Экстернальные факторы эволюции институтов

Современные экономические институты подчиняются примерно тем же закономерностям, что и биологические организмы. В настоящее время в этой области уже накоплен большой фактологический и теоретический материал. Однако по большому счету здесь следует выделить, по-видимому, два направления. Первое было начато В.М.Полтеровичем и охватывает закономерности трансплантации институтов¹, второе было развито автором и затрагивает механизмы эволюции институциональных ловушек². Между тем оба эти направления имеют определенные ограничения в смысле применения.

Так, проблема трансплантации институтов концентрирует внимание на перенесении институтов из одной социально-экономической среды в другую. При этом за бортом рассмотрения оказываются спонтанные, а порой, и стихийные трансформации «коренных» институтов, которые являются отнюдь не «чужими», привнесенными извне, а своими, сформировавшимися в родных для них условиях. Наблюдения показывают, что институты даже местного происхождения могут видоизменяться настолько сильно, что постепенно перерождаются в совершенно иные институциональные образования. Здесь вполне логично задаться вопросом по поводу того, какие факторы и механизмы приводят к подобным метаморфозам местных институтов.

Проблема эволюции институциональных ловушек затрагивает механизмы длительного существования неэффективных институтов. Однако рождаться, жить и умирать могут не только неэффективные институты. Вполне нормальные, эффективные институты тоже могут перерождаться в свою противоположность и принимать форму институциональных ловушек. Здесь логично задаться другим вопросом: какие факторы и механизмы приводят к подобным деформациям исходных, эффективных институтов?

Совмещение двух линий анализа – эволюция эффективных институтов местного происхождения – предполагает несколько иную концепцию рассмотрения институциональной динамики. При этом ни один из срезов проблемы не заменяет другой и ни одна концепция не является лучшей; скорее, все они дополняют друг друга, разумеется, с элементами взаимных пересечений. В целом же задача данной статьи состоит в рассмотрении механизмов и закономерностей «вырастания» эффективных и, наоборот, неэффективных институтов. Такой ракурс проблемы отнюдь не тождествен рассмотрению механизмов и закономерностей «выращивания» институтов. В данном случае акцент делается на том, как институт сам вырастает, а не на том, как его кто-то целенаправленно выращивает. Хотя здесь имеются определенные пересечения, процессы самостоятельной эволюции институтов и их специального конструирования во многих случаях существенно различаются.

1. Понятия институциональной оболочки и институционального сбоя

Институты, понимаемые как нормы (правила) функционирования экономических агентов, могут образовывать в значительной степени автономные системы. Типичным примером, который нами будет использоваться в качестве типового, может служить система высшего образования. Функционирование современных университетов происходит в соответствии с устоявшимися нормами деятельности университетской администрации разных уровней, профессуры и студенчества. Каждый из указанных трех контингентов пользуется своим собственным кодексом поведения, своими принципами и представлениями о том, что и как они должны делать в рамках университета. Совокупность таких кодексов поведения и формирует институциональную основу, своего рода институциональную оболочку высшего учебного заведения. Все конкретные проявления университетской жизни происходят как бы внутри этой оболочки, которая задает некие поведенческие шаблоны. При объединении вузов в систему высшего образования институциональная оболочка все равно оказывается определяющим фактором функционирования всей системы. Как правило, институциональные оболочки разных вузов тяготеют к определенной унификации, что уже само по себе создает хорошую методологическую базу для их исследования. Для сферы здравоохранения характерна та же схема. Например, в любой клинике действует своя совокупность кодексов поведения администрации, врачей, среднего медицинского персонала и пациентов. Иногда институциональные оболочки хозяйствующих субъектов даже одной и той же отрасли экономики могут различаться. Это лишь несколько усложняет анализ, приводя к необходимости рассматривать неоднородную институциональную оболочку отрасли, но не меняет его сути.

