Россия на пороге четвертого модернизационного цикла: есть ли основания для оптимизма?

 

В настоящее время проблематика модернизации и развития экономик достаточно степени широко освещается на страницах печати. Россия по замыслу политиков должна обеспечить прорыв к конкурентоспособности своей экономики. Конкурентная борьба в мире идет по всем направлениям прогрессивного развития. Россия пока находится на позициях догоняющего развития. Да и здесь технологический застой очевиден. Развитые же страны  продолжают движение вперед. Там просматриваются технологические прорывы для выхода из нынешнего кризиса. Об этих тенденциях и возможностях прорывного развития России в этой статье.

 

1. Исторический обзор развития модернизаций экономик

 

В английском лексиконе modern (от латинского modernus) фиксируется с 1500 года в смысле «современный, не древний, возникший в наши дни». Само понятие становится возможным только в эпоху Возрождения, когда у наиболее образованных европейцев впервые возникает ощущение выхода из тьмы средневековья.

Традиционные представления об историческом времени не отличались разнообразием во всех цивилизациях. По сути, моделей было две — регресс и цикличность. Непривычное слово «регресс» означает, что времена умаляются, люди с их моральными качествами и способностями уже не те, что раньше. Мир легендарной старины населяли «богатыри, не вы!», но потерян рай, минул Золотой век, все клонится к упадку. Это типичная идея античности и выросших из нее трех возводящих себя к Аврааму религий — иудаизма, христианства и ислама.

Цикличность времени — еще более древнее представление, восходящее к природному круговороту. За летом неизбежно наступят осень и зимнее умирание, но затем солнце вернется на небосклон, возродится жизнь, и так будет всегда. Все предначертано, возвращается на круги своя, такова карма, закон мироздания, ибо сказано: «Что было, то станет». Пытаться изменить общество — дело пустое, а то и вовсе вредное. Остается избегать искажающих порядок вещей новшеств и стремиться вернуться к благочестию предков. В наиболее решительном варианте — это вектор религиозного фундаментализма, впервые научно проанализированного арабским политологом Ибн Хальдуном еще в XIII веке.

Модерн — понятие противоположное, связанное с осознанием прогресса. Мир движется по нарастающей вверх. Сегодня, в эпоху Нового времени, многое становится лучше и умнее, чем в старину. Вспомните фильм «про то, как царь Петр арапа женил», где герой Владимира Высоцкого заявляет: «Мы же цивилизованные люди, в восемнадцатом веке живем!»

1.1. Исторические особенности модернизации зарубежных экономик. Это убеждение обретает массу вполне материальных доказательств впервые где-то после 1600 года в Европе раннего капитализма. Конечно, и раньше случались инновации. Китайцы сотни лет назад изобрели компас, порох, бумагу и бумажные деньги. Арабы придумали химию, заимствовали у индийцев и затем передали европейцам современные цифры, включая важнейший ноль (вообразите-ка даже не алгебраическое уравнение, а банковский счет римскими цифрами).

Сами средневековые европейцы наизобретали массу такого, что римлянам, их соотечественникам, избалованным применением рабского труда, в голову не пришло. Например, подъемный кран и ручную тачку с колесом, при помощи которых возводились готические соборы и замки. Варварам удалось прочно посадить на коня (римляне ведь не знали стремян) закованного в сталь рыцаря (низкосортное античное железо для этого негодно). Они же придумали солить рыбу (а сколько ее потребляли регулярно постившиеся христиане!) в дубовой бочке, которая куда транспортабельнее амфоры.

Но до наступления Нового времени инновации носили эпизодический и очаговый характер. Теперь же они пошли лавиной, которую не мог остановить никакой верховный авторитет. Ватикан по-своему совершенно логично осудил Галилео Галилея и подверг сожжению Джордано Бруно. Если наша Земля не находится в центре мироздания, если планетарных миров множество, то чем оправдано единство иерархии, на вершине которой находятся Император и Папа? Только у телескопа Галилея вскоре нашлись массовые и весьма грозные применения. Подзорными трубами первыми снабдили своих флотских и полевых артиллеристов лютеране-шведы в ходе Тридцатилетней войны с католиками. Игнорировать новшества теперь означало потерять власть.

Жан-Батист Кольбер, в 1665–1693 годах министр финансов Франции, докладывал королю Людовику XIV, что в его флоте целая тысяча кораблей. Но у голландцев — семнадцать тысяч. Как эта кучка прижимистых торговцев-кальвинистов смогла на своем болоте, лишенном лесов, да и вообще всяких ресурсов, отстроить такую океанскую армаду и захватить мировую торговлю?

Царь Петр I не зря ходил за этой наукой именно к голландцам. Задолго до Генри Форда соотечественники Рембрандта (кстати, едва ли не первого модерниста в живописи) поставили сборку на поток. Балтийский лес везли уже распиленным под точные размеры, с «кумпанской» (корпоративной) предоплатой через первую в мире биржу. На голландских верфях квалифицированные и весьма высокооплачиваемые работники из заготовок сноровисто собирали за пару месяцев по флейту — простому кораблю без особой позолоты и завитушек, зато устойчивому, экономичному и снабженному удобными ручными механизмами, которые помогали небольшой команде управляться с парусами.

Флейт можно было использовать и в бою, но голландцы, трезво оценивая свои возможности, предпочитали другое оружие — деньги. Воевать они предоставляли наемникам со всей Европы, тем же шведам, шотландцам и немцам, а сами тем временем зарабатывали капитал на фрахте планетарного размаха, от Японии до Архангельска и обеих Америк.

Кольбера же следует считать создателем модели государства догоняющего развития. Франции с ее многочисленным влиятельным дворянством, особенно после изгнания протестантов-гугенотов, среди которых было много предпринимателей, оставалось подражать голландским новшествам путем создания государственных мануфактур и введения монополий. Неизбежно росли налоги, отчего гроб Кольбера на его похоронах пришлось ограждать от бунтующей толпы. Ровно так же мало кто в России станет оплакивать смерть Витте или Столыпина. Догоняющие режимы, как правило, авторитарны и тяжким бременем ложатся на массы.

Но, думаете, в передовой буржуазной Голландии или Англии налоги и пошлины были ниже? На самом деле чуть ли не втрое выше, чем в остальной Европе. Только собирались и расходовались они иначе. Франции или царской России приходилось обеспечивать престижное потребление весьма многочисленного дворянства. На ренту с крестьянского труда претендовали и элиты, и государство, что создавало нищету и глухое недовольство в низах общества и постоянные политические трения в верхах, обернувшиеся в итоге революциями.

Капитализм, как верно отмечал Карл Маркс (но не он один), тоже начинался с революций. Голландцы, англичане и американцы некогда пролили немало своей и чужой крови за свободу. Их восстания привели к прорывам не из-за особой протестантской этики, а потому, что обернулись устойчивой фракционностью на политической арене. Преодолев совместными усилиями «деспотизм», все классы общества на какое-то время были объединены эйфорией победы и готовы к сотрудничеству. (Нечто подобное очень недолго наблюдалось и в России после 1991 года.) В то же время ни государство, ни капиталистические элиты, ни простой народ (фермеры, ремесленники и прочий малый бизнес) не одержали верха друг над другом. Их коллективные силы оказались примерно равны, и в этом видится главная причина — гражданское идеологическое единение при временно возникшем балансе сил.

