускать в анализе не след.
Язык абстракций тощ, не ясен
И не поможет Ро́лан Быков – логопед.
А поприще прошедшего не пустота.
Критерии нужны, подходы, инструменты,
То эта теорема не годна, то та.
Ну как открыть источник ренты?
История нема на этот счет,
А в лучшем случае лубок – картинка,
Математический, экономический расчет,
Кладет искомое в научную корзинку.
Любимые историки? Есть таковые.
Написаны тома, книжища, фолианты,
Есть легковесные, имеются крутые,
Есть сплетен, домыслов и слухов оккупанты.
Псевдоученые – во всех науках.
Ну, а в истории – тем паче.
Наука подлинная возникает в муках,
То, что полегче пишется на даче.
Читай, архивный материал
Особенно секретный,
Яйцеголовых полон зал,
Зеленый абажур приветный.
Сиди себе в библиотеке.
Папирусы прилежно изучай,
«Чего там делали ацтеки?»
А в перерыве сигареты, чай.
Газеты старые, замшелые листки.
Ты скрупулезно отбирай,
О кресло вытерты портки
И хаос в голове, раздрай.
Потом, посредством силлогизма,
Наморщив узкий (от безмыслья) лоб,
Расскажешь на TV про бредни коммунизма,
В надежде демократы похвалили чтоб.
Иной «творец» и балаган затеет,
Глазища выкатит и губы раскатав,
Вещает, скалит зубы и потеет,
Радетель общеевропейских прав.
Жди, выкинет ещё коленце,
В реальность мифы превратив,
Его вконец худое тельце
Само являет негатив.
Итак, ищите компроматы,
Ловите их за длинный хвост,
К услугам Вашим барышни на вате,
Очередной безнравственный прохвост.
***
Меняются эпохи и столетья,
Что движет исторический процесс?
И отчего бывают лихолетья,
Нужны такие изыскания,
Такое напряжение ума
И обостренное внимание,
Что лопнет и железная струна.
Науки костыли, что стихотворные калеки –
Историков псевдонаучные гримасы.
Терпеть приходится отныне и вовеки
Шаманов пассы – выкрутасы.
Критерии, как таковой Науки
Давно известны и неоспоримы.
Они главенствуют, как мореходы Куки
Иль скрипачи в оркестрах – примы.
Пред корифеями Науки преклоняюсь,
Неважно, отрасли они какой,
От лилипутов же (простите, каюсь)
Я ухожу, как правило, в запой…
Глава четвертая
«Бегут, меняясь, наши лета,
Меняя всё, меняя нас»
А.С. Пушкин «Прощание», 1830г,
Избранные произведения
«Московский рабочий», 1949, с. 169
Когда в далекой юности историю учил,
То многое впервые открывалось:
Как Пётр стрельцов отчаянных казнил,
Как Русь сжималась-расширялась.
Кино, Вы помните, тридцатых?
Там личностей экранных рота:
Вот статный гренадер усатый,
Котовский здесь, не знавший укорота.
Суворов, Грозный, Минин и Пожарский,
Максим в трёх актах, пионер Тимур
И парень за заставой Нарвской…
Пожалуй, надо сделать перекур.
***
Кутузов, Ленин, Свердлов, Сталин,
Жуковский, Чкалов (мой кумир)
И Полежаев нравственно кристален,
Попов и Павлов покоряли мир.
Нахимов, Ушаков-победоносец,
Чайковский, Мусоргский и Глинка,
«Потемкин»- славный броненосец.
Не помню больше – в памяти заминка…
Чапаева чуть было не забыл,
Всё верил - выплывет герой,
Учебники до одури учил,
За книгой засыпал порой.
Так в детском восприятии слились
Правдоподобие, легенды, мифы,
Со взрослым знанием срослись,
Преодолев незнанья рифы.
Учения познал вершки,
Читал немного, но пытливо,
Томов огромных корешки
Смотрелись с уважением (красиво!).
