Динамика человеческого капитала в трансформирующемся обществе – I
Взятый российскими властями курс на модернизацию экономики ставит множество вопросов. Например, достаточен ли в России человеческий капитал для реализации задач модернизации? А намечаемая модернизация должна быть локальной или глобальной? И что вообще понимать под человеческим капиталом?
одновременно разрушая
общество
Ю.Олеша "Книга прощания"
1. Достаточен ли человеческий капитал в России? Современный этап российской социально-экономической трансформации можно охарактеризовать как переплетение двух взаимосвязанных процессов – постсоциалистических преобразований, призванных сбросить с созданной в советский период индустриальной экономики сковывающие ее институты, и назревших постиндустриальных перемен, которыми охвачены уже не только передовые страны глобального мира, но и быстро прогрессирующие страны «догоняющего развития». От того, насколько удачно Россия сможет вписаться в постиндустриальный мир, зависит будущее страны. Неудовлетворенность сложившейся ситуацией, равно как и жизненная необходимость перемен с акцентом именно на требования постиндустриальной экономики у руководства страны вылились в выдвижение на передний план темы модернизации.
Идеей о жизненной необходимости для России модернизационного рывка была пронизана статья Президента РФ Д.Медведева «Россия, вперед!». Он, как, впрочем, и его предшественники, провозглашает: «В течение ближайших десятилетий Россия должна стать страной, благополучие которой обеспечивается не столько сырьевыми, сколько интеллектуальными ресурсами: «умной» экономикой, создающей уникальные знания, экспортом новейших технологий и продуктов инновационной деятельности». Речь в статье идет и о совершенствовании государственных институтов, и о развитии политической системы и демократии, и о важности гуманистических ценностей [16]. Но основной акцент делается на инструментальных и институциональных аспектах модернизации. В Послании Президента Федеральному Собранию 2009 г. эти инструментальные мотивы лишь усилились.
Собственно в таком (инструментальном и институциональном) ключе о модернизации у нас говорится давно. При этом за скобками остается важный вопрос: а кто, собственно, будет осуществлять этот модернизационный проект? На этот вопрос в своем кратком отзыве на статью Медведева с другого полюса нашей общественно-политической жизни попытался ответить М.Ходорковский: «... для осуществления модернизации необходим целый социальный слой – полноценный модернизационный класс... Суммируя и обобщая исторический опыт различных модернизаций, можно утверждать, что численность модернизационного класса должна составлять не менее 3% трудоспособного населения. То есть в нашем случае – не менее 2 млн. человек» [41].
По Ходорковскому, основу этого модернизационного класса могут составить: профессиональные инноваторы, ученые и инженеры 1960-1970-х гг. рождения, часть ученых и инженеров, покинувших страну в 1990-2000-х гг., а также молодые специалисты, стоящие сегодня перед выбором – уехать или остаться в России, и широкие слои гуманитарной интеллигенции. Думается, однако, наличие этого тонкого слоя модернизаторов – условие необходимое, но явно недостаточное. По сути, в любом обществе есть до 6% людей, нацеленных на принципиальные изменения и готовых их реализовывать в самых разных областях. Но от того, в какой среде они действуют (не только государственной, но и общественной), зависят удачи или провалы задуманных начинаний.
Сам Ходорковский, отмечая, что «модернизаторами России могут быть люди только созидательного, а не паразитически распределительного типа мышления», констатирует: «К сожалению, в последние годы элита и властная машина способствовали в основном возвышению последних и удалению первых» [41]. Однако он так и не поставил вопрос: смогут ли даже при наличии политической воли руководства эти «модернизаторы», составляющие 3% трудоспособного населения, реализовать свои проекты в среде, в массе своей минимум – равнодушной, а максимум – просто враждебной по отношению ко всем модернизационным проектам?
Более того, смогут ли найти эти лидеры модернизации рабочую силу того качества, которое позволит воплотить их инновационные идеи в жизнь? Не окажется ли дефицит рабочей силы новой квалификации препятствием для осуществления задуманного? Причем это – проблема именно глобального свойства, связанная с постиндустриальной трансформацией общества, для которой характерны крайне быстрые изменения. Например, Э.Тоффлер замечает: «... создание даже пяти миллионов рабочих мест (новой экономики – Н.П.) не решит проблему, если один миллион (имеющихся в настоящее время – Н.П.) безработных не обладает специфическими знаниями и квалификацией, необходимыми на новом рынке труда... То же происходит и с переподготовкой, поскольку к тому времени, когда человек овладевает новыми умениями, требования экономики могут снова измениться. Короче говоря, безработица в наукоемких экономиках отличается от безработицы «конвейерных» экономик: она носит структурный характер» [36, с.548].