Таким образом, под институциональной оболочкой хозяйственной системы будем понимать совокупность норм (кодексов) поведения ее ключевых элементов. В качестве хозяйственной системы могут выступать хозяйственные объекты разного уровня общности и агрегирования: предприятия, университеты, клиники, отрасли, вся экономика, органы власти и т.п. Под совокупностью поведенческих норм понимается комплекс формальных и неформальных правил поведения. Обычно в этом комплексе доминируют неформальные нормы, которые официально нигде не закреплены и, более того, могут даже противоречить законодательно установленным нормам.

Из самого понимания институциональной оболочки вытекает необходимость рассмотрения ее структуры. Хорошей иллюстрацией структуры и строения институциональной оболочки могут служить университеты. Например, для сообщества студентов почти всегда характерна пара взаимоисключающих институтов – учиться хорошо (в смысле выделения на учебу достаточного количества времени и сил) и учиться плохо (в смысле минимизации выделяемых на учебу времени и сил). Доля студентов, придерживающихся соответствующей нормы, является структурным параметром соответствующей институциональной оболочки. Аналогичные нормы действуют в среде профессорско-преподавательского состава – работать хорошо (в смысле выделения на подготовку к лекциям достаточного количества времени и сил) и работать плохо (в смысле осуществления постоянной лекционной халтуры). Университетские администраторы также могут придерживаться двух полярных норм – серьезное и безразличное отношение к качеству учебного процесса³. Таким образом, вектор долевых коэффициентов лиц, придерживающихся эффективного («хорошего») кодекса поведения, и определяет структуру институциональной оболочки.

Со временем структура институциональной оболочки может изменяться в том или ином направлении. В наших терминах это означает, что долевые коэффициенты соответствующего кодекса поведения растут или уменьшаются. Если долевые коэффициенты лиц, придерживающихся «хорошего» кодекса поведения, растут, то можно говорить о том, что структура институциональной оболочки системы прогрессирует, в противном случае – она регрессирует. Если указанные долевые коэффициенты больше ½, т.е. «хороший» кодекс поведения доминирует, то и сама институциональная оболочка может считаться эффективной, в противном случае – неэффективной. Если же рассматриваемые долевые коэффициенты близки к единице, то можно говорить о том, что сформировавшаяся институциональная оболочка высокоэффективна; если же данные коэффициенты близки к нулевой отметке, то институциональная оболочка должна быть охарактеризована как крайне неэффективная.

Введенные представления о качестве институциональной конфигурации хозяйственной системы могут быть весьма плодотворными при рассмотрении динамики институциональных изменений. Например, если долевые коэффициенты лиц, придерживающихся «хорошего» кодекса поведения, уменьшаются в течение длительного времени и постепенно заходят за критическую границу в ½, то можно говорить об институциональном сбое, под которым подразумевается рокировка эффективного (положительного) и неэффективного (отрицательного) доминантных институциональных признаков в пользу неэффективного института. Иными словами, при институциональном сбое происходит замена преобладания «хорошего» института на преобладание «плохого» института. Разумеется, возможны случаи, когда элементы вектора долевых коэффициентов лиц, придерживающихся эффективного кодекса поведения, для разных контингентов ведут себя по-разному: одни коэффициенты возрастают, другие уменьшаются. Однако это лишь усложняет анализ, но опять-таки не меняет его сути.

2. Общая схема механизма эволюции институтов

Теперь зададимся следующим вопросом: почему эволюционирует институциональная оболочка хозяйственной системы? Что является движущей силой этой эволюции и можно ли целенаправленно воздействовать на направление и скорость эволюции?

Поставленные вопросы не являются праздными. Если снова вернуться к примеру российских университетов, то доминирование в их стенах неэффективного («плохого») кодекса поведения должно найти системное объяснение⁴. Формализуем рассматриваемый процесс.