История (в моих глазах) - конгломерат,
Где образность, диктует форму.
Несхожих сведений парад -
Такое месиво есть норма?
Мне по душе литература,
Где древность видится в воображенье,
Где высочайшая культура
Наполнит прошлого сухие звенья.
Пред времени судом предстанут
Не тени - полнокровные фигуры,
Скупое буквоедство перетянут,
Ведь протокол не свойственен натуре.
Таков Спартак у Джованьоли
И Петр Великий А. Толстого.
Читал, когда ещё учился в школе
И не желал я представления иного.
И мне казалось – вот и Правда!
Когда теперь читаю хитрованство
О невозвратных днях, что прожил,
Клеветнику хотел бы дать по роже,
Хотя, конечно, это хулиганство.
Чью выполнял творец угоду,
Когда создал «Войну и мир»?
События двенадцатого года
Он в эпопею жизни претворил…
«Батый» и «Чингиз-хан» - творенья Яна.
Писатель вглубь веков проник
И не ищите фальши и изъяна,
Почует правду школьник и старик.
«Полтава» и «Бородино» - стихотворенья.
Не как в архивных заморочках,
Здесь есть кураж и настроенье,
Хочу унять сердцебиенье,
В конце главы поставим точку.
Читайте Пушкина про Пугачева,
Вот Вам Истории надежная основа!
Глава пятая
«Аргумент экономический,
Аргумент патриотический,
И важнейший, наконец,
С точки зренья стратегической
Аргумент – всему венец!..»
Н.А Некрасов. Собр. соч. в четырех томах. т.3, с.284
Истории подвижки разные,
Обычные и несуразные.
Историки лукавые? Возможно.
Как и юристы, политологи и прочие.
Сей вывод вытекает непреложно.
Закуплены? Здесь ставлю многоточие…
Продажных физиков и химиков не знаю.
И математиков, астрономов тем более.
(Что если в облаках витаю?
А вдруг найду таких в Монголии?)
И это не случайно, господа,
Предмет Науки – разум чистый,
А людям безразлична чья - то борода
И пьёте Вы сухое иль игристое.
В истории бушуют страсти,
А в жизни каждого - напасти.
***
«Сейчас» - истории предбанник,
«Вчера» - событие свершилось.
Вчерашнему любой, считаю, данник,
Позиция сдана ему на милость.
И каждый изгаляется, как хочет,
Своя причуда, версия отлична,
А подлинность над версией хохочет,
Хотя разноголосие привычно.
Ещё вчера свидетели живые,
Единства, повторимся, нет.
Слепые, зрячие, горластые, немые,
Дадут разнокалиберный ответ.
Мы для примера сутки взяли,
А если годы и столетия учесть,
Окажемся в немыслимом провале
И будет недосуг подумать и присесть.
Какие вымыслы про Александра князя?
И про сраженье ледовое,
К татарам на поклон подлазил
Иль войско поднял боевое?
Смотрите фильм. Но так ли было?
Скупа обойма фактов единичных,
Столетия действительность прикрыла,
Нет доказательств верных и логичных.
Читатель сам, без затруднений,
Нам приведет ещё примеры
Из жизни ряда поколений
От древности до нашей эры.
Любые мысли (не теории)
Легко найти, не утруждаясь,
Читаем стих «У лукоморья»,
Нахмурясь или улыбаясь.
***
При всех превратностях явлений,
Научные законы существуют.
(Контрастные сравните точки зрения)
В хозяйствах действуют, лютуют.
Законы в сфере психологии
Дисциплинируют мышление.
Их множество в науке сексологии
(Закон интимного влечения).
Какую отрасль науки не бери:
Анализ, синтез, тезис, антитезис,
А историческое знанье, хоть умри,
Лишь в состояньи описать генезис.
А ключ любой Науки – метод.
Точней - её методология.
Владеет им отличный препод,
А от плохих сбегу не только я.
Представьте по диплому историчку:
Насколько худосочна и сера.