Таким образом, успехи постиндустриальной модернизации во многом зависят от того, найдут ли инноваторы на существующем в стране рынке труда в достаточном количестве рабочую силу требуемой квалификации. Этот тезис можно выразить и через другую экономическую категорию: достаточен ли накопленный в стране человеческий капитал для осуществления преобразований того масштаба, который позволит сделать отечественную экономику подлинно инновационной. Причем проблема массового человеческого капитала страны затрагивает и отдельных его носителей (смогут ли они получить с него адекватный доход), и инноваторов разного уровня, которым необходим квалифицированный работник, способный «оживить» своим трудом инвестиции, вкладываемые в самые современные разработки. То есть инструментальный (и институциональный) подход к модернизации экономики имеет своим ограничителем наличный человеческий капитал.
2. Тотальная или локальная модернизация? Сторонники инструментального подхода к модернизации (именуемого также и «консервативной модернизацией») пытаются обойти это противоречие, предполагая, что модернизационный рывок можно успешно осуществить лишь на нескольких узких направлениях, в основном, как и прежде, ориентированных на обслуживание оборонных нужд, создав там эксклюзивные условия для тех, кого привлекут к подобным разработкам на некоем узком участке. Правда, в этом плане исключением из пяти объявленных приоритетов инновационного развития можно считать фармацевтическое производство. Хотя, если учесть катастрофическое положение в демографической сфере, напрямую влияющее на кризис призывной системы в армии, и это направление можно также отнести непосредственно к области «национальной безопасности».
Нельзя не отметить, хотя данное замечание выходит за рамки рассматриваемой темы, такой подход находится в русле зарубежных работ, посвященных активизации инновационной деятельности. Можно вспомнить и идеи Ф.Перру, по мнению которого развитие наиболее успешно идет в избранных узловых зонах, а лишь затем импульсы роста распространяются на окружающие объекты [49; 46]. А, скажем, Р.Флорида акцентирует внимание на создании особых креативных центров, где концентрируются высокотехнологичные производства. В качестве особых достоинств этих центров им отмечается выше среднего уровень разнообразия и низкий уровень социального капитала, а также политической активности. Ослабленные социальные связи в таких регионах оказываются, по его мнению, ключевым механизмом для мобилизации ресурсов, идей и информации как при поиске работы, так и при принятии решений различных проблем, запуске новых видов продукции и организации предприятий [39].
Правда, при взятии на вооружение этих идей стоит помнить, что их можно успешно применять в среде, где социальные, горизонтальные, связи уже весьма сильны, где сложившиеся социальные сети в такой степени пропитали все общественное пространство, что становятся сами собой разумеющимися. Об этом, в частности, говорит М.Грановеттер, отвечая на вопросы о рациональности решения, согласно которому наша Кремниевая долина должна базироваться рядом с бизнес-школой «Сколково». Он подчеркивает, что успех американской Кремниевой долины был обусловлен ее созданием (причем естественным – «снизу») рядом с университетами, занимающимися естественнонаучными и техническими исследованиями. Там «венчурные инвесторы уже были встроены в особую коммуникативную среду... социальную сеть, которая соединяла между собой ученых, инженеров и предпринимателей» [5, с.36]. В «Сколково» такой сети, создающей особый уровень доверия между инноваторами и призванными финансировать реализацию их идей бизнесменами нет.
Возможно, идеи, подобные выдвигаемым Флоридой (особенно в связи с акцентом на плодотворность концентрации в новых инновационных центрах человеческого и креативного капитала в ущерб более тесным социальным связям) кажутся «конструкторам» таких центров удачными не только в инструментальном, но и в политическом смысле слова. Однако при попытках реализации подобных идей нельзя не учитывать, что у нас социально-экономическая, политическая, правовая ситуация качественно отлична от той, которую мы наблюдаем в экономически развитых странах. Это различие чревато, как и в случаях перенесения к нам хорошо работающих на Западе институтов, получением иных результатов по сравнению с задуманными. (Правда, если задуманным является постидустриальная модернизация страны, а не просто технологический прорыв в узкой сфере, обусловленный, прежде всего, примитивно понимаемыми интересами национальной безопасности.) И проблема здесь, на мой взгляд, упирается в то, что попытка реформирования укоренившейся в советский период системы «власти-собственности» пока не увенчалась успехом. Произошло лишь институциональное переформатирование этой системы [20; 28; 22; 23].
