Победа в Сирии как предвыборный шаг. Почему опыт войны лучше оставить в третьем сроке Путина

Предвыборная сцена

О прилете Путина на российскую авиабазу Хмеймин в Сирии 11 декабря заранее ничего не сообщалось. Президент направился в дипломатический тур «по курортам» – на встречу с лидерами Турции и Египта, а между ними на борту летающего командного пункта Ту-204 приземлился в Сирии. Сообщение, которое он привез военнослужащим и всем российским гражданам, витало в воздухе как минимум с октября: военную операцию в Сирии решено было закончить в декабре, под выборы.

Иначе объявить о выводе части войск и техники президент не мог – он уже делал это два раза из безопасных мест в Сочи и Кремле в марте и декабре 2016 года. Правда, ровным счетом ничего не менялось: Военно-космические силы России продолжали совершать боевые вылеты, мировое сообщество обвиняло президента Сирии Башара Асада в химических атаках, дипломатические усилия по урегулированию конфликта приводили к переменному успеху.

Тем временем отношение россиян к сирийской кампании менялось и к середине октября 2017 года, по данным ФОМ, сторонников вмешательства в конфликт было 52% граждан (26% против, 22% не определились), оптимистов, считающих, что Россия скоро добьется поставленных целей – 36% (34% не скоро, 5% не добьется). Порядка 39% называли расходы на военные действия за рубежом оправданными (42% неприемлемыми, 19% затруднились ответить). Цифры показывали, что страницу с Сирией в современной истории страны пора было переворачивать.

Поэтому на протяжении последнего месяца россиян «бомбардировали» сообщениями о разгроме террористов запрещенного в России «Исламского государства», Генштаб и Минобороны, несмотря на возникающие очаги сопротивления, рапортовали об окончательной победе. Таким образом, президент повел под массированной информационной кампанией черту, лично прибыв на сирийскую военную базу. Он поблагодарил за службу и отдал приказ отправиться в места постоянной дислокации 25 самолетам и вертолетам, спецназу и военной полиции.

Однако на самом деле Россия, как и в предыдущие два раза, конечно же, не собирается покидать Сирию: в Пентагоне в течение двух дней после визита Путина не зафиксировали существенного вывода военного контингента, а вернувшись в Москву, президент предложил депутатам одобрить соглашение о расширении военно-морской базы в Тартусе. Более того, если обстановка резко изменится (а бои с ИГИЛ все еще идут), России придется немедленно «вернуться». Не говоря уже о том, что ближайший союзник Москвы по Сирии Иран предпочел бы, чтобы Россия пребывала на месте постоянно.

Тем не менее телевизионная картинка Верховного главнокомандующего в Сирии, приуроченная к выборам 2018 года, сняла многие острые вопросы перед большой пресс-конференцией «основного кандидата». Интервенцию в Сирию в конце лета – начале осени 2015 года планировали провести в режиме блицкрига. Между тем с момента получения президентом разрешения Совета Федерации 30 сентября 2015 года на использование войск за границей прошло больше двух лет. И все же Сирия, вопреки прогнозам большинства экспертов, не стала для России вторым Афганистаном, национальной катастрофой и травмой. С одной стороны, относительно небольшие человеческие потери обусловил характер военных действий – дистанционная, бесконтактная война, с другой – использование в качестве пехоты частных военных компаний.

Одна на всех

Не успел Путин объявить о победе над террористами и пригрозить им в случае «поднятия головы» обрушить «такие удары, которых они пока не видели», как президент США Дональд Трамп при подписании военного бюджета объявил о победе Вашингтона над ИГИЛ в Сирии и Ираке. Правда, и до него западные политики критиковали присвоение Россией лавров победителей, что даже заставило официального представителя МИД РФ Марию Захарову продемонстрировать тонкости отечественной дипломатии и придумать неологизм: «Решили скапитализдить» – так она прокомментировала слова французского министра иностранных дел Жан-Ива Ле Дриана.