К тому же лютеранка, истеричка,
Не отличит Сезанна от Сёра.
Историю сжигает схематизм,
Примитивизмы и метафизики вульгарность,
Спасёт её лишь творческий марксизм,
Его мышления масштабность.
Не дайте оглуплять марксизм!
Его живую подлинную душу,
А то, что выдаёт упёртый догматизм
Легко смывается под душем.
К примеру, метафизик утверждает,
Что либо да, а либо нет.
Резонно оппоненты возражают:
В единстве часто правильный ответ.
А диалектики надежность
Побьет любой субъективизм
От терний к звёздам. Раз доказуема возможность,
То это тоже подлинный марксизм.
Глава шестая
«Тяжких дум избыток»
А.С. Пушкин, 1827г
Антиисторики детали перебрали,
Крутите носом так и сяк,
Но докопаемся едва ли,
А был ли пьян братишка Железняк?
В трактовке личностей скрестились шпаги,
Без перемирия баталии идут,
Был полон власовец отваги
Или пигмей вскричал «капут»?
Лакеи от науки – это нечто!
Чего же слышим непрестанно?
Как в умилении сердечном
Нам прославляют истукана.
Роль личности в истории весома.
Дилеммы нет: народ иль вождь?
Приёма нет супротив лома,
Сахару не спасает дождь.
Велик титан, а может мал?
Вот корни расхождения.
Кто влез в трясину, тот пропал,
Схоластика без снисхождения.
А этика и вовсе не причем,
Гаагский суд провинциален.
Останемся в плену мифологем:
Великий (!) он всегда конгениален?
Ещё есть положенье важное:
Цензурные и подцензурные изъятия.
В итоге фальшь многоэтажная,
Всем этим кормится истбратия.
Рассказ об узнанном до бесконечности
Не превратит его в науку,
Как рассуждение о вечности,
Неопределенность – искаженье звука.
***
А можно же конкретный опыт
В абстрактную сложить модель?
Нет. Слышится невнятный шепот,
А свет стремится в узенькую щель.
Не правда, а правдоподобие,
Царит химер чревоугодие,
В смятении находятся потомки.
А я, немного отдышавшись,
Продолжу далее свой сказ,
Под критики уколов оказавшись,
Отвечу всею силою тотчас.
Не по душе мне «средневзвешенность,
Потоки хладных рассуждений,
Милей Ван Гогова помешанность
И всесжигающая бешенность,
Чем дрейф по вялому теченью».
Глава седьмая
«Есть два разряда путешествий:
Один- стремиться с места вдаль,
Другой- сидеть себе на месте,
Листать обратно календарь!»
А.Т. Твардовский
Музейные эпохи огрубленные;
Допустим древний мир, а вот Средневековье.
Царь - колокол висел стозвонный,
На северах - яранга, чум, зимовье.
Музей истории лишь представленье
Былого в вещном обрамленьи.
Мюрата шпага – загляденье,
Мюрата ли? Оспорим заключенье.
В истории осколков (так точнее),
Императиву места не было и нет,
Запретный плод всегда сочнее,
Для экспозиции пригоден амулет.
Фрагменты тяжело собрать,
Учесть всю гамму предпочтений,
Неизмеримостей не сосчитать,
В систему привести весь спектр учений.
Конструкции фрагментов шатки,
Несостыкуются никак,
Мышленье смутное в упадке,
(Мозаику кладут наискосяк).
В кунсткамеру собрали артефакты.
Чего здесь только нет!
Казацкий быт, убранство шляхты,
И аркебуза, и старинный арбалет.
По датам разложить искомое не трудно,
Куда трудней познать их существо.
Поверхность торчит подспудно,
Прикрыто дымкой естество.
Есть отрасль знаний, что копает
Историю из под земли,
Скелеты, камни предлагает,
Дерзай, исследуй и внемли.
Раскопки к смыслу приближают.