Единение грозило вскоре развалиться из-за классовых и фракционных противоречий. Работники, малый и крупный бизнес — объективно конкуренты на рынках труда и товаров, а государство объективно остается организацией, осуществляющей изъятия у общества. Но слишком многим после недавних революций хотелось мира. Перед угрозой нового витка потрясений оставалось выработать механизмы рациональной оптимизации внутренних конфликтов через правовую и парламентскую систему. Примерно так, довольно материалистично, сегодня исторические социологи реконструируют возникновение первых прорывов в модерн.

Ранние капиталистические государства получали доход в основном с косвенного таможенного обложения товарных потоков. Иначе властям пришлось бы иметь дело с мощной оппозицией, подавить которую не было ни сил, ни оправдания — абсолютизм-то свергли. По той же причине они расходовали полученные средства не на большую армию и элитное потребление (тут действительно играла роль протестантская этика скромности), а на субсидирование внутреннего производства, в том числе военного, плюс регулярные выплаты частным банкам, которые в ответ довольствовались умеренным процентом. Тем самым структурировалась организационно насыщенная и устойчивая деловая среда.

Поразительное дело: в такой ситуации рост пошлин и налогов обеспечивает рост государственных закупок, соответственно, растут и цены, но также капиталистические прибыли и реальные зарплаты. Приезжих в Амстердаме и Лондоне поражала дороговизна всего, включая труд местных работников, но также грамотность, зажиточность, чувство достоинства и относительное спокойствие населения. Вот что стояло за первыми спонтанными модернизациями.

А что делать Пруссии, которая расположена вдали от торговых магистралей и почти дотла разорена Тридцатилетней войной? Много ли выжмешь из крепостных в этой «песочнице Европы», где хорошо родится разве что кормовая брюква?

Оставалось рачительно и расчетливо играть от собственной бедности, централизуя помещиков-юнкеров в офицерский корпус и муштруя крестьян, из которых была сформирована знаменитая прусская армия. Геополитика — тоже рынок со своим специфическим товаром. Англия, у которой, как известно, «нет друзей, а есть только интересы», в XVIII веке платила ежегодную субсидию в сто тысяч фунтов, чтобы Пруссия выступала ее «мечом на континенте».

Кто-то скажет: так, то немцы — орднунг, вермахт, БМВ. Но с каких пор пунктуальность и порядок вошли в их кровь? Этим вопросом некогда задался социолог Норберт Элиас. Источником для реконструкции повадок немцев до эпохи модерна ему послужили старинные учебники хороших манер. Еще эдак в 1700-е годы предписывается назначать встречи под часами на ратуше, не сморкаться в занавеску и, пардон, не пердеть в церкви и не писать под стол в пивной — значит, были тому причины, чтоб составлять подобные рекомендации.

Кто и почему массово раскупал эти наставления, обнаруженные Элиасом во множестве изданий? Первыми были дворяне, побывавшие при дворе и послужившие в новой армии. Возвращаясь со службы в деревню, они ставили себя выше местных мужланов, чисто бреясь, пудря парики, нося в кармане носовые платки и часы. Дворянскому этикету вскоре начали подражать молодые бюргеры и претендующие на хорошую партию барышни — Элиас подчеркивает роль женщин среднего класса в процессе «оцивилизовывания».

Модерн, несомненно, связан с самодисциплиной, рационализмом, умением следить за временем и средствами. Это берется не из исконного национального характера — исконно все европейцы были варвары, — а воспитывается нуждами Нового времени, нуждами торговли либо регулярных войн.

Пруссаков со всей их муштрой в 1806 году разгромил Наполеон. Разбитые армии иногда хорошо учатся. Прусские реформаторы (среди них Клаузевиц, студент Канта и генерал-майор в 38 лет, автор классического трактата «О войне») извлекли уроки из поражения. Революционных французов отличали гражданское воодушевление и техническое экспериментирование. В ответ немцы отменили сверху крепостное право и в 1810 году основали в Берлине знаменитый Гумбольдтовский университет, где впервые в мире аттестация профессуры стала зависеть от исследовательских результатов. Прусским чиновникам и офицерам — также впервые в мире — отныне требовался диплом вуза.

Поколение спустя, полковнику Сименсу (кстати, из многодетных крестьян-арендаторов), брат которого изобрел электрический телеграф, было приказом предложено стать частным предпринимателем и наладить современную связь в растущем германском государстве. Через несколько лет компания «Сименс АГ» уже тянет телеграфные линии на просторах Российской империи, затем закладывает основы электротехнической индустрии в далекой Японии.

Германский тип модернизации, восходящий к меркантилизму Кольбера и практике прусской армии, особо импонировал государственным реформаторам разных стран. Рецепт оказался наиболее применим в зоне мировой полупериферии, где геополитические и статусные амбиции власти либо революционной оппозиции образованных средних классов, претендующих стать вровень с передовыми державами эпохи, не находили достаточной опоры в местном капитале. Тот оказывался слишком мелким, распыленным и косным либо более склонным к элементарному экспорту сырья и импорту предметов роскоши. Такова в разное время была ситуация в Швеции, Италии, Турции, Австро-Венгрии, России, Бразилии, Японии и Южной Корее.

Германский тип модернизации — это не столько аберрация, нарушающая законы рынка, сколько активная адаптация в условиях вынужденного догоняющего развития при явной недоструктурированности рыночной среды. Хотя тут, как сказал бы фон Клаузевиц, кроется своя историческая диалектика.

1.2. Исторические аспекты модернизации экономики России. Господствующий сегодня либеральный идеал модернизации лишь как общества гражданской свободы заслоняет, вообще-то, очевидный факт: Россия издавна типично модернизационное государство, минимум трижды выходившее на мировой уровень. Но правда и то, что все русские модернизации носили деспотический характер. Именно на пиках модернизационных циклов России находятся ее наиболее деспотичные правители — Иван Грозный, Петр I, Сталин. И все прорывы со временем заходили в тупик, в основном из-за успехов, создававших барьеры к выходу на следующий виток.

Первой была пороховая модернизация XVI века, примером которой служил не Запад, а передовой Восток. Вначале консолидируется китайская династия Минь, и впоследствии преодолевает феодальную раздробленность Япония; около 1500 года возникают индостанское царство Великих Моголов и Сефевидский Иран; главные победы одерживают Османская Турция и испанские Габсбурги.

Новое поколение империй, пришедшее после столетий кочевых погромов и внутренних усобиц, опиралось на крупные армии с огнестрельным оружием, поддерживаемые мощным налоговым аппаратом. Централизованные деспотии вырабатывают консервативные религиозные идеологии, призванные пресечь ереси — одну из основных причин средневековых распрей и волнений. Чего стоили запрет на мореплавание, наложенный китайским мандаринатом, гонения испанской инквизиции, шаха Аббаса, военачальника Хидэёси, султана Селима Грозного! Из-за своего консерватизма империи раннего модерна не смогут вовремя перенять инновации следующей волны (сегодня эту новую волну называют технологическим укладом).

