Насилие и деградация

Недавно в одном многоуважаемом американском издании можно было прочесть: так же как мы верим в свободу, русские верят в диктатуру. Сторонняя критика так бы и осталась субъективизмом, если бы усиление автократических тенденций в стране не становилось институциональной проблемой.

Еще недавно общество сотрясали громкие дела, касающиеся работы правоохранительных органов и МВД. Министр внутренних дел Рашид Нургалиев в итоге всех малоприятных пертурбаций покинул свой пост в недореформированном ведомстве, а граждане на себе ощутили возрастание агрессии и насилия со стороны полиции. Едва ли институт МВД с полицейским беспределом и бесчинством эффективен сегодня в решении поставленной перед ним задачи охранения правопорядка. Но что хуже – общество, лишившись инструментов контроля за той его частью, у которой есть право на легитимное насилие, получило насилие злокачественного, неправового вида. И это первый признак деградации государственного устройства.

Второй признак не менее актуален и не сходит с полос изданий всю новейшую историю России. Выполняющие политический заказ и нацеленные на заведомо определенный результат суды уже давно никого не удивляют. Независимых судебных инстанций в России не было и более того – для их возникновения нет никаких предпосылок. Может ли бизнес не консолидировано с верхами цвести пышным цветом на благодатной для государственного рейдерства почве – ответ все и так знают. Но, кроме того – забудьте о работе различных фондов (сейчас их законодательно делают иностранными агентами) и включении в большую политику оппозиционных партий. Политический андеграунд постепенно вытеснят с площадей и проспектов законом, попирающим право на свободное собрание, а затем сфабрикуют дело о беспорядках на демонстрации. Законодательная власть и суды подтверждают таким образом свою лояльность конкретной личности и отменяют, как будто так и должно быть, равенство граждан перед законом. Поэтому вряд ли мы получим в одночасье честные суды, чего требует общественность.

И, наконец, всякая система обеспечения социальных благ в стране работает с перебоями от забюрократизированности и коррупции. Потому что сбор рент и работа на создание отчетностей соответствуют режиму порядка ограниченного доступа к ресурсам, о котором подробно написал американский экономист Дуглас Норт, занимающийся институциональной теорией. В своей книге «Насилие и социальные порядки» он с соавторами Джоном Уоллисом и Барри Уайнгастом пишет, что в обществе происходит эволюция порядков доступа к ресурсам – от крайнего насилия, бесправия и неравенства до верховенства права, независимых судов и защиты прав собственности.

Важную роль в становлении открытости играют элиты, которые контролируют ресурсы и договариваются между собой об их распределении. Чем прочнее пакты о ненападении, тем вероятнее, что со временем они будут распространяться на приближенные к элитам группы, а ресурсная база благодаря этому будет доступнее для широких слоев населения. Сам доступ к институтам (суды, социальные службы и т.д.) обеспечивает соблюдение прав и законность, поэтому важно его распространить как можно шире для равных экономических и политических возможностей населения.

Исходя из этого, Дуглас Норт говорит об открытом обществе как о стадии развития, и отмечает, что системы склонны деградировать чаще, чем прогрессировать. Российская вертикаль власти – монументальное подтверждение теории экономиста. Начиная с первого путинского срока, открытые институты откатились к хрупкому состоянию ограниченности. Путин произвел передел собственности и власти, в его лице «силовики» взяли верх над «демократами», сколь бы условны не были номинации в российской политике. Неоднократно критиковавший ельцинскую приватизацию, он первым делом отменил верховенство права элит и сделал из суда инструмент наказания, который выполняет его политический заказ. Ходорковский с Березовским являются лучшими примерами нарушения договора о ненападении, ведущего к общей деградации и невозможности дальнейшего распространения открытого доступа к институтам в обществе. В итоге к концу второго президентского срока Путина в России действовали прежние, советские порядки доступа, но при этом был сформирован новый договор элит. И сегодня опасность заключается в том, что он будет пересматриваться в ходе третьего срока, пусть это и называется приватизацией. Очевидно и то, что путинский клан решил бороться со своими.

В нулевые на рынке страны было поразительно мало конфликтов. Отсутствие экономических войн объяснялось договоренностью между представителями крупного бизнеса по тендерам и общностью их интересов. Именно это и было своеобразным консорциумом элит, позволившим наиболее крупным компаниям попасть под огосударствление. На сегодняшний день любопытная расстановка сил наблюдается в главном государственном секторе экономики – топливно-энергетическом комплексе (ТЭК). Борьба за ведущую отрасль и ее ресурсы ведется между президентом и правительственными группами.

ТЭК контролирует поразительно много людей: с одной стороны президентская комиссия – Владимир Путин и глава «Роснефти» Игорь Сечин, с другой – премьерская: Дмитрий Медведев и вице-премьер Аркадий Дворкович, а с третьей – министерская: министр энергетики Александр Новак. Громоздкая структура контроля свидетельствует о подспудной борьбе за регулирование, которая перекидывается и на то, что Игорь Сечин и Геннадий Тимченко конкурируют за британскую долю в ТНК-ВР, а «Газпром» в регионах вытесняет «Новатэк». При этом в качестве эха появляется все больше закрытых источников в СМИ (то есть сливов, они же анонимные доносы). И судя по всему, о конкурентном политическом процессе можно забыть – власть во время очередной дележки абсолютно монополизирована.

Все это сопровождается ощущением тотальной незащищенности. В России сегодня никто себя не чувствует защищенно и, прежде всего, элиты, которые должны поддерживать общий порядок. Без этого насилие будет расти и переходить от легитимных форм (действия полиции, спецподразделений и армии) к нелегитимному насилию (криминализация населения). Когда ни у кого нет прав, то и нечего распространять на всех остальных. Не будет либерализации юстиции, общественного контроля полиции и должного обеспечения социальных служб. Поэтому третий срок г-на Путина с его авторитарными замашками рискует обернуться исключительно деградацией и эскалацией насилия. И ответом на вопрос свободных американцев «верят ли русские в диктатуру?» может быть только один: они не верят Путину.