Практика постсоциалистических преобразований двух десятилетий свидетельствует о том, что институты, переносимые из развитой рыночной экономики в среду, где сохранилась прочная связка власти и собственности, начинают функционировать по-иному, нежели в породившей их среде. Более того, рядом с ними, часто как компенсаторные механизмы, зарождаются неформальные институты. В целом же институциональная среда, имманентная форме «власть-собственность», ориентирована, прежде всего, на поддержание монополии в той или иной сфере, на той или иной территории, причем монополии, опирающейся на силу властных институтов. И сама эта среда становится преградой для широкого распространения тех инноваций, которые могут быть созданы в эксклюзивных «точках роста». На этом споткнулась и советская экономика, которая так и не смогла создать каналов для быстрого распространения в гражданском производстве научных достижений, получаемых в институтах ВПК. Не говоря уже о том, что монополия ставит преграды на пути удешевления продукции, совершенствования производства и т.п.
Однако, по мнению идеолога такого подхода В.Суркова, целесообразно и уже предполагается осуществить повышение плотности «высокоинтеллектуального населения. Сбор лучших и лучшего в одном месте». Для них должны быть обеспечены особо комфортные условия: «Сверхсовременные архитектура и дизайн. Бытовой комфорт. Абсолютная безопасность и открытость… Особый налоговый режим. Снисходительность надзирающих органов – хотя бы на время. Немного беспорядка. Творческого, разумеется…» [33, с.5].
Не будем говорить о том, что признание необходимости создания для продуктивно работающих людей подобного рода «эксклюзивных условий» уже само по себе свидетельствует о серьезном нездоровье нашего общества, о несовершенстве его институциональной структуры. Не высказывается Сурков и о том, как на творческого человека будет воздействовать тот «порядок», господствующий вокруг его научной «резервации», от которого его милостиво собираются оградить. Ведь свобода творчества, если это подлинная свобода, не вписывается в рамки только своей отрасли знания. Она неизбежно требует своего расширения на все сферы окружающей жизни. (При этом не надо путать свободу и вседозволенность!) Не случайно в советские времена созданные по похожим мотивам «академгородки» становились очагами вольномыслия, в конце концов, подтолкнувшего систему к гибели.
Кроме того, на современном этапе развития экономики «ни одна сколько-нибудь крупная отрасль не может быть модернизирована вне системы процессов капитализации» [8, с.198]. Сегодня мы имеем дело с системой, пронизанной комплексом взаимосвязей, в которой должно быть естественным взаимопроникновение инновационных импульсов из одной части в другую. Этим, кстати, отличается быстрота распространения инноваций на смежные области, а затем шире – на всю экономику, в развитых странах. Для нашей же страны типичной была локализация инновационных результатов в месте их зарождения. И жесткий монополизм, и гипертрофия секретности мешали и по-прежнему мешают распространению инновационных импульсов.
И сегодня погружение «островка» инноваций в среду, ориентированную, прежде всего, на нефтегазовую и иную ренту сырьевого происхождения, вряд ли станет импульсом модернизационного прорыва; оно чревато лишь имитацией процесса: «Технологически отсталое производство не проявляет спроса на инновации высокого уровня (из-за комплементарности технологий и меньших издержек имитации), поэтому они не разрабатываются; отсутствие предложения в свою очередь тормозит формирование спроса. В частности, не предъявляется высокий спрос на человеческий капитал. Потенциальные инноваторы не реализуются, занимаются рутинной работой, уезжают за рубеж. Из-за отсутствия инноваторов фирмы не проявляют инновационной активности, поэтому технология производства остается отсталой… Описанное явление представляет собой, пожалуй, наиболее важный механизм так называемой ловушки (технологической) отсталости» [27, с.47].