А вот петровская Россия смогла. Видимо, сказались последствия Смутного времени. Иван Грозный перенял почти целиком турецкую модель: стрельцов-янычар, кавалерию помещиков-тимариотов, приказы и, вероятно, даже опричнину. Но не выдержали демография и экология северного царства. Репрессии и изъятия слишком резко усилившейся власти спровоцировали катастрофический голод и бунты, вкупе с династическим кризисом вызвавшие распад государства. Лишь годы спустя распад был преодолен сплочением гражданского общества в отчаянной ситуации — горожане Поволжья обложили себя податями ради самообороны от шаек грабителей. Дело их пошло настолько, что в самом деле есть что отмечать 4 ноября, совершенное под водительством гражданина Минина и князя Пожарского.

С тех пор появилась мысль, что у западных наемников было чему поучиться ради собственной безопасности. Реформы Петра рывком продвинули инновационный тренд, формировавшийся в предшествующем столетии. Давно бытующие представления об отсталости России оказались весьма преувеличенными. Петр пересаживал голландские инновации абсолютистскими средствами Кольбера и прусских военных с лагом всего в пару поколений. Заметьте, одновременно он корчевал не древнюю традицию, а институциональные основы предыдущего модернизационного рывка — ликвидировал стрелецкое войско и приказную систему, фактически секуляризировал религию, переформировал элиту в новое дворянство. Куда большее «созидательное разрушение» проявится в следующей модернизации после 1917 года.

Второй — петровский — цикл не удалось преодолеть мирно, потому что он оказался очень успешен. Территория и ресурсы империи значительно выросли за счет исторических соперников — поляков, шведов, персов и турок. К концу XVIII века Россия стала сверхдержавой, в 1815 году оккупировавшей Париж. (Кстати, фон Клаузевиц воевал в русской армии и даже возникает на страницах «Войны и мира».) Но геополитический успех располагает к сохранению престижа и к статике, что постигнет и СССР в его сверхдержавной фазе. Поэтому и не смогли вовремя отменить крепостничество, реформировать армию и перейти к индустриализации.

Поражение в Крымской войне 1853–1856 годов и внезапная смерть Николая I Палкина приоткрыли историческое окно возможностей. Александр II Освободитель оказался Горбачевым XIX века. В результате его важных, но половинчатых реформ возник парализующий раскол элит на абсолютистских консерваторов, отстаивающих свои привилегии на должности и доходы с поместий, и склонную к радикализму интеллигенцию, чьи профессиональные знания не находили ожидаемого применения. Оставалось писать великие романы, спорить о проектах переустройства мира, ходить в народ, метать бомбы.

Как обычно, революцию спровоцировало геополитическое унижение консерваторов в 1905-м и 1917 годах. Интеллигенция дважды прорывалась к власти. В отличие от кадетов и эсеров, растерявшихся перед бездной внезапно открывшихся возможностей и проблем, прежде маргинальная интеллигентская партия большевиков власть удержала.

Победой они обязаны не только научно-религиозной доктрине Карла Маркса, но и успешному применению передовых практик совсем иных немцев: кайзеровского генерал-полковника Эриха Людендорфа и гения промышленной политики Вальтера Ратенау. Результатом такого скрещивания стал тип власти, не предусмотренный самим Максом Вебером: харизматическая бюрократия, совместившая современную организационную мощь с утопией прорыва в индустриальное будущее.

Либеральные оппоненты, в схемах которых не находилось места такому монстру, ухватили лишь внешнюю сторону, обозначив ее ярлыком тоталитаризма и списав на исконно русский деспотизм. Суть уловил умнейший консерватор Сэм Хантингтон, стоявший справа от либеральной школы апологетов модернизации. Большевики создали диктатуру догоняющего развития, которая за одно поколение колоссальным рывком преодолела разрыв в научно-индустриальном потенциале СССР и Запада. Венчающие этот рывок победы над Японией и Германией плюс ядерный геополитический пат в холодной войне с Америкой более чем преодолели поражения царской России. В ходе рывка, отмечал Хантингтон, СССР создал современное индустриальное общество — структурно и идеологически радикально отличающееся от западного, но, тем не менее, сопоставимое с ним.

Далее начинается череда парадоксов. Вроде бы тоталитарный Советский Союз дважды сам идет на демократизацию – при Хрущеве и Горбачеве. Притом и верховные реформаторы, и окрыленное энтузиазмом население искренне убеждены, что совершенствуют социализм и служат примером человечеству. Но ведь и американцы со времен Нового курса Рузвельта строят «капитализм с человеческим лицом» и искренне убеждены, что служат примером человечеству. В холодной войне сталкивается два высокоидейных проекта гегемонии, и оба решительно настроены на модернизацию себя и всего мира!

В 1770 году философ маркиз де Кондорсе впервые назвал словом «модернизация» способность современных людей научно направлять изменение общества. Но центром теоретических дискуссий модернизация становится только в 1950-е годы, когда в университетах Англии и США оформляется мощная школа под руководством социологов Талкотта Парсонса, Эдварда Шилза и Ральфа Дарендорфа, политолога Люсиана Пая и экономиста Уолта Ростоу. Влиянию ее, надо честно признать, способствовала хорошо субсидируемая политическая заданность. Парсонс на пике карьеры контролировал многомиллионные потоки грантов от фондов Форда и Рокфеллера, Дарендорф избирался в парламент, а Ростоу служил советником по национальной безопасности при президенте Линдоне Джонсоне.

Теория модернизации исходила из классических постулатов эволюционизма, причем толкуемых однолинейно. Все в природе движется по ступеням прогрессивного усложнения и совершенствования. Социальный мир идет к равновесию финальной стадии, характеризуемой рационализмом управления, комплексным разделением труда, индустриальной экономикой, либеральной демократией, равенством полов, угасанием классовых, религиозных и национальных конфликтов, наконец, массовым потреблением.

Это идеализируемая картинка послевоенной Америки. США принимались за эталон, выше всех продвинувшийся по идеальной шкале от средневековой темной традиционности к светлому либеральному и постиндустриальному будущему. Конечно, остается кое-что поправить в положении женщин и негров. Но в целом Америка, преодолев Великую депрессию, победив фашизм и сдерживая тоталитарный коммунизм, вооруженная передовыми научными теориями модернизации и управления, готова служить локомотивом, вытягивающим остальной мир на свой уровень.

Так ведь и СССР, преодолев отсталость, победив фашизм, последовательно пресекая поползновения империалистов, вооруженный теориями научного коммунизма и управления эпохи НТР (научно-технической революции, была такая модная аббревиатура во времена, когда компьютер по-русски назывался ЭВМ), тоже готов служить локомотивом мирового прогресса.

В СССР возникает поточное производство собственных теорий «развитого социализма» и «соцориентации» для стран третьего мира. Видные советские академики вслед за дружелюбным Гэлбрейтом поговаривают не только о разрядке напряженности, но уже и о конвергенции двух систем в золотой середине между планом и рынком.

Здесь легко впасть в цинизм относительно двух идеологий сверхдержавного самовосхваления, одна из которых нам до боли родная, а другая займет свято место, опустевшее после краха СССР. Но цинизм — позиция тупиковая. Куда полезнее понять, что помимо ходульности однолинейных теорий всеобщего прогресса модернизаторский оптимизм мира пятидесятых-шестидесятых годов имел и абсолютно реальные основания.