Архология – доподлинно наука,
Пандоры ящик открывает,
Изучена почти любая штука.
Акт атрибуции, конечно, важен;
Опознаем сплетение фактуры,
А ежели предмет обезображен,
Над выводом смеются даже куры.
Глава восьмая
«Блажен в златом кругу вельмож
Пиит, внимаемый царями»
А.С. Пушкин, 1827
Избранные произведения
«Московский рабочий» 1949, с.142
Историкам никак не сдать зачет
Наборы пошлых штампов вопиют,
Гора Кудыкина напрасно ждет,
Ну нет них Скуратовых Малют!
Он волей царской им прикажет
С самой эпохи мироздания,
Обмазать всех предшественников сажей,
Но обелить монарха начинания.
По стойке смирно молвят: «ладно»,
Покорно выю наклонив,
Иначе будет им накладно…
Строчат покорно, губы закусив:
Что государь первейший средь Иванов,
Что Русь насильственно собрал и взял Казань,
Тиранствовал без всяких там шаманов
И привечал как знатных, так и рвань.
Готический собор(?) хотел в Москве построить,
На казни, пытки денег не хватило,
Полицию (опричнину) желал утроить,
Сражался не с кем надо, тратил силы.
Монарх некстати духом занемог,
Поскольку сына сдуру покалечил,
Жену убил, а прочих за порог,
Митрополита зверски изувечил.
Библиотеку в катакомбы закопал,
А книг в ней было запредельно,
Войск под ружье мильона два призвал,
Их утопить в озерах велено…
Но то дьячка последние слова,
Закончил дни свои на дыбе.
С тех пор поверие - молва,
По четвергам(?) благоговеем рыбе.
***
Какая чертовщина! Дребедень?
Читали и такое, и почище.
А привирают все кому не лень,
У летописцев тоже чушь поищем.
Пергаменты и манускрипты –
Истпамятников бренные остатки.
Побасенки для мещанина сладки,
Их не затмить Китаем иль Египтом.
Фантасмагорий несть числа:
Кто победил в сраженье под Полтавой?
Та сечь лишайником и мохом обросла,
Интерпретаторы напоят Вас отравой.
Полезней сказку прочитать,
А также эпос, сагу иль былину,
Деяние по -малу опознать,
Поскольку правда с вымыслом наполовину.
Всё это было, было, было.
От повторений будто бы хмельной.
Технологов за техникой укрыло
А у историков, как водится, застой.
Глава девятая
Не зря ли строки рифм гоняю?
Ломаюсь. Ритмика не та.
Предпочитаю то, что точно знаю:
«Методологию стерилизация кота».
Ученые мужи бряцают новизной,
Век информатики с наукой вместе.
Ковчег принадлежавший будто Ною
Находит подтверждений двести.
Анализ изощрен, новацией насыщен,
К архивным данным доступ облегчен,
Кустарно фактики никто не ищет,
Легко узнать, откуда мелодичный звон.
Парк ЭВМ расширил горизонты,
Накоплен знания мешок,
Чтобы дурить, расставя зонды
И пить вино на посошок.
Историк остается летописцем.
Не более того. Не более того!
Легенд создателем, а значит борзописцем…
И снова ставим точку. Итого:
Пусть с интернетом, всё же в келье,
Дьячок с ноутбуком на столе,
Он попивая виски-зелье,
Копается, как встарь, в застиранном белье.
А в результате Правды мало,
Как Глазунова коллажи́,
Рисуют по наезженным лекалам
И пребывают в той же лжи.
История – двуликий Янус.
Две стороны одной медали.
Не на нуле по Фаренгейту градус,
Часы текут по Сальвадору Да́ли.
Истфакты говорят нам повсеместно-
Великий Пушкин был неправ,
Что гений с злодеянием совместны.
Убийца кровь отёр о свой рукав;
Но, кто он, гений иль придурок?
Намешано придуманных баллад,
Католик, мусульманин, турок,
Смешались в кучу сват и брат.