То есть попытка решить проблемы инновационного прорыва путем сосредоточения всех ресурсов на узком, важном сегодня для государства участке не может привести к устранению технологической отсталости страны в целом. Сама подобная попытка стимулировать людей к инновационному прорыву свидетельствует о подмене понятий. Речь идет не о модернизации, предполагающей не отдельные технологические достижения, а глубокое преобразование не только экономики, а всего общества в соответствии с постиндустриальными императивами, а о мобилизации, нацеленной на успех в одной или нескольких критически важных для государства областях и концентрации на избранном направлении максимально возможных ресурсов.
Однако, как показывает наша собственная история, развитие мобилизационного типа, будучи оторванным от развития других отраслей экономики, от удовлетворения потребностей общества в целом, в итоге приводило к резким перекосам в структуре экономики. Причем последствия перекосов советского периода, возникших именно благодаря мобилизационным подходам к модернизации, не преодолены нашей экономикой до сих пор.
Сегодня нормой становится не единичный акт внедрения какого-то новшества, не концентрация всех сил в одной или нескольких областях, а «целенаправленная система мероприятий по разработке, внедрению, освоению, диффузии и коммерциализации новшеств» [10, с.9]. Пропагандируемые сегодня властью модернизационные устремления связываются с отраслями так называемых высоких технологий, с желанием прорыва на узком участке. Однако, как отмечают специалисты по управлению инновационной деятельностью, «практика отвергла такой узкий подход, доказав, что не может быть отраслей, производств и компаний, которые не используют новые знания в изготовлении продукции, оказании услуг и методах управления. Инновационные процессы – непременное условие развития всех сфер деятельности (курсив мой – Н.П.) в эпоху технологической и информационной революции» [10, с.17]. При этом важно учитывать, что «рынок есть объектно-субъектная система. Поэтому его пространство включает и неэкономическую социальную и культурную среду, а система отношений все больше и больше приобретает черты коммуникативной практики» [9, с.26], что современная экономическая система «должна обладать высокой мерой сложности в связи с позицией субъектной структуры по отношению к объектной» [9, с.255].
Поэтому для подлинной модернизации явно недостаточно опоры на узкую группу «инноваторов» (пусть и составляющую до 3% населения, как мечтает Ходорковский; по модели Суркова их число должно быть, очевидно, меньше). Важно, чтобы большинство трудоспособного населения (в случае, если будут созданы соответствующие институциональные условия, каковых пока нет) оказалось бы в состоянии ответить на модернизационные вызовы, то есть чтобы накопленные ими образовательные, социальные, культурные навыки сложились в человеческий капитал, адекватный требованиям современной экономики. Это делает исследование его количества и прежде всего качества одной из наиболее актуальных проблем в рамках анализа социально-экономической трансформации современного российского общества.
3. Что такое человеческий капитал? Однако такое исследование сразу же сталкивается с проблемой расплывчатости самого определения понятия «человеческий капитал». На различия в подходах к его определению в зависимости от задач разных исследователей указывает, в частности, И.Соболева. Она выделяет и общие нейтральные определения, акцентирующие внимание на знаниях и компетенциях индивидов, и дефиниции с акцентом на рыночные категории (производительные качества человека), и определения с упором на тему человеческого капитала как искусственно воспроизводимого и наращиваемого ресурса, и т.д. [32].
Во многом такие различия, на мой взгляд, обусловлены конкретными задачами каждого исследования: тем, делает ли ученый упор на качественных или количественных характеристиках человеческого капитала, либо на потребностях классификации разных типов капитала, участвующих в производстве, и т.п. Наиболее четкую классификацию различных форм капиталов и их взаимной конвертации, в которую вписан и человеческий капитал, можно найти в работе В.Радаева. Прежде всего, им подчеркиваются такие свойства капитала, относящиеся и к человеческому капиталу, как то, что это – ограниченный ресурс, способный к накоплению, обладающий ликвидностью, т.е. способный принимать денежную форму, а также способностью к конвертации, воспроизводством в процессе кругооборота форм капиталов и к производству новой добавочной стоимости [29, с.6-7].
В его схеме выделены такие формы капиталов, как экономический, административный, политический, символический, социальный, культурный, человеческий, физический. Также определены аспекты, позволяющие заниматься исследованием и измерением этих типов капитала: инкорпорированное состояние, диспозиции, способности, объективированное состояние, институционализированное состояние, стратификационные системы, в которые вписывается та или иная форма капитала, способы передачи капитала и способы его измерения [29, с.8].