После титанических усилий и страшных разрушений двух мировых войн возникшие в их ходе организационный потенциал и концентрация ресурсов начали, наконец, творить мирные чудеса. Восстанавливались и строились современные города, электричество пришло в села, устойчивый экономический рост генерировал множество квалифицированных и высокооплачиваемых рабочих мест, народ начал жадно и массово усваивать современное образование, выводящее в средний класс со всеми привычками и атрибутами комфорта нового образа жизни. Антибиотики (открытые во время войны) отодвинули чахотку в дальнюю историческую память, реактивные самолеты (изначально военная технология) сделали межконтинентальные поездки обыденностью, телевизор раздвинул горизонты и показал нашу планету из космоса [1].

Когда бомбы начали взрываться, — в 1980-х годах в Африке и Латинской Америке, затем в 1990-х в Азии и России, теперь в США и Европе — оказалось, что реальные доходы населения слишком низки либо зависимы от участия в финансовых пирамидах, чтобы обеспечить подушку материального спроса при распаде финансовой отрасли. Наши социал-демократы хорошо перераспределяют имеющееся, но, увлекшись финансовыми абстракциями, подзабыли, как в собственном прошлом добивались мощного индустриального роста.

Йозеф Шумпетер, один из важнейших представителей «другого канона», считал, что капитализм основан на ренте, постепенно распространяющейся по всей системе. Первым ренту должен получить инновационный предприниматель, который затем ею делится с выдавшими инновационный кредит банками. А затем — с вовлекаемыми в производство квалифицированными работниками и, посредством налогов, с властями, которые обеспечивают инновационную среду, в том числе защиту от чрезмерной конкуренции на начальных этапах становления новых отраслей. В сущности, капитал, труд и государство с трех сторон стремятся к разделу олигополистической ренты инновационных предпринимателей.

Правопорядок, институциональное обеспечение предпринимательской инициативы, инвестирование в коллективные блага (включая науку и образование) и, наконец, наличие рабочих мест и достойного заработка есть важнейшие условия того, что три социальные силы смогут действовать заодно в направлении роста.

Все три силы стремятся укрепить себя олигополистическими преимуществами: капиталисты — добиваясь ренты, государства — наращивая национальный потенциал налогообложения и управления, рабочие — через создание профсоюзов. И это нормально. Не всеобщая и максимальная, а оптимальная олигополистическая конкуренция — вот в чем суть капитализма.

Остается только помнить, что, как и во времена Антонио Серры, не все виды роста ведут к хозяйственному развитию и благосостоянию. Развитие в различные эпохи и на различных этапах связано с различными отраслями и типами деятельности. Вот почему капитализму требуются стратегическая координация и управление. Это могут быть инвестиционные банки, как считал Шумпетер. Это может быть централизованный план, как действовали Сталин и многие успешные правители ХХ века. Либо это может быть их сочетание. Какое именно сочетание — это уже вопрос прагматики. Главное, вспомнить уроки прошлых успехов [2].

Так нам представляется история модернизации экономик по результатам изучения литературы.

1.3. Начало эпохи глобализации мировой экономики. Студенческие протесты 1968 года внезапно потрясли анархическим отрицанием всякой власти и взрывной спонтанностью. Они охватили одновременно капиталистический и социалистический блоки. Студенты, то есть будущий персонал современной индустрии и государства, отказывались строиться под власть начальников и командиров. Они требовали привести политические и культурные структуры в соответствие со своими социальными ожиданиями и удельным весом, резко возросшими в период ускоренной модернизации. Это было вовсе не луддитское отрицание модерна, а, напротив, требование немедленной реализации идеологических обещаний современного капитализма или социализма — только с человеческим лицом.

Западный истеблишмент вначале качнуло влево. Консерваторы Никсон и Помпиду упредительно обещали реформы соцобеспечения, идущие дальше требований профсоюзов и социал-демократов. В США в 1972 году едва не приняли всеобщее медобслуживание, за которое и поныне длится битва.

Когда же неорганизованные студенты утратили напор, пошел мощный поворот вправо. Неолибералы развернули демонтаж государственных структур планирования, регуляции и соцобеспечения, возникших после Великой депрессии и войн, то есть двигателей модернизации предыдущих десятилетий. Даже в случае возрождения «новых левых» им достались бы институционально ограниченные госбюджеты и политически бессильные органы управления, в чем сейчас убеждаются сторонники Барака Обамы.

Неолибералы (вернее, консервативные контрреформаторы) ожидали, что новым центром роста станет эмансипированный частный бизнес, где менеджмент не контролируется избирателями. В то же время приватизация социального жилья и пенсионных фондов, распространение гибкой ипотеки и образовательных займов заставляли западного обывателя думать и голосовать подобно спекулятивному инвестору. Это был очень сильный идеологический маневр, фактически похоронивший левые партии. Но он же привел к деиндустриализации Запада и к череде спекулятивных пузырей, далеко превосходящих пределы национальных экономик.

Отметим здесь лишь ключевые итоги глобализации, пришедшей на смену эпохе модернизации. Вынос производства в страны с предсказуемо дешевой рабочей силой вызвал индустриализацию Восточной Азии — с весьма показательной стагнацией Японии, оказавшейся при новом раскладе модернизационно слишком «зрелой». За вычетом же показателей Китая и эфемерных эпизодов, отражающих возникновение спекулятивных пузырей на рынках недвижимости, сырья и финансов, начиная с 1980 года, мировые темпы роста производства и тем более реальных зарплат оказались обескураживающе ниже показателей предшествующих десятилетий.

На столь превозносившемся фронте новых технологий неолиберальная глобализация, если судить трезво, тоже не особо впечатляет достижениями. Интернет, сотовая связь и туманные наноперспективы пока и близко не имели того эффекта в реальной экономике, который некогда оказали, скажем, паровоз, автомобиль, электротехника или пластмассы. Остается фармацевтика, одна из основных сфер использования биотехнологий. Но она слишком очевидно связана с государственными исследовательскими программами, соцобеспечением и страхованием, чтобы служить подтверждением правоты неолиберализма.

А дальше грянул кризис неолиберальной глобализации. О свете в конце тоннеля говорят только рыночные прогнозисты и политики, которым по роду занятий надлежит быть оптимистами.

Судьба СССР хорошо иллюстрирует возможности и пределы догоняющего развития. Командное планирование способно решать задачи быстрого массового производства, будь то танки или стандартное жилье. Но в нем отсутствуют механизмы замены отработавших свой срок активов — как закроешь завод, гордость первых пятилеток?

Главное же — успешная командная система создает собственных могильщиков. Прежде всего, это сама номенклатура, которой просто хочется жить без страха перед диктатором, попользоваться благосостоянием и передать его детям. Решая малые обывательские задачи, чиновничество помимо своей воли заклинивает систему управления. Простите за тавтологию: командная экономика должна быть командной. Иначе неизменно получается брежневский застой, аморальность и коррупция.

