«Большое общее дело» как лекарство от разложения общества: рецепт от Сергея Шойгу

Чтобы реально прочувствовать вес слов главы оборонного ведомства, необходимо взглянуть на них сквозь призму гуманитарной науки. Например, оценить выступление Сергея Шойгу с точки зрения теории идентичности, символической политики или истории.

Министр утверждает, что основную угрозу для России сейчас формируют не внешние противники, а состояние общества. И эта оценка, безусловно, не лишена веских оснований. Советский Союз распался без единого выстрела со стороны солдат НАТО. Его крах был обусловлен тем, что высшая партийная номенклатура полностью отринула доминирующую идеологию и определенные ей модели управления и распределения общественных благ. Параллельно представители активного меньшинства потребовали радикальных перемен, в то время как их оппоненты не пожелали приложить даже минимальные усилия для защиты хотя бы собственных интересов, не говоря уже о нуждах и суверенитете страны. Миллионы советских мужчин присягали с оружием в руках защищать существующий строй. К моменту распада СССР сотни тысяч из них находились в казармах, были организованы, вооружены и объединены в рамках общей системы управления. Армия в самом начале 90-х уже успела превратиться в «нелюбимую падчерицу» для новой власти. Однако уровень мотивации и мобилизации противников разрушения страны был ничтожно низок. Подавляющее их большинство было готово выражать недовольство в «кухонном» формате даже в ситуации, когда на новогодний стол семья могла выставить лишь вареную свеклу и порезанный хлеб.

Опыт распада СССР наглядно подтверждает слова Шойгу – отсутствие у широких масс должной мотивации и готовности к мобилизации в случае общей угрозы легко может обернуться гибелью политической или социальной системы.

И этот вызов напрямую связан со спецификой восприятия собственной страны и ее будущего. Как отмечали Тэджфел и Тернер, групповая идентичность всегда выстраивается на основе ингруппового фаворитизма и аутгрупповой дискриминации. Иными словами, человеческая психика устроена так, что мы обречены верить в одну простую истину: «наши» всегда лучше «чужих», а «чужие» всегда хуже «наших». Именно на этом основывается вера в то, что твоя семья, класс, команда, сборная или страна «самые-самые». Как только у достаточно большого числа людей возникают сомнения в престижности их коллективной идентичности, она начинает естественным образом рассыпаться. Вместо консолидированной социальной группы возникает множество сообществ со своими интересами. И вчерашние друзья закономерно превращаются во врагов. Именно об этом, хотя и без отсылок к теории, говорил министр обороны.

Описанные процессы чаще всего протекают на символическом уровне. Еще Юрий Лотман выделял особую роль символов в социальной жизни человека. Знаки позволяют упаковать сложные смыслы в компактные или доступные каждому образы. Шарль де Голль, Александр Суворов, Горацио Нельсон или Джузеппе Гарибальди – это не просто люди на портрете. Их образы воплощают собой определенные системы ценностей. А те, в свою очередь, служат системой координат и определяют модели поведения людей. Герои прошлого учат нас тому, как должен поступать настоящий россиянин, британец, немец или француз в той или иной жизненной ситуации.

Но сила символов не ограничивается набором образов прошлого. Символы настоящего и образы будущего также определяют наше поведение и само восприятие окружающей действительности. И в первую очередь это касается массовой культуры. Когда мы говорим о кумирах общества, мы чаще всего обсуждаем не реальных людей, а соответствующий эпохе образ «успешного человека».

В 90-х многие школьники уже не мечтали стать космонавтами. Место героя занял антигерой со своими собственными антиценностями. И это не удивительно. Социальная иерархия перевернулась. Профессии, представители которых обеспечивают само существование высокотехнологического уклада экономики (учителя, инженеры, врачи) в одночасье были обесценены. Их престиж буквально обрушился до нуля. Но молодое поколение отвернулось от них не по причине изначальной испорченности. «Дети 90-х» лишь желали уважения окружающих и спасения от бессмысленной серой повседневности, одновременно стремясь обеспечить себе «достойный уровень жизни». Но в итоге вместе с внешними атрибутами образа квазиуспешного человека они впитывали и систему антиценностей, которую им приписывала новая антикультура. И это уже в дальнейшем определяло поведение хотя бы части из них.