Предложенной В.Радаевым схеме нельзя отказать в четкости и инструментальности. Она открывает возможности создания системы измерения и сопоставления разных форм капиталов. На ее основе строятся, например, социологические исследования человеческого капитала современной России. Так, Н.Тихонова, положившая в основу своей методики положение, согласно которому как актив некий ресурс «может рассматриваться только тогда, когда он реально используется и оказывает положительное воздействие на положение его владельца в социуме, которое может быть эмпирически замерено, а… как капитал актив можно рассматривать, когда он приносит добавочную стоимость (прибыль)» [34, с.224-225].
Согласно ее измерениям, «около 60% населения России не имеет квалификационного ресурса в том объеме, когда он начинает выступать в качестве актива, и лишь 18% имеют рабочую силу того качества, которое позволяет рассматривать ее как реальный актив, а не просто как некоторый квалификационный ресурс» [34, с.237-238]. В результате исследования установлено, что «63% обладателей максимально развитого человеческого капитала… оказались в… выборке в составе трех высших страт и ни один из них не попал в состав бедных» [34, с.249].
То есть строгий подход к выделению в России квалификационного ресурса того качества, когда он способен выступить как актив – основа человеческого капитала высокого качества, выявляет узость слоя его носителей. Такие данные входят в известное противоречие с разрабатываемым по международным стандартам показателям Индекса развития человеческого потенциала (Human Development Index) как индикатора измерения человеческого капитала, учитывающего показатели грамотности, охваченности образованием, ВВП на душу населения и ожидаемой продолжительности жизни. Например, согласно замерам 2007/2008 гг., Россия занимает 67-е место из более чем 170 государств [48], оказавшись в конце первой группы стран с высоким уровнем развития человеческого потенциала. Ее соседи здесь – Босния и Герцеговина и Албания (66-е и 68-е место, соответственно). Причем на 67-е место страну «вывел» показатель, относящийся, скорее, к физическому капиталу – ожидаемая продолжительность жизни: здесь мы опустились на 119-е место. В то время как по другим компонентам Индекса Россия оказывается в гораздо более благоприятном положении: по ВВП на душу населения она стоит на 58-м месте, а по показателям, призванным отражать квалификационные характеристики, ситуация еще лучше: по доле грамотного населения в возрасте старше 15 лет у России 10-е место, а по показателям доступности образования – 31-е [19, с.365-367].
Правда, сравнение значения этого Индекса в разных регионах России показывает, что более высок он «в финансовых центрах и богатых нефтедобывающих районах. Это означает, что только 26% населения России живет в развитых регионах, где значение этого индекса выше среднего, тогда как 68% населения живет в регионах, которые сильно отстают от среднероссийских показателей» [19, с.367].
Думается, корни отмеченного противоречия кроются в разных подходах к трактовке понятия "человеческий капитал". Так, Тихонова считает, что о человеческом капитале можно рассуждать лишь после преодоления его носителем достаточно высокого порога в накоплении знаний, умений, квалификации, позволяющем ему рассчитывать на высокую денежную отдачу от этого ресурса. Такая позиция имеет право на существование, особенно в условиях, когда актуальной становится проблема достижения квалификации, соответствующей требованиям информационного общества. В то же время определение человеческого капитала, данное Радаевым, позволяет рассматривать в качестве такового и квалификационные ресурсы гораздо более низкого уровня, соответственно, способные приносить их носителям незначительный доход. Точно так же, как по отношению к деньгам, отнюдь не объем средств, а определенные свойства превращают их в денежный капитал. Индекс развития человеческого потенциала построен таким образом, что охватывает квалификационные ресурсы разного качества, а не только наиболее высокого, ориентированного на потребности информационного общества.