Российский политический класс возбудила «наглость» американских «партнеров» и на внутреннюю аудиторию они начали делать заявления. В действительности же следует признать – военное вторжение в Сирию ВКС России никогда не было особо популярно среди российских граждан, испытывавших на себе всю тяжесть экономического кризиса. Власти через ежедневную пропаганду по телевидению так и не добились убедительности аргументов «за» участие страны в ближневосточном конфликте. Если Россия купировала угрозу терроризма на дальних подступах, то, как так вышло, что взрыв в метро Санкт-Петербурга произвел террорист из Средней Азии? Причем сделал он это в день пребывания в городе президента, когда принимаются меры повышенной безопасности.

Реальные цели были совершенно иные: краткосрочная кампания затевалась, во-первых, чтобы не дать режиму президента Асада, потерявшему контроль над более чем 70% территории страны, пасть под натиском сирийской оппозиции. Во-вторых, за счет военной интервенции Москва надеялась открыть диалоговое окно с Западом и, отодвинув разногласия по Украине, объединиться в коалиции против терроризма на Ближнем Востоке. В первом случае Россия одержала блестящую победу и оставила «кровавого тирана», как его называют на Западе, у власти – до 2021 года Вашингтон, требовавший отставки Асада, согласился терпеть его в качестве сирийского лидера и даже предполагает, что и после этого срока он останется президентом страны.

Во втором – коалиция Запада во главе с США, отказавшаяся действовать заодно с Россией, почти самостоятельно, без российского участия уничтожила ИГ. Пока Россия спасала «рядового» Асада от разгрома, нанося удары преимущественно по повстанцам и оппозиции, среди которых тоже были террористы, коалиция США била точно по ИГ в Сирии и Ираке. Так халифат был уничтожен в Мосуле, Ракке и на берегу Евфрата. Российский же вклад ограничивается взятием второстепенного по значению города Пальмира. При этом наблюдатели не раз отмечали, что сирийская правительственная армия не сталкивается с войсками халифата – так, будто между ними была договоренность о нейтралитете.

Понятно, что борьба с терроризмом была пропагандистским прикрытием для операции по поддержке «легитимной» власти и идеи о неприкосновенности суверенитета. С начала цветных революций на постсоветском пространстве и арабской весны угроза суверенитету со стороны гражданского общества и внешнего влияния на политическую ситуацию очень сильно беспокоят хозяина Кремля. Но наконец-то он дал решительный отпор Западу: свергать «тиранов» по своей прихоти США уже не смогут.

Последствия победы

Тем не менее, защищая Асада и отвергая обвинения в использовании его режимом химических атак против собственного населения, Россия противопоставила себя в Совбезе ООН всему мировому сообществу и подорвала свои позиции на будущее.

Более того, проблема Сирии для России заключается не в самой Сирии, а в том, что она стала успешным опытом лично для Путина по вторжению в чужое государство, в котором у России нет никаких национальных интересов. Совершив интервенцию в Сирию, Путин на четвертом (фактически пятом) сроке может ввести войска в любую горячую точку на Ближнем Востоке, где проявит себя «международный терроризм», то есть там, где возникнет вооруженная оппозиция местному режиму, возможно, поддерживаемая внешними игроками. Не исключено, что он сделает это в том числе и для решения внутриполитических задач, что само по себе неизбежно, поскольку реальных интересов в отношении Ирака или, например, Судана у России нет.

Единственная понятная цель – показать свою влиятельность, незаменимость и возможность пожертвовать внутренним развитием ради эфемерных геополитических целей. На самом же деле Россия попросту не в том экономическом состоянии, чтобы вмешиваться во внутренние дела государств Ближнего Востока и играть заметную роль в крайне конфликтном регионе.

Поскольку победа в Сирии – часть предвыборной кампании, хотелось бы получить гарантии, что в следующие шесть лет Россия не будет влезать в конфликты на Ближнем Востоке, которые никак не касаются страны. В том числе за эти гарантии можно было бы отдать свой голос. Однако ясно, что никаких гарантий после президентского срока 2012-2018 годов быть не может в принципе. И Сирия тому – пример.

Мнение автора может не совпадать с точкой зрения редакции.