У командного варианта индустриализации ограниченный срок действия, примерно одно поколение. Затем давление в сторону демонтажа начинает расти не только сверху, но и снизу, вернее, от новых средних слоев специалистов, интеллигенции и рабочей аристократии. В отличие от крестьян, покорных покуда есть прожиточный минимум, образованные специалисты имеют гораздо больше потребностей и ожиданий, в том числе им нужна самореализация в культуре, политике и бизнесе. Отсюда и возникает демократизация — верхи не могут и боятся (за себя самих) использовать террор по-старому, а подчиненные не желают терпеть до гроба, как их родители. Это отнюдь не только феномен соцстран, но и Южной Кореи, демократизирующейся после диктаторской модернизации 1970-х.

Сила подчиненных в том, что они приводят в действие индустрию и армию. Без них страна встанет. А если встанет сама индустрия? Если элиты обнаружат лазейки в оффшорные финансы, где не надо препираться с подчиненными из-за зарплат и плановых заданий? Тем более что врага у ворот не оказалось, а глобализация расплодила оффшоры.

Это путь к каннибализму ресурсов, поразившему многие страны. Если на индивидуальном уровне такое поведение элит, увы, вполне рационально и кумулятивно (чем больше бежит, тем меньше причин оставаться в деградирующей среде), то на коллективном уровне это ведет к демодернизации и откату на мировую периферию. Множатся социальные проблемы даже в самой элите. Никем не доказано, что олигархи живут дольше и счастливее простых смертных. Зато вполне предсказуемо дети, выращенные в частных школах за рубежом, могут стать отчужденными иностранцами в собственной семье.

Перед нами открываются две исторические перспективы, обе вполне вероятные. С одной стороны, длящийся упадок на основе распродажи фамильных ценностей. Римская империя последних веков своего существования тому пример. Модернизация в свое время абсолютно никем не мыслилась обратимой. Вперед и только вверх — вот девиз Нового времени. Но теперь мы знаем, что и регресс еще как возможен. С другой стороны — пока менее ясная перспектива новой модернизации. Едва ли это может стать возвратом к диктатуре развития. Они были осуществимы лишь в странах с преобладающим крестьянским населением. Этот ресурс долготерпения и бездонной демографии был исчерпан в нашем районе мира еще к середине ХХ века. Собственно, с тех пор мы и ходим по кругу, пытаясь нащупать конфигурацию, при которой государство «расклинило» бы своих чиновников и допустило (в первую очередь для баланса бюрократии) самоорганизацию гражданского общества на основе новых средних классов специалистов и квалифицированных работников. Только вот чтобы выступать, прежде надо иметь надежную работу. До 1989 года это условие наличествовало.

С шестидесятых годов и вплоть до провала перестройки вектор указывал на какой-то вариант социал-демократизации — подобно континентальной части Европы. Именно таким к концу ХХ века был исторический итог эволюции прежде абсолютистских государств, многие из которых прошли и через страшный опыт фашизма, — Германии, Австрии, Испании. Ближе к этому руслу истории находится и Россия. Но в близкой к нам Европе в последние десятилетия не все ладится с экономическим ростом. Надо искать механизмы для нового запуска.

Эти механизмы точно не обнаружатся в неолиберальной утопии. Во-первых, реальная практика и последствия неолиберализма сегодня вполне очевидны, если отбросить наивные надежды девяностых. Во-вторых, неолиберализм строился вокруг неправдоподобно стилизованной версии англо-американского пути развития, из которой выпали такие детали, как устойчивая фракционность в политике, высокие пошлины в период запуска современных экономик, обладание колониальной империей или колонизуемым континентом в случае США.

Факт, что спонтанная модернизация голландско-англо-американского типа нигде больше не наблюдалась. Франция, Германия, Швеция, Япония, СССР иначе осуществляли модернизацию. Все это надо знать и помнить, думая сегодня о возможностях запуска следующего витка модернизации и развития.

Таким образом, победа неолиберального подхода к экономике отбросила назад в своем развитии целые регионы мира. Пора вспомнить, как устроен шумпетеровский капитализм повышающейся отдачи в материальном инновационном секторе, который в действительности обеспечил подъем ведущих экономик в предыдущие столетия.

 

2. Особенности современной технологической революции, обусловившие распад СССР

 

В первой половине 80-х гг. в рамках пр. СКИ (МО США), ЭЛВИ (Великобритания), Трех К (Япония) и ЭСПРИТ (страны ЕС) были заложены основы для разработки роботикатехнических средств и систем, то есть робототехнических средств и систем на основе использования возможностей систем и средств искусственного интеллекта.

Целесообразность разработки упомянутых выше программ, направленных на достижение крупных социальных целей, опиралась на общие закономерности НАУЧНО-ТЕХНИЧЕСКОГО ПРОГРЕССА. К числу таких закономерностей относится, прежде всего, стадийность процесса автоматизации, заключающаяся в последовательной смене ТРЕХ ФАЗ АВТОМАТИЗАЦИИ: ЖЕСТКОЙ, ГИБКОЙ и на основе использования СИСТЕМ и СРЕДСТВ ИСКУССТВЕННОГО ИНТЕЛЛЕКТА.

С помощью средств ЖЕСТКОЙ автоматизации (типа автоматизированных станочных линий) теоретически можно было бы автоматизировать основную часть современной производственной сферы при одном невыполненном условии: почти неизменном выпуске одних и тех же изделий с неизменными параметрами. Утопичность подобной идеи очевидна.

Переналадка средств ГИБКОЙ автоматизации требует только смены программы. Так работают станки с ЧПУ, роботы второго поколения, современные ЭВМ. С помощью средств ГИБКОЙ автоматизации можно было бы автоматизировать значительное большинство видов работ, выполняемых в производственной сфере. Тем не менее, за пределами возможностей автоматизации остались бы многие процессы, начиная от сборки наиболее сложных конструкций и кончая принятием решений по тем или иным производственным процессам.

Поэтому побудительные мотивы и общие ЗАКОНОМЕРНОСТИ РАЗВИТИЯ ПРОЦЕССА АВТОМАТИЗАЦИИ и послужили основой развертывания в ведущих зарубежных странах ШИРОКОМАСШТАБНЫХ ПРОГРАММ ИССЛЕДОВАНИЙ И РАЗРАБОТОК в предметной области СИСТЕМ И СРЕДСТВ ИСКУССТВЕННОГО ИНТЕЛЛЕКТА с целью обеспечения разработки и использования роботикатехнических средств и систем, в том числе и роботов-гуманоидов.

К числу подобных программ, осуществляемых в настоящее время в ВЗС и обеспечивающих, прежде всего, развитие производств, гарантирующих выпуск ВЫСОКОКАЧЕСТВЕННОЙ продукции, а также ведение ВЫСОКОЭФФЕКТИВНЫХ боевых действий, относятся:

Программа Министерств обороны США «Стратегическая Компьютерная инициатива» (СКИ), направленная на создание систем и средств искусственного интеллекта, прежде всего, военных роботикатехнических систем и средств. Программа была рассчитана на десятилетний срок и начата в 1983 году.