В целом же эти и многие другие попытки измерения человеческого капитала, опирающиеся на те или иные инструментальные схемы, при всей их важности и полезности при анализе отдельных конкретных аспектов темы, все же огрубляют анализ в качественном отношении. Отсюда и значительный разброс в оценках, а также возможности различных интерпретаций полученных данных. В частности, разделение культурного и человеческого капиталов позволяет упростить измерение человеческого капитала, ограничившись показателями уровня образования. (Не говоря уж о том, что сами обобщенные показатели, характеризующие образование, также весьма грубо обрисовывают сложившуюся ситуацию в этой сфере.) Однако при этом за скобками остаются многие аспекты, относимые к культурному капиталу, по сути своей являющиеся базисом тех индикаторов, которые отражают качество человеческого капитала. Ведь в зависимости от того, на какую общекультурную базу «ложатся» приобретаемые тем или иным индивидом знания либо в образовательных учреждениях, либо в форме самообразования, во многом зависит качество усвоения материала, способность свободно им оперировать, в том числе предлагать нетривиальные решения встающих перед ним проблем. То есть отдача от образования будет различной при разном уровне культурного капитала у получающих его лиц. То же можно сказать и о социальном, и о символическом, и о физическом капиталах. (Кстати, Тихонова при расчетах совокупных ресурсов россиян выходит за рамки человеческого капитала в узком смысле, закономерно вторгаясь в смежные области.)
Между тем современная модернизирующаяся экономика все больший акцент делает на неосязаемых активах, к которым относится и человеческий капитал. В мире «развернулась конкуренция за активы творческого капитала». Говорят даже о становлении «творческой цивилизации», к императивам которой «в первую очередь относится транспрофессионализм как источник ключевых конкурентных преимуществ» [38, с.52].
Подобные выказывания еще больше ведут к расплывчатости представлений о человеческом капитале. Эту расплывчатость не смягчают попытки разделения разных сфер «творческого капитала» в зависимости от областей творчества: индивидуальное творчество связывается с человеческим капиталом, социальное – с социальным капиталом, культурное – с культурным капиталом, моральное – с репутационным капиталом, духовное творчество – с интеллектуальным капиталом [38, с.52]. Нетрудно увидеть: такое разделение весьма условно, и все эти подвиды творческого капитала столь тесно переплетены, что выделение одного из них не может быть абсолютно чистым. Например, как отделить индивидуальное, культурное и духовное творчество, и как они могут быть реализованы в приемлемом для общества виде при отсутствии моральных установок?
Впрочем, эта расплывчатость в выделении человеческого капитала отмечалась уже родоначальниками самого этого понятия. Так, для Г.Беккера в человеческом капитале важны не только полученные индивидом знания и производственные навыки, но и мотивация. В качестве выгод, получаемых от человеческого капитала, он упоминает не только более высокие заработки, но и «культурные и прочие неденежные блага» [2, с.592]. Более того, по Беккеру, «один из способов инвестирования в человеческий капитал – улучшение физического и эмоционального состояния человека», причем «эмоциональное состояние все больше начинает рассматриваться как важная детерминанта заработков» [2, с.84]. Такие замечания основоположника теории человеческого капитала расширяют его рамки далеко за пределы образовательной и культурной сфер, вводя в анализ возможность воздействия столь зыбкой и расплывчатой сферы, как эмоции.
На неопределенность границ человеческого капитала в отличие от традиционных элементов капитала указывает и Дж.Коулман, отмечающий: «Если физический капитал полностью осязаем, будучи воплощенным в очевидных материальных формах, то человеческий капитал менее осязаем» [13, с.126]. При этом «человеческий капитал создается путем внутренней трансформации самих индивидов, вызываемой их навыками и способностями» [13, с.126]. То есть в этом определении к элементу, обусловленному теми или иными формами обучения (навыками) добавляется и фактор способностей, который является производным и от наследственных качеств, и от культурного капитала, причем накопленного не только самим индивидом, но и полученным от предшествующих поколений его семьи.
Более того, можно согласиться с тем, что накопленный индивидом запас человеческого капитала – общий результат потока событий, произошедших в ходе всей его жизни [50, с.4]. Важно также, что «причудливая комбинация целевых и неосознанных инвестиций наблюдается при накоплении так называемого культурного капитала внутри семьи. Во многих случаях оно не сопряжено с какими бы то ни было специальными усилиями. Однако именно усвоенный в ранний период жизни запас навыков и компетенций вр многом определяет успешность, продолжительность и темпы дальнейшего накопления человеческого капитала в процессе формального образования и трудовой деятельности» [32, с.26].
