Уважаемый Эрдоган и его друг Владимир помирились. Что не так с российско-турецким примирением?

Тайная дипломатия Назарбаева и напрасные опасения Запада

Завышенные ожидания были оправданы: первая встреча лидеров двух стран должна была пройти не только после печально известного инцидента со сбитым бомбардировщиком Су-24, но и после попытки военного переворота в Турции. В июле 2012 года Реджеп Эрдоган подшучивал, что предпочел бы вступлению в Евросоюз интеграцию в восточном направлении, например, присоединение к Шанхайской организации сотрудничества (ШОС). Тогда шутка турецкого премьер-министра привела в замешательство экспертов, ведь ШОС, скорее, ближе НАТО, хотя и сильно отличается от военной организации. Другое дело Евразийский экономический союз (ЕАЭС), относительно молодое экономическое объединение постсоветских стран, которое может быть привлекательным на фоне того, что, по словам Эрдогана, Евросоюз уже 53 года «морочит голову» с членством Турции. Учитывая «контрреволюционный» настрой турецких властей и довольно жесткую ответную реакцию на провалившийся путч, на Западе возникли опасения, что Путин и Эрдоган сделают громкие заявления о развороте Турции на Восток.

Звучали и обнадеживающие контраргументы: до трети инвестиций в турецкую экономику обеспечивают европейские страны и США, причем Европа – главный торговый партнер для страны и источник технологий; Турция входит в единую систему безопасности НАТО, обладая второй по величине армией в альянсе, и ее военные тренируются западными инструкторами; половина граждан по-прежнему поддерживают проевропейский курс, что, в том числе, находит отражение в партийной политике; наконец, у Европы есть сделка с «воротами на Ближний Восток» по беженцам и они нужны друг другу. Тем не менее, понимая важность отношений с Западом, Эрдоган упорно добивался преодоления кризиса с Россией и критиковал как Вашингтон, так и европейские столицы за недостаточную поддержку «демократии» и конституционного порядка в его стране после действий военных, попытавшихся насильственным путем взять власть в свои руки. Путин, между тем, как и в случае с Джорджем Бушем-младшим 11 сентября 2001 года, первым поднял трубку: он позвонил турецкому президенту и осудил путчистов. Барак Обама, которого кандидат в президенты США Дональд Трамп упрекает в том, что он не звонит Путину, чтобы решить острые вопросы, к слову, так и не удосужился заверить турецкого лидера в том, что Америка на его стороне – он попросту не стал ему звонить.

Опасения относительно того, что взаимоотношения Москвы и Анкары превратятся в «союз обиженных», усиливало и то, что еще до путча Эрдоган принес своему российскому коллеге извинения по поводу сбитого на турецко-сирийской границе самолета. Беспрецедентный, как тогда казалось, шаг, ведь еще несколькими месяцами ранее он решительно не видел, за что должен извиняться. Но в письме, которое получили в Кремле, Эрдоган написал заветное слово «извините», причем сделал это по-русски. В сообщениях о роли тайной дипломатии, позволившей, в конце концов, состояться встрече 9 августа, говорилось о турецком предпринимателе с надежными связями в руководстве Дагестана, но также и об усилиях президента Казахстана Нурсултана Назарбаева. Последний посетил Турцию в конце июля и убеждал Эрдогана в необходимости подключиться к ШОС. При этом не исключено, что в перспективе главный идеолог ЕАЭС держит и экономический союз стран СНГ с Турцией. Неожиданная гибкость турецкого лидера во внешней политике – от возобновления отношений с Израилем до планов восстановить рабочий диалог с Арменией – насторожила Запад не меньше чем намерения Анкары переписать конституцию страны под президентскую форму правления и ввести смертную казнь. Ведь новая внешняя политика, пришедшая на смену концепции «никаких проблем с соседями», которая загнала страну в положение осажденной крепости без надежных партнеров, грозит, в том числе, нежелательным сближением Турции с Россией и ставит под вопрос согласованные действий с Западом против ИГИЛ (террористическая организация, запрещена в РФ) в Сирии и Ираке.

Интрига с интеграционными проектами и обидой Анкары на Запад разрешилась тем, что Турция согласилась подключиться к работе ШОС в статусе «страны-наблюдателя» – это никого ни к чему не обязывает, но обладает символическим смыслом, сигнализируя Западу, что у Эрдогана есть альтернативы. Однако Путина интересовала, прежде всего, не переориентация Анкары в евразийском направлении, хотя это и усиливает в глазах западных столиц позиции Москвы в качестве регионального лидера, – он в этом плане, в отличие от многих наблюдателей, кажется прагматиком и реалистом, – но то, от чего в немалой степени зависит его международный авторитет и влияние России на Ближнем Востоке, а именно Сирия и будущее режима Башара Асада.