Тенденцию едва ль найдем,
Познать сие, признаемся, бессильны,
Жизнь – океан, гигантский водоём,
И каждый нагляделся опер мыльных.
Только в Каире, единственный в мире,
Создан вещ доков музей.
Четко музейщики там прочертили
Таинства древних царей.
И всё ж история страны-
Загадок, тайн и жути вал.
И не рассеять пелены,
Не избежать подводных скал.
Раскопки Шлимана известны (на устах)
Труд египтологов глубоко уважаем,
Но резюме, отвечу впопыхах,
Египет, как и Сфинкс, непознаваем.
Как «азиатский способ производства»,
С его традиционализмом,
Негоже путать, пусть и для удобства,
Его с полпотовской моделью коммунизма?
***
Чем современнее работа,
Вопросов больше с каждым днем,
Всё расширяется познанья квота
Владетели сдают её в наём.
Догадки, версии и варианты
Возможно, к храму Истины ведут,
Что означает лист аканта?
Непроницаем он, как Брут.
Вопросов, правда, больше, чем ответов.
Так кто же Истину разбудит?
События не канут в лету,
А информация Историю погубит (!?)
***
Прими сей парадокс, Читатель,
Исследуй тщательно, искатель!
Глава десятая
… «Что думал ты в такое время,
Когда не думает никто?»
А.С. Пушкин, 1825г
В архитектуре, вроде, всё понятно,
Хотя дискуссий пруд пруди,
Попробуй доказательно и внятно,
Определить в ней место Гауди?
История религии примерна.
Здесь временные рамки будто очертимы,
А сект туберкулёзные каверны
Цивилизация проходит мимо.
История искусств? Далёко от науки.
Царит апломб и вкусовщина.
Нахал «создавший» закорюки,
Вот современный артмужчина.
«История искусств страдает,
Как и История, поверьте,
Их вместе суеверия питает,
Что для науки равно смерти».
***
Нащупать верный путь, дорогу,
По вешкам припорошенным бураном,
Есть очевидность, слава, Богу,
Как бы не стать родства не помнящим Иваном!
Судить по- гамбургски, по- офицерски,
Суд чести был придуман неспроста.
Субъект приговорен сугубо мерзкий,
Лишен и чести, и поста.
Осу́жденных не пустят уж к экрану,
Порядочный руки не подаёт,
Поверим, поздно или рано,
Заросший лебедой исчезнет огород.
Суждения о прошлом, настоящем,
С упорством филина – с полночи до зари,
Виват, за правдой в очередь стоящим!
Но, как и раньше, врут календари.
Обилье цифр, деталей (Рост стократ):
Их искаженья, споры, уточненья.
История не рок, но пятится назад,
Уму не преподносит облегченья.
Чем шире горизонты дали,
(Никак, Читатель, не пойму)
Весь горизонт уходит далее
По мере приближения к нему.
Короче, насыщенье Знанием
Нуждается в научном осмыслении,
Как и Священное Писание,
Анализ- синтез сочинения.
Когда «Историю» (в каком-нибудь обличье)
Экзамен иль зачет сдаёшь,
Отбросишь манию величия,
В отчаянье билет бумажный мнёшь,
Себя профессору на откуп отдаёшь.
Ни логики, ни осмысленья дат,
Зубрёжка вдоль и поперёк.
Был, вроде, ближе к Истине истмат,
Но упрощеньем заслужит упрёк.
Богаче жизнь и происшедшее богаче.
Разнообразие наотмашь бьёт.
В тоске девица Ярославна плачет,
Когда же суженый придёт?
А тектонические социума сдвиги.
Попробуйте толково объяснить?
Мышления тяжёлые вериги
Не обнаружат Ариадны нить.
«Наш век - торгаш», - у Пушкина читаем,
Его оспорить трудно очень,
Но что сказал бы он сегодня? Знаем,
Поскольку рынками сознанье раскурочено.