Подводя итоги рассмотрения трактовок категории «человеческий капитал» в отечественной и зарубежной литературе, Р.Нуреев выделяет два аспекта в понимании человеческого капитала:
- человеческий капитал как запас, т.е. специфическая форма капитала, воплощенная в самом человеке; это имеющийся у человека запас здоровья, знаний, навыков, способностей, мотиваций, которые содействуют росту производительности его труда и приносят ему доход в форме заработной платы или ренты, выделяя в его структуре природные способности, общую культуру и специальные знания, приобретенные способности, навыки и опыт, а также умение применить их в нужный момент и в нужном месте;
- человеческий капитал как поток доходов, обусловленных вложениями в этот ресурс [19, с. 358].
Все это свидетельствует о сложности категории «человеческий капитал», о недостаточности для оценки кроящегося за ней явления сугубо инструментальных, качественных характеристик, например сводящимся к тем или иным индикаторам образовательного уровня населения страны. Такой подход чреват и нестыковками разных способов измерения человеческого капитала, и несовпадением ряда результатов с реальностью. Так, вряд ли сегодня для постиндустриального мира может быть признан содержательным такой индикатор, как уровень грамотности населения. Россия, будучи по этому компоненту Индекса развития человеческого потенциала на 10-м месте, да и на вполне приличном 31-м месте по уровню охвата образованием, тем не менее, ощущает острую нужду в кадрах новой квалификации, способных адекватно ответить на вызовы новой экономики. Индикаторы же, включенные в данный индекс, совсем не отражают этой острой проблемы. Поэтому прежде чем приступить к поиску количественных индикаторов человеческого капитала, надо более четко обрисовать качественную сторону явления. Это позволило бы уточнить и акценты количественного анализа.
Продолжение статьи следует.
- Авраамова Е.М. Направления вертикальной мобильности молодых специалистов// Общественные науки и современность. 2009. № 6.
- Беккер Г.С. Человеческое поведение. Экономический подход. М., 2003.
- Бляхман Л.С., Шкаратан О.И. НТР, рабочий класс, интеллигенция. М., Политиздат, 1973.
- Брагинская Н. Мировая безвестность: Ольга Фрейденберг об античном романе// Национальная гуманитарная наука в мировом контексте: опыт России и Польши. М., Изд. Дом ГУ ВШЭ, 2010.
- Грановеттер М., Докучаев Д. Не прекращаются споры по поводу проекта российского инновационного центра… // The New Times. 2010. № 12.
- Гудков Л. Условия воспроизводства «советского человека»// Вестник общественного мнения. 2009. № 2.
- Дилигенский Г.Г. Российские архетипы и современность// Куда идет Россия? Общее и особенное в современном развитии/ Под ред. Т.И.Заславской. М., 1997.
- Евстигнеева Л.П., Евстигнеев Р.Н. Экономика как синергетическая система. М., URSS, 2010.
- Евстигнеева Л.П., Евстигнеев Р.Н. Экономическая трансформация как процесс становления рыночной экономики// Концептуальные проблемы рыночной трансформации в России. М., ИЭ РАН, 2009.
- Зинов В.Г., Лебедева Т.Я., Цыганов С.А. Инновационное развитие компании: управление интеллектуальными ресурсами. М., Издательство «Дело» АНХ. 2009.
- Зубаревич Н.В. Города как центры модернизации экономики и человеческого капитала // Общественные науки и современность. 2010. № 5.
- Капелюшников Р.И. Записки об отечественном человеческом капитале. Препринт WP3/2008/01. М., Изд. дом ГУ ВШЭ, 2008.
- Коулман Дж. Капитал социальный и человеческий// Общественные науки и современность. 2001. № 3.
- Курчевская И. Пять случаев из истории польской социологии, многое говорящих о ее идентичности// Национальная гуманитарная наука в мировом контексте: опыт России и Польши. М., Изд. Дом ГУ ВШЭ, 2010.
- Лихачев Д.С. Культура как целостная среда// Лихачев Д.С. Избранные труды по русской и мировой культуре. СПб, СПбГУП, 2006.
- Медведев Д. Россия, вперед!// Известия. 2009. 11 сентября.
- Народное хозяйство СССР в 1987 г. Статистический ежегодник. М., «Финансы и статистика», 1988.
- Новицкая-Ежова А. Традиции польской гуманитаристики: бремя или шанс?// Национальная гуманитарная наука в мировом контексте: опыт России и Польши. М., Изд. Дом ГУ ВШЭ, 2010.
- Нуреев Р.М. Россия: особенности институционального развития. М., Издательство НОРМА, 2009.