Для упрощения анализа будем рассматривать только один контингент университета – студентов. Обозначим издержки эффективного («хорошего») и неэффективного («плохого») кодексов поведения C_E и . Под издержками в данном случае понимается сумма всех затрат на обучение – времени, сил и денег (на транспортные расходы, книги и т.п.). В соответствии с принятой логикой всегда справедливо неравенство: C_E > C_N. Действительно, если лишь изредка приходить на лекции, то студент получает экономию на транспортных расходах. Если же еще и не заниматься в течение семестра и лишь на сессии кое-как сдать экзамены, то можно сэкономить еще массу времени и энергии. Таким образом, издержки эффективного («хорошего») кодекса поведения всегда выше, чем неэффективного («плохого»).

Однако понятия издержек в данном случае явно недостаточно для понимания процесса институциональных преобразований. Так, если бы целью студента являлась минимизация издержек, то тогда неэффективный кодекс поведения всегда бы доминировал. Однако в нормальных странах и нормальных университетах этого не происходит. Значит необходимо введение в рассмотрение дополнительного фактора. На наш взгляд, этим фактором является объем знаний, который получают студенты в рамках двух кодексов поведения и который существенно различается для двух институтов (норм поведения). Обозначим объем знаний эффективного и неэффективного кодексов поведения U_E и U_N. Тогда всегда справедливо следующее неравенство: U_E > U_N.

Как же происходит процесс выбора того или иного кодекса поведения?

На наш взгляд, схема выбора предельно проста: студент соизмеряет потери на издержках ΔC = C_E - C_N и выигрыш в знаниях ΔU = U_E - U_N. Если потери на издержках перевешивают выигрыш в знаниях - ΔC > ΔU, то студент будет придерживаться неэффективного кодекса поведения; в противном случае он отдаст предпочтение эффективному институту. В этом и заключается институциональная дилемма для студента.

Однако данная схема нуждается в уточнении. Дело в том, что издержки и знания в нашем случае выражены в разных единицах, в связи с чем их следует соизмерить с помощью цен. Пусть P_C и P_U – приведенные цены издержек (времени и сил) и благ (знаний и профессиональных навыков). Соответственно правило выбора нормы поведения выглядит следующим образом: если выполняется неравенство -P_CΔC < P_UΔU, то студент выбирает «халтурный» кодекс поведения; в противном случае он выберет эффективный институт.

Рассмотренный механизм выбора соответствующего института позволяет ввести в рассмотрение понятие институционального потенциала, который может быть определен в виде разницы между выигрышем в получении благ (знаний) и потерями на издержках:

Тогда процесс выбора института подчиняется следующему правилу: если институциональный потенциал системы больше нуля (E > 0), то экономический субъект осуществляет выбор в пользу эффективного института; в противном случае (E < 0) выбор идет в пользу неэффективного института; если же институциональный потенциал системы является нулевым (E = 0), то институциональных изменений не происходит.

Теперь если ввести в рассмотрение показатель доли студентов λ, которые придерживаются эффективного кодекса поведения (т.е. λ = L_E / L, где L_E и L_N – численность студентов, придерживающихся эффективной и неэффективной норм поведения соответственно; L = L_E + L_N), то можно записать уравнение эволюции структурной оболочки системы:

В общем случае институциональный потенциал может изменяться, однако для иллюстративных построений можно предположить его постоянство во времени (аналогичная ситуация характерна и для параметра ν). Тогда решением уравнения (2) будет простейшая линейная функция:

Из уравнений (2) и (3) следует, что направление эволюции институциональной оболочки целиком и полностью определяется знаком институционального потенциала: при E>0 качество институтов улучшается, при E<0 – ухудшается, при E=0 – не изменяется. Такая логика процесса напоминает три космологических режима изотропного расширения Вселенной, когда сам тип расширения определяется знаком энергии в расчете на единичную массу⁵. Аналогичным образом траектория движения планеты зависит от знака полной энергии системы⁶.