Послесловие. Обращение к читателю
«Что придёт узнаешь скоро,
Что прошло, то невозвратно!»
А.К. Толстой, собр. соч. в четырёх
Томах, т.1, с. 90
«Гляжу на будущность с боязнью,
Гляжу на прошлое с тоской…»
М. Ю. Лермонтов. 1837
Внимание, Читатель, дорогой!
Тебя шокировал. Прости.
А объясненья пункт простой:
Сподручнее дискуссию вести.
Нагнал зелёную тоску, Читатель,
Что делать, раз объект таков.
С пристрастием допросит дознаватель,
Свидетель приглашен. Он толкователь снов.
Чтобы вконец запутать оппонента,
Интригу, братцы, закручу…
Любого прокурора, мента
Отправят в желтый дом, к врачу.
Чтобы вернее разглядеть микроб,
Его под лупой увеличить надо.
Таков и мой предложен Вам подход,
Преувеличил,- получай награду.
«Я обострил, преувеличил, обнажил,
Довёл до крайности Кобылы Сивой бред…»
Иного, знаю, мой Читатель заслужил,
Неужто глупый сам науковед?
Когда предмет совсем амёбный,
Где глупость заложили в основанье,
Там метод непонятливый, ущербный,
В итоге искаженное сознанье.
«Дух отрицанья, дух сомненья»
Не возникает сам собой.
История, не вздохи умиленья,
Здесь страсти, послушанье, бой.
«Везде ярем, секира иль венец,
Везде злодей иль малодушный льстец,
Тиран иль предрассудков раб послушный».
Приправить «горькой правдой ложь»
Пытается бытописатель каждый.
Где Правда? Вызывает дрожь,
Никто не вопрошает дважды.
***
На почве веских аргументов
Финальное предложим резюме:
К истории нет точных инструментов,
А есть бесцветное брожение в уме,
История, скорее дисциплина,
Которую преподают,
Она пока что только глина,
А не фарфор для сотен блюд.
Наука или дисциплина?
Ключевский в своё время различал,
Слаба наука и не без причины,
Историков он не любил и обзывал:
«Без слуха музыканты», «мыслители без головы»,
Сны золотые сонным людям навевая,
Интерпретаторы могил, архивов и молвы.
Значение истории не умоляем,
(Кому так кажется, перекрестись!)
Суммарный тезис уточняем:
Ей суждено за Истиной плестись.
Позиция представлена во всей красе.
Земля усохла. Требует полива.
Ну вот, товарищи, и всё,
Закрыта крышка объектива.
***
Конечно, где-то я не прав,
И чьи-то мысли искажаю,
От метафизики устав,
Расхожей «истины» азы поправ,
В предчувствии уколов замираю…
Лишь, повторимся, в диалектике одной
Любой творец найдёт спасенье,
В ней вижу ключик золотой…
Теперь попьём чаёк с вареньем.
2010-2011 гг.
Денисов Борис Андреевич
А.С. Пушкин «Полководец» 1835г
Так называемая историческая объективность,- по В. Ключевскому,-Бэконовская
Virgo sterilis (бесплодная дева-лат.). См. В.О. Ключевский Афоризмы. Исторические портреты и этюды. Дневники. М., «Мысль», с.409
См. ТВ ПАРК № 29, 2011,с.66
«Гусар! Всё тленно под луною;
Как волны следом за волною,
Проходят царства и века.
Скажи, где стены Вавилона?
Где драмы тощие Клеона?
Умчала всё времён река»
А.С. Пушкин. «Усы».1816г.
Б.А. Денисов. Красный шершень, М.2005, с.7
[6]Б.А. Денисов. Художник художнику, М., 2010, с.6
Б.А. Денисов. Красный шершень, М., 2005,с. 98
А.С. Пушкин В.Ф. Раевскому. 1812.
См. В.О. Ключевский. Афоризмы. Исторические портреты и этюды. М., «Мысль». 1993
Написать комментарий