Программа Правительства Японии по разработке систем и средств искусственного интеллекта, направленная на совершенствование процесса автоматизации промышленного производства. На протяжении 60-70 годов большинство крупномасштабных программ разрабатывается Японией на одном из приоритетных направлений научно-технического прогресса – в области информационной техники и технологий (ИТТ). Эта техника именуется в работах японских авторов техникой «Трех К», то есть компьютеры, коммутационная и контрольно-управляющая аппаратура. Однако если иметь в виду системы и средства искусственного интеллекта, то условно началом работ в данном направлении можно считать объявление Японией о начале разработки ЭВМ пятого поколения. О подобной разработке была объявлено в 1982 году.

Программа Правительства Великобритании «ЭЛВИ», направленная на разработку систем и средств искусственного интеллекта. Программа была начата в 1984 г.

Великобритания обладает мощной базой для разработок в области систем искусственного интеллекта. Имеется хороший задел в области логического программирования, производятся современные ЭВМ, есть техника распознавания образов. Именно в Великобритании был создан транспьютер – высокопроизводительная ЭВМ параллельного типа. В настоящее время транспьютеры и транспьютерные сети находят широкое применение в военной и гражданской сферах.

Программа Европейского Экономического Сообщества ЭСПРИТ, ориентированная  на проведение фундаментальных исследований в области искусственного интеллекта. Подобная межгосударственная программа стран ЕС была начата в 1984 году. Конечным результатом программы ЭСПРИТ является разработка ССИИ. В целом программа охватывала более 110 различных проектов.

Советский Союз прошел только две стадии автоматизации (ЖЕСТКУЮ и ГИБКУЮ). Третья стадия, требующая целенаправленной деятельности ученых и инженеров государства, была проигнорирована политическим руководством СССР. Образовавшийся на этой основе технологический застой и задержка с освоением технологий пятого технологического уклада (информационно-электронного), не говоря уже о последующем технологическом укладе (основанном на наноэнергетике), и сформировал условия для развития в СССР экономического и политического кризисов. Преодолеть его политическими мерами не удалось, что и обусловило последующий распад социалистической цивилизации, государства. Иначе говоря, результатом правления М.Горбачева,  стало не развитие очередной фазы автоматизации на основе СИСТЕМ ИСКУССТВЕННОГО ИНТЕЛЛЕКТА, а бессодержательная  политическая трескотня, продолжение которой приемниками и предопределило то, что мы сейчас имеем [3].

Ведущие в технологическом развитии страны разворачиваются к освоению систем искусственного интеллекта. Подтверждением этого следует считать уже начатое переустройство мира на основе использования высокотехнологичных средств и систем вооруженной борьбы в Югославии, Ираке, Афганистане, Ливии, которым обладают, прежде всего, ВС США [4]. Япония заявляет о создании автомобилей, управляемых без участия человека, которые, например, сами находят место парковки и самостоятельно возвращаются к хозяину в нужное место по его команде. Из космоса уже управляют развитием растений, внесением удобрений, обработкой земли  на сельскохозяйственных полях. Россия же продолжает, по сути, топтаться на месте. Деятели, которые неряшливо прихватизировали ресурсы и собственность страны, перебросили в другие страны награбленный капитал, свили себе «гнезда» за рубежом и просто сами пользуются плодами мирового научно-технического прогресса. До России им дела нет. Как заявил в своей известной статье «Россия вперед» Президент РФ Д.Медведев, «им ничего не нужно, у них все есть». Уже начались там за кардоном разборки между ними по поводу дележа награбленного.  Не просматривается, что переброшенное за рубеж богатство будет использовано на пользу конкурентоспособного развития России. Значит, нам нужно думать самим, куда и зачем идти самостоятельно к этой цели.

Просвещенный мир не стоит на месте.  Компания IBM возвестила всему миру ошеломляющую новость: ей удалось вплотную приблизиться к созданию искусственного интеллекта. По мнению инженеров компании, они стоят на пороге новой эры – эры когнитивных компьютеров.

Искусственный интеллект будет способен учитывать и перерабатывать огромные объемы информации, обладать интуицией, самостоятельно принимать решения и... самообучаться. Программистам такое будущее вряд ли понравится: если IBM удастся реализовать задуманное, наши компьютеры будут способны сами создавать программы по запросу пользователей. Звучит как история из фантастической книжки Рэя Брэдберри. Но все это куда ближе, чем кажется.

IBM уже показала публике два прототипа «нейросинаптических вычислительных чипов», способных имитировать работу человеческого мозга. Конечно, у них нет никаких биологических элементов: вместо этого только электрические цепи. Но эти чипы уже могут увязывать друг с другом различные события и создавать логические цепи без всяких специальных программ. В частности, их уже научили распознавать образы и классифицировать объекты. «Мы создали когнитивное компьютерное ядро, имеющее интеллект в виде нейронов, память – в виде синапсов и связи – в виде аксонов», - говорит руководитель исследования Дхармендра Модха. Такой чип, если верить его создателю, потребляет всего 20 Вт энергии, но пока еще много весит – 1300 г. Это, однако, не мешает Модхе говорить, что в будущем такие процессоры заменят все нынешние, построенные на архитектуре фон Неймана.

Представленные чипы выполнены в соответствии с 45-нанометровым техпроцессом и содержат 256 «цифровых нейронов». Для их связи друг с другом используется 262144 программируемых «синапсов». Разумеется, в человеческом мозге подобных клеток и связей – миллиарды, но лиха беда начало. Уже через пару лет IBM обещает создать систему, которая будет насчитывать порядка 10 млрд. искусственных нейронов и 100 трлн. синапсов. Более того, такой компьютер, способный мыслить как человек, не будет занимать отдельное здание: IBM обещает, что через несколько лет (ну, десятков лет) мы сможем поболтать со своими компьютерами или поручить им, например, написание за нас школьного сочинения. Когда нам понадобится какая-то определенная программа, мы просто попросим компьютер сделать ее для нас. Все это будет возможно, т.к. IBM говорит, что ее когнитивные чипы будут обладать в перспективе небольшими размерами и потреблять мало электроэнергии.

IBM – компания со столетней историей, которая не перестает удивлять своими разработками. В феврале 2011 года компания создала суперкомпьютер, победивший в американской телевикторине Jeopardy всех реальных игроков. В этой программе участникам задают вопросы из абсолютно разных отраслей человеческих знаний: от точных наук до поп-культуры и литературы. Компьютер по имени Watson победил в шоу со значительным отрывом, обыграв всех чемпионов телешоу. Имя суперкомпьютеру было дано в честь легендарного президента IBM Томаса Ватсона. Историческую победу над лучшим в мире шахматистом Гарри Каспаровым одержал тоже компьютер этой корпорации – Deep Blue. Произошло это, напомним, в далеком 1997 году. Конечно, Watson состоял из 90 серверов с огромной базой данных, но событие, согласитесь, все равно знаковое. «Представьте себе светофоры, распознающие потенциальные ДТП», кинотеатры, в которых генерируются запахи, ноутбуки, планшеты и смартфоны, пишущие письма за вас, и машины, способные заменить вас за рулем», - размышляет Модха.