- Нуреев Р.М., Рунов А.Б. Назад к частной собственности или вперед к частной собственности?// Общественные науки и современность. 2002. №5.
- Образование и общество: готова ли Россия инвестировать в свое будущее? Доклад Общественной палаты РФ (2007)// Российское образование: тенденции и вызовы. М., Издательство «Дело» АНХ, 2009
- Плискевич Н.М. «Власть-собственность» в современной России: происхождение и перспективы мутации// Мир России. 2006, № 3.
- Плискевич Н.М. Мутации «власти-собственности»: проблемы и перспективы (научный доклад). М., Институт экономики РАН, 2007.
- Плискевич Н.М. Система низких зарплат – институциональная ловушка// Социальная политика в контексте «нормативной теории государства»/ Под общей ред. Проф. А.Я.Рубинштейна. М., ИЭ РАН, 2009.
- Плискевич Н.М. «Система низких зарплат» - институциональная ловушка постсоциалистической экономики// Журнал Новой экономической Ассоциации. 2010. №5.
- Полетаев А. К вопросу о российском вкладе в мировую экономическую науку// Национальная гуманитарная наука в мировом контексте: опыт России и Польши. М., Изд. Дом ГУ ВШЭ, 2010.
- Полтерович В.М. Проблема формирования национальной инновационной системы// Х Международная научная конференция по проблемам развития экономики и общества. В 3 кн. Кн.2. М., Изд. дом ГУ ВШЭ, 2010.
- Права собственности, приватизация и национализация в России. М., Новое литературное обозрение, 2009.
- Радаев В.В. Понятие капитала, формы капиталов и их конвертация// Общественные науки и современность. 2003. № 2.
- Россия в Европе. По материалам международного проекта «Европейское социальное исследование». М., Academia,2009.
- Сарнов Б. Сталин и писатели. Кн.2. М., «Эксмо», 2008.
- Соболева И.В. Парадоксы измерения человеческого капитала. М., Институт экономики РАН, 2009.
- Сурков В. Чудо возможно// Ведомости. 2010. 15 февраля.
- Тихонова Н.Е. Социальная стратификация в современной России: опыт эмпирического анализа. М., Институт социологии РАН, 2007.
- Тихонова Н.Е. Факторы социальной стратификации в условиях перехода к рыночной экономике. М., РОССПЭН, 1999.
- Тоффлер Э, Тоффлер Х. Революционное богатство. Как оно будет создано и как оно изменит нашу жизнь. М., АСТ МОСКВА: Профиздат, 2008.
- Улюкаев А. «Восьмидесятники»// «Итоги», 2010, 22 марта.
- Фетисов А.В. Управление культурами. М., Издательство «Дело» АНХ, 2010.
- Флорида Р. Креативный класс: люди, которые меняют будущее. М., ИД «Классика – ХХI», 2005.
- Харрисон Л. Главная истина либерализма, М., Новое издательство, 2008.
- Ходорковский М. Поколение М// Ведомости. 2009. 21 октября.
- Хоцкуба З. Несколько мыслей о состоянии польской экономической науки и о ее международной позиции// Национальная гуманитарная наука в мировом контексте: опыт России и Польши. М., Изд. Дом ГУ ВШЭ, 2010.
- Шкаратан О.И. и коллектив. Социально-экономическое неравенство и его воспроизводство в современной России. М., «ОЛМА Медиа Групп», 2009.
- Шкаратан О.И., Ястребов Г.А. Социокультурная преемственность в российской семье (Опыт эмпирического исследования)// Общественные науки и современность. 2010. № 1.
- Экономика переходного периода. Очерки экономической политики посткоммунистической России. Экономический рост. 2000–2007. М., Издательство «Дело» АНХ, 2008.
- Chomage: complexite de l’analyse et profit des strategies. Association des amis de Francois Perroux. Lyon, 1986.
- Goldtorpe J. Occupational Sociology, Yes: Class Analysis, No: Comment on Grusky and Weeden’s Research Agenda// Acta Sociologica. 2002/ Vol. 45 N 3.
- Human Development Report. 2007/2008.
- Perroux F. Pour un philosophie du nouveau developpemen. Paris, Aubier Presses de l’UNESCO, 1981.
- Stroombergen A., Rose D., Nana G. Review of the Statistical Measurement of Human Capital. Statistics New Zealand. Wellington, 2002.
Написать комментарий