И если мы обратимся к анализу символического пространства современной России, то обнаружим достаточно тревожную картину. Во-первых, отечественная массовая культура в лучшем случае пытается копировать западную, в худшем – ориентирована преимущественно на старшие возрастные группы. Нет, мы можем найти немало исключений из этого правила, но общей картины это, к сожалению, не изменит. Во-вторых, образы политической и социальной системы (в особенности, если речь идет о территории за пределами мегаполисов) носят зачастую утрировано негативный характер. Депутат или мэр в фильмах, сериалах и книгах – это почти гарантированно негативный персонаж гоголевского типа. В-третьих, у нас отсутствует четко сформулированный позитивный образ будущего. В лучшем случае людям предлагают «настоящее со спецэффектами».

Понятно, что кино, сериалы и Интернет не могут оказывать большее влияние на человеческое восприятие, чем сама повседневная жизнь. Но они позволяют расставить акценты, заострить внимание, усилить или заглушить воздействие определенных факторов. Иначе люди не платили бы солидные деньги за рекламу или политическую агитацию.

Таким образом, однозначно прав Сергей Шойгу, говоря относительно скрытых угроз для политической стабильности России. Однако реакция на новые вызовы должна быть еще более масштабной. Люди не просто должны быть сильными и полагаться лишь на армию и флот (Эта максима Александра III уже прошла проверку временем и ни в коей мере не потеряла своей актуальности, даже наоборот!). Еще в 2015 г. глава Курчатовского института Михаил Ковальчук в своем выступлении в Совете Федерации акцентировал внимание на том, что управление общественным развитием может и должно осуществляться через решение технологических сверхзадач (или «большого общего дела», выражаясь словами Никиты Михалкова) и формирование правильной системы ценностей.

Сергей Шойгу уже успел предложить свой вариант новой сверхзадачи для страны. В этом качестве может выступить строительство в Сибири от трех до пяти крупных научно-промышленных и экономических центров – городов с населением от 300–500 тысяч до миллиона человек. Этот проект, в случае его успешной реализации, может быть масштабирован и на другие макрорегионы России.

Очевидна и необходимость реанимации молодежной политики. В настоящее время это направление государственной деятельности снабжается ресурсами скорее по остаточному принципу. Проекты Росмолодежи дают весьма полезный эффект, но ее деятельность охватывает лишь сравнительно узкий слой активистов, влияние которых на широкие массы не стоит переоценивать. Последствия дефицита внимания государства к молодежной политике мы наблюдаем последние четыре года. Практически на каждой несогласованной акции оппозиции присутствует большое количество несовершеннолетних. И мало кто задумывается над тем, что всего через пару лет у этих «бунтующих школьников» появится право голоса на выборах.

Равным образом страна остро нуждается в единой стратегии мемориальной политики, которая будет воплощаться в жизнь с точностью швейцарских часов. Политика памяти по определению должна выстраиваться на основе мемориального конформизма. Обществу необходимо предложить единую, непротиворечивую и доступную для понимания каждого картину прошлого. Которая не может быть построена на освещении исключительно негативных сюжетов. Превращение исторически «недавнего» прошлого нашей страны в почти сплошную черную полосу будет работать лишь на разрушение национально-государственной идентичности. Ведь эверест негативных образов будет с неизбежностью отбрасывать свою тень на ключевые события прошлого, формирующие у россиян чувство гордости за свою идентичность – Великую Отечественную войну и покорение космоса.

Пространственная политика должна быть перезапущена с учетом выравнивания социально-экономического развития регионов. Ставка на развитие 15 городов-миллионников не оправдала себя. Мегаполисы не выступают для депрессивных регионов в роли «локомотивов роста». Они скорее выполняют функцию «ресурсных пылесосов». Что отдельные силы и игроки уже пытаются использовать для разжигания сепаратистских настроений или просто ненависти к федеральному центру, получившему в обиходе название «москвоборчества».

И это лишь начало длинного перечня мер, которые властям следовало бы воплотить в жизнь уже в среднесрочной перспективе. Хорошо, что министр обороны не только широко понимает вопрос национальной безопасности и знает обо всех этих проблемах, но и, артикулируя их, приглашает общество к диалогу, одновременно предлагая конкретные действенные рецепты.