В том, что вся эта история – не просто шутка смеха ради жарким августовским днем, нас убеждает тот факт, что разработками IBM заинтересовалось управление перспективных исследований Министерства обороны США (DARPA). Эта структура финансировала многие популярные сегодня технологии: от GPS и Интернета до создания приборов ночного видения. На этот раз DARPA выделит IBM ни много, ни мало $21 млн. на продолжение исследований в этой области. Чтобы все прошло как можно быстрее, инженерам IBM будут помогать ученые из различных американских университетов. Аналитик Рик Доэрти, глава Envisioneering Group, ждет появления искусственного интеллекта в компьютерах уже в 2015 или в 2016 гг. Для начала эти компьютеры будут использоваться для анализа сложной финансовой информации или для прогнозирования погодных изменений. Они будут предсказывать цунами и землетрясения. Но пройдет еще несколько лет, и такие чипы появятся в наших с вами ноутбуках.

Вообще, историю развития искусственного интеллекта начал Алан Тьюринг, великий математик, предложивший так называемый тест Тьюринга: система может быть признана разумной, если при разговоре с ней обычный собеседник не сможет определить, разговаривает он с человеком или с машиной. В 1966 году Джозеф Вейзенбаум из Массачусетского технологического института смог создать машину, которая распознавала простые шаблоны в речи и поддерживала разговор. Пишешь ей: «Я люблю свою мать», а она отвечает: «В самом деле? За что вы ее любите?». Можно сказать, за все эти годы человечество в этом вопросе не продвинулось так, как IBM в последние месяцы. Ведь можно сколько угодно придумать для машины языковых шаблонов, но «мозгов» это ей не прибавит. Но прорыв – вот он, случился. Человечество так долго этого ждало, и вскоре, похоже, получит свой «Скайнет». Надеемся, ученые смотрели все части «Терминатора» и смогут оградить нас от потенциальных угроз искусственного разума [5].

 

3. Системы искусственного интеллекта как стратегическое направление развития АПК России

 

В настоящее время сельхозпредприятия России при слабой государственной поддержке уже приступили к использованию инновационных аграрных и информационных технологий, составляющих основу использования систем и средств ресурсосберегающего, точного земледелия и животноводства, являющихся современным воплощением результатов современной научно-технической революции  [6].

Установлено: непосредственным толчком  к январским революциям в Тунисе, Египте, росту напряженности в соседних странах стало изменение климата. В частности, прошлогодняя засуха в России. Мы закрыли экспорт зерна. На мировом рынке взлетели цены. И для огромной массы людей в разных странах встал вопрос: КАК ВЫЖИВАТЬ?! То есть получается: проблема развития региональных АПК России плавно трансформировалась в проблему стратегической стабильности мирового сообщества.

Очевидно, что для обеспечения парирования подобных выпадов необходимо иметь производящую экономику и, прежде всего, обеспечить устойчивое развитие региональных российских АПК. Для этого целесообразно обеспечить современное  высокотехнологичное развитие предприятий, в первую очередь аграрных сферы.

Впервые осуществлены постановка и решение задачи обеспечения развития конкурентоспособных ресурсосберегающих аграрных технологий, в основу которых положены результаты экспериментально-расчетного метода ученых Татарстана (академика Н.К.Мазитова), основанного на теореме Жюрена о капиллярном испарении влаги, учение Т.С.Мальцева о семенном ложе, а также теоретические и практические разработки ученого-агронома XIX века B.Е.Овсинского, положенные в основу современной технологии No-Till, поддерживаемой зарубежными производителями средств и систем ресурсосберегающего точного земледелия. Решение указанной задачи основано на сравнительной оценке технико-экономических характеристик, используемых средств и систем, обеспечивающих практическое использование ресурсосберегающих технологий и поддерживающих их систем точного земледелия  в региональных российских условиях.

Учеными Татарстана установлено, что в настоящее время для российских условий использование систем и средств, обеспечивающих использование технологий ресурсосберегающего и точного земледелия, предполагает, прежде всего, наличие подготовленных специалистов по информационным технологиям, которыми регионы России в настоящее время не располагают. Это требует не только организацию так называемых «специализированных аграрных классов по информационным аграрным технологиям», а, прежде всего, коренную переработку образовательных стандартов – и не только аграрных вузов и ссузов...

Выявленные методом акад. Н.К.Мазитова расхождения между заявляемыми и реальными технико-экономическими характеристиками зарубежных средств и систем ресурсосберегающего точного земледелия однозначно свидетельствуют не только о продолжении и наращивании проведенных работ, но и о тиражировании экспериментально-расчетных результатов ученых Татарстана в других российских регионах.

Кроме того, анализ научно-технических достижений в сфере менеджмента дойного стада и управления процессами получения молока показал, что дальнейшая реализация прецизионного животноводства (Precision Farming) на фермах любых размеров (от 50 до 5000 коров) при любом способе содержания является устойчивой тенденцией развития молокопроизводящих предприятий.

Рациональное применение современных средств электроники и сенсорных датчиков, объединенных в сеть производственных процессов и контрольных операций, в качестве многофункционального инструмента использования «информационного ресурса» молочного скотоводства, значительно повышает эффективность молокопроизводства, снижает затраты труда и внутрихозяйственные риски. Многие фирмы-производители демонстрировали новые и усовершенствованные автоматизированные системы контроля и управления технологическими процессами получения молока (менеджмента лактирующего стада).

Прослеживается тенденция использования преимуществ и технических решений автоматизации доения не только в помещениях со станками типа «Елочка», «Параллель», «Карусель», но и в коровниках для привязного и   беспривязного  содержания скота.

Практичное и максимально автоматизированное определение состава получаемого молока (функционирующее в рамках отмеченных систем контроля и управления) приобретает все большее значение; оперируя этим показателем, можно судить о здоровье лактирующей особи, ее потребности в кормлении, продуктивности и состоянии охоты. Показательно в этой области устройство анализа молока Fullexpert IMA (Inline Milk Analyze), представленное фирмой Lemmer — Fullwood GmbH. Его практическое использование позволяет измерять содержание жиров, протеинов, мочевины, лактозы и других элементов и веществ в молоке с помощью инфракрасного излучения в ходе доения на каждом доильном месте.

Неотъемлемым и действенным элементом систем управления молочным скотоводством является также мониторинг поведения (состояния жизнедеятельности) животных в дойном стаде, когда сама корова становится «датчиком» раннего распознавания внештатных ситуаций с каждой из лактирующих особей. Автоматически зарегистрированные посредством индивидуальной идентификации скота фазы передвижения, активности и покоя в сопоставлении с физиологическими данными коровы служат для контроля, в частности, за состоянием здоровья животных. Эффективно использовать соответствующие технологии можно, например, в лактирующем поголовье коров для распознавания осложнений с опорно-двигательным аппаратом у некоторых особей (заболевания копыт коров, к сожалению, продолжают наносить большой ущерб в молочном скотоводстве). Очень интересно в данном аспекте устройство-трап StepMetrix для фиксации заболеваний конечностей, продемонстрированное на выставке компанией BouMatic. Подобные системы легко вписываются в маршруты передвижения скота (например, на дойку и обратно) при гибкой интеграции в соответствующую программу менеджмента стада, облегчая тем самым наблюдение за животными. Это особенно важно, а порой незаменимо на крупных промышленных фермах с интенсивным использованием оборудования и скота.