Хрупкая «ось дружбы» и тень Сирии

Москва умеет задеть чувства партнеров, даже когда не рассчитывает этого делать. Греции Россия предлагала стать частью проекта «Турецкий поток» – и это памятуя о непростой истории двух стран, а принять у себя турецкого лидера после девяти месяцев размолвки Путин решил в греческой гостиной Константиновского дворца под Петербургом. Долгожданное рукопожатие, сдержанность в проявлении эмоций на публике и два часа за закрытыми дверями, а также работа в группах с участием министров и деловых кругов не произвели на свет сенсации. На короткой пресс-конференции говорилось о «вопросах времени» (снятие ограничений на импорт турецкого продовольствия, которые Путин, осекшись, чуть не назвал «санкциями» – словом, явно неприятным для него), «вопросах технических» (возобновление чартерных рейсов и, соответственно, восстановление туристического потока из России в Турцию), и вопросах решенных (строительство АЭС «Аккую» и газопровода «Турецкий поток» за «многие десятки миллиардов долларов», конечно, российских). Вопросом, очевидно, до конца не решенным, осталась Сирия.

В июле Москва объявила о начале гуманитарной операции в Алеппо – крупнейшем городе и агломерации в Сирии, где некогда проживало более 2 млн человек. Город долгое время находился под контролем сирийской оппозиции и бои за него между ополчением и сирийской армией усугубили ситуацию. Часть ополченцев и группировок, противостоящих режиму президента Сирии Башара Асада, Турция поддерживала с первого дня гражданской войны, что, собственно, и продолжает делать: один из важнейших каналов поставки продовольствия, оружия и ГСМ – дорога от турецкой границы, ведущая прямиком в Алеппо. Москва хотела бы, чтобы Анкара перестала «спонсировать террористов», но для турецких властей это важный актив в сирийском гамбите, имеющий непосредственное значение для всей региональной политики Турции и ее роли на Ближнем Востоке. В свою очередь, у Москвы есть свой козырь – поддержка курдского ополчения, на которое в борьбе с ИГИЛ делают ставку и в Вашингтоне. Однако курды, не имеющие собственного государства и территориально разбросанные по четырем странам – Турции, Сирии, Ираку и Ирану, своей боевой активностью и требованием автономии угрожают территориальной целостности Турции.

Поэтому сбитый Су-24 в свое время нарушил не столько государственную границу Турции, сколько границу турецких интересов, как и вся группировка Военно-космических сил России в Сирии. Теперь она закрепляется на постоянной основе на авиабазе Хмеймим – очевидно, что Россия от завоеванной роли в регионе отказываться не собирается, как и от поддержки Башара Асада. Поэтому Москве и Анкаре необходимо искать компромисс и договариваться о вариантах сирийского регулирования, которые бы устраивали все стороны конфликта. Насколько это возможно, можно судить хотя бы потому, что Анкара приветствовала недавнее контрнаступление ополченцев в Алеппо и, видимо, не оставляет надежды увидеть в Дамаске суннитские власти и исламистский режим, идеологически близкий Партии развития и прогресса Эрдогана. Нахождение, как выразился глава МИД Турции Чавушоглу, «сильного механизма», который помог бы всем выйти из сирийского кризиса, не потеряв лицо, позволило бы говорить о появлении надежного фундамента для построение прочных отношений между Россией и Турцией. Но пока они крайне хрупкие и вся «ось дружбы» (выражение Эрдогана) держится на двух лидерах – «уважаемом Реджепе» и «дорогом друге Владимире». Президент Ирана Хасан Роухани, с которым Путин переговорил до встречи с Эрдоганом, правильно описал последовательность успешного диалога: сначала предложения по Сирии и Ираку, потом экономические вопросы и лишь затем появляется перспектива стратегических отношений. Иначе говоря, конфликт России и Турции возник на почве Сирии и должен закончиться урегулированием этого вопроса, поскольку он лежит не в экономической плоскости. Судя по итогам встречи в греческой гостиной, ошибка вышла не только с выбором места, но и с приоритетностью вопросов – в информационное пространство уплыли экономические новости, но ничего «сильного» по Сирии.

Однако Эрдоган не мог приехать с пустыми руками и в качестве «даров» привез согласие строить «Турецкий поток» и АЭС «Аккую». По крайней мере, первое точно понравилось Москве, так как заставляет нервничать Евросоюз ввиду того, что «поток» российского газа затрудняет реализацию проекта «Южный газовый коридор» – газопровода от азербайджанского месторождения Шах-Дениз через Турцию и в Европу, не говоря уже о безмерной радости подрядчиков «Газпрома», претендующих на «миллиарды долларов». Но, по сути, написать новую страницу в истории взаимоотношения двух стран Путину и Эрдогану так и не удалось, потому что это бы значило поступиться амбициями, которые у обоих сошлись на Сирии. И даже символическое сближение лидеров двух государств, которых Евросоюз отторгает и не позволяет им стать частью «большой Европы», казалось, их самих не сильно радовало. Во всяком случае, в риторике это никак не отразилось. Тем не менее, начало диалога следует приветствовать. И, наверное, не стоит задаваться вопросами, почему Турция так и отделалась помидорами (хотя Путин обещал обратное) и не выплатила компенсацию за сбитый самолет, а официальная Москва, несмотря на это, села за стол переговоров с «пособниками террористов», которых Аллах «лишил разума и рассудка». Давно понятно, что Сирия для России – это в чистом виде тактика и никакой долгосрочной стратегии. Так может ли быть Турция «стратегическим партнером»? По-видимому, до очередного «удара в спину».