Компания «ДеЛаваль» приняла участие во Всемирной сельскохозяйственной выставке, которая прошла 9-11 февраля 2010 года в Туларе, штат Калифорния, и продемонстрировала на ней возможности информационных технологий для создания комплексных систем, обеспечивающей высокую производительность и рентабельность предприятий молочного животноводства. «Мы понимаем, что задача, стоящая перед производителями молока во всем мире, — это сделать будущее таким, в котором все экономические процессы должны определяться эффективностью», — сказал президент и исполнительный директор компании «ДеЛаваль» Йоаким Розенгрен.

Smart farming (умная ферма) – это инициатива, с которой «ДеЛаваль» выступила в 2008 году и которая направлена на создание фундамента будущего молочного животноводства уже сегодня. Компания определяет ее как «стремление ускорить процесс перехода от управления доением к управлению общей рентабельностью фермы путем использования новых инструментов принятия решений и технологий автоматизации для повышения качества молока и прибыли». Компания «ДеЛаваль» расширяет ассортимент инновационных и автоматизированных решений, направленных на повышение эффективности молочного животноводства. Например, система Herd Navigator, которая позволяет практически полностью контролировать процессы воспроизводства стада, обеспечивая 98-процентное выявление коров в охоте, и как следствие – срок успешного осеменения. Это в значительной мере увеличивает процент стельности, что является важнейшим условием эффективности молочного животноводства. Диагностика здоровья стада и выявление на ранних стадиях таких заболеваний, как мастит и кетоз, безусловно, вносит свой вклад в повышение продуктивности, рентабельности, благополучие животных, качество получаемой продукции.

Еще одним примером Smart farming служит система добровольного доения (VMS). Робот-дояр компании «ДеЛаваль» вот уже 10 лет работает на фермах во всем мире, помогая производителям молока повысить рентабельность и эффективность и одновременно освобождая их от тяжелого труда. По данным компании, недавно выпущенная модель VMS-2010 еще больше повышает интеллектуальный уровень системы за счет расширения ее функциональных возможностей и улучшения таких параметров, как простота эксплуатации и надежность. «Однако Smart farming — это не только роботы. Это еще и расширение возможностей производителей молока благодаря инструментам для принятия правильных решений и технологиям автоматизации, которые объединяют продукты, сервис и знания», — пояснил вице-президент компании «ДеЛаваль» Эндрю Тернер (Andrew Turner).

Основными направлениями дальнейшего развития и расширения инноваций «ДеЛаваль» являются интеллектуальные системы доения, кормления и обеспечения оптимальных условий содержания стада. В части доения компания работает над роботами для доильных залов роторного типа. В области кормления «ДеЛаваль» недавно выпустила систему Optifeeding, которая автоматически, днем и ночью, загружает, измельчает, смешивает и распределяет корм, высвобождая до 3 часов рабочего времени в сутки. Кроме того, система Optifeeding позволяет фермерам обеспечить правильный баланс для каждой коровы или группы коров в соответствии с их стадией лактационного цикла, повышая продуктивность и значительно снижая затраты на корм и капитальные расходы. Что касается улучшения условий содержания животных, то здесь возможности «ДеЛаваль» безграничны: от системы автоматизированной вентиляции, которая реагирует на погоду и климат, до автоматического управления освещением и обработкой навоза. «В конечном итоге решающим фактором будет успешная интеграция всех этих технологий на уровне молочно-товарного комплекса. И эта работа идет полным ходом», — заявил г-н Розенгрен.

Компания «ДеЛаваль» видит безусловную связь между технологическими системами (умными фермами) и устойчивым развитием хозяйства, которое подтверждено еще одной инициативой «ДеЛаваль» — Sustainable Dairy Farming (SDF). Цель SDF состоит в уменьшении экологического ущерба от ферм при одновременном повышении производства молока, рентабельности и благополучия как людей, так и животных.

В России применение роботов доения наиболее эффективно при переходе с привязного содержания на беспривязное, так как не нужно строить доильные залы, а роботов можно располагать в центре коровника. При этом повышаются удои, возрастает качество молока и соответственно его стоимость. Стоимость роботов доения постоянно снижается, и уже сегодня затраты на строительство доильных залов с оборудованием соизмеримы с затратами на приобретение роботов доения. Необходимо учитывать и человеческий фактор: значительно облегчается труд доярок и скотников, а главное, снижается их возможное отрицательное влияние на состояние животного. Как известно, основная причина заболевания животных маститом — неправильное доение и обслуживание коров. Не следует забывать и о демографической проблеме села, так как завтра некому будет доить коров, а в жутких условиях на ферме молодежь работать не желает. Именно поэтому ресурсосберегающее молочное скотоводство должно быть генеральным направлением развития региональных АПК [6].

Для обеспечения оценки эффективности региональных аграрных производств и учета особенностей практической адаптации ресурсосберегающих технологий в земледелии и животноводстве полагаем целесообразным организовать на постоянно действующей основе Региональные Научно-Образовательные Центры АПК. Одним из таких центров может стать Воронежский государственный аграрный университет им. Императора Петра 1, на землях которого целесообразно развернуть Центрально-Черноземный агротехнополис, включающий следующие технопарки аграрного профиля: Технопарк высоких технологий в земледелии, Технопарк биотехнологий, Технопарк высоких технологий в животноводстве и ветеринарной медицине.

 Новизна подхода в том, что предлагается идея развития агротехнополиса не только на части земель агроуниверситета в Воронеже. Предлагается развернуть агротехнополис и на землях примыкающего к Воронежу сельского района, где также расположены земли агроуниверситета, других научно-исследовательских и образовательных учреждений аграрного профиля [7]. В настоящее время на землях Воронежского агроуниверситета принято с нашей точки зрения нерациональное решение строить жилье, что снижает возможности использования в развитии прорывных аграрных технологий интеллектуального потенциала университета, которому исполняется 100 лет с момента основания.

 

Литература

 

1. Георгий Дерлугьян. Модерн и модернизаторы// «Эксперт» №1(687), 28 дек 2009  http://expert.ru/expert/2010/01/modern_i_modernizatory/

2. Эрик Райнерт. Забытые уроки прошлых успехов // «Эксперт» №1(687), 28 дек 2009  http://expert.ru/expert/2010/01/zabutue_uroki_proshluh_uspehov/

3. Белоусов В.И., Шаталов Е.П. Технологическое и экономическое отставание России как следствие недооценки прогрессивных возможностей информационных технологий и экономико-математического моделирования в обеспечение конкурентоспособного развития/ Препринт доклада на 2-ой международной научно-технической конференции «Высокие технологии в экологии». 19-21 мая 1999.

4. Статья в интернет-журнале о ДАРПА

5. Илья Колмаков. Искусственный интеллект уже близко. Компания IBM вплотную приблизилась к созданию искусственного интеллекта http://www.omgadget.ru/179460.html

6. Журналы Аграрные технологии (г.Казань 2010-2011 годы) – статьи по ресурсосберегающему земледелию и животноводству.

7. Белоусов В.И., Белоусов А.В., Шевченко В.Е. «Черноземная продовольственная долина» как основа продовольственной безопасности России // «Капитал страны», 2010, 21 апреля.