Разумеется, уравнение (2) отражает лишь общую схему процесса протекания институциональных сдвигов. В общем случае оператор связи F между структурным коэффициентом и институциональным потенциалом может иметь любой вид:

Учитывая, что 0 ≤ λ ≤ 1, можно предположить, что уравнение (4) должно генерировать две асимптоты. Кроме того, похоже, что как бы ни была сконфигурирована институциональная оболочка университета, всегда найдутся такие студенты, которые стараются нормально учиться, так же как и такие, которые учиться не хотят. Это означает, что ни «хороший», ни «плохой» институты никогда полностью не исчезают и всегда сосуществуют; меняются лишь пропорции. Поэтому гипотеза о наличии двух асимптот вполне правомерна. Данной гипотезе удовлетворяет хорошо известное диффузионное уравнение, которое в данном случае может быть представлено в следующем виде:

Решением уравнения (5) является логистическая кривая:

При E>0 имеет место позитивная эволюция (λ→1); при E<0 происходит инволюция системы (λ→0); при E=0 – структура институтов остается стационарной. Уравнение (5) вполне адекватно описывает «взбалтывание» и диффузию университетских кадров, которые эквивалентны размножению соответствующей кадровой популяции. Более детальное рассмотрение формальных аспектов описываемого процесса эволюции институциональной оболочки в наши планы не входит; в качестве же первого приближения вполне достаточно уравнений (2) и (5).

3. Роль экстернальных факторов в эволюции институтов

Предложенная простая модель (1)-(2) вполне непротиворечиво описывает эволюцию институциональных оболочек хозяйственных систем. Однако эта модель нуждается в некоторых пояснениях. Дело в том, что природа переменных, формирующих институциональный потенциал, различна по своей сути. Так, если показатели издержек и знаний определяются непосредственно внутри хозяйственной системы (университета), то показатели цен – вне ее границ. Особое значение здесь имеет цена знаний, которая складывается на рынке труда, а никак не в системе высшего образования. Именно рынок труда определяет степень капитализации полученных знаний, а соответственно и степень выгодности получения таковых.

Посредством ценового фактора рынок труда подает сигналы системе высшего образования и лицам, осуществляющим выбор специальности и университета. В экономической теории в качестве цены знаний выступает их рентабельность. Логика связи рынка труда и системы высшего образования проста: чем выше спрос на квалифицированные кадры, тем выше их цена (оплата труда), тем выше рентабельность получаемых ими на университетской скамье знаний и тем больше стимулов к серьезному обучению в самом университете. В нашей схеме данная логическая цепочка принимает следующий вид: чем выше востребованность общих и специальных знаний со стороны рынка труда, тем больше величина ценового параметра P_U в уравнении (1); чем выше значение P_U, тем больше величина институционального потенциала, а, следовательно, тем больше вероятность, что он примет положительное значение и эволюция институциональной оболочки в соответствии с уравнением (2) пойдет в позитивном направлении. Если же «высокие» знания не востребованы рынком труда, то их рентабельность может быть нулевой, а при нулевых ценах P_U неэффективный институт начинает «размножаться» независимо от эффективности самого процесса обучения. Таким образом, в рассматриваемом примере рынок труда выступает в качестве экстернального (внешнего) фактора относительно первичной хозяйственной системы – университета.

Экстернальная природа ценовых характеристик институционального потенциала означает, что студенты осуществляют свой выбор между двумя кодексами поведения отнюдь не исходя из свойств учебной программы или качества обучения, а исходя из особенностей внешней к университету системы – рынка труда. В зависимости от того, как рынок оценивает университетские знания, студенты получают ту или иную мотивацию.

Из сказанного ясно, что неэффективность институциональной структуры российских университетов проявляется в том, что подавляющая часть студентов, преподавателей и администраторов придерживается «халтурного» кодекса поведения. Данный кодекс и есть та самая совокупность формальных и неформальных норм и правил поведения, которая формирует «лицо» вуза. Примечательно, что этот кодекс выгоден всем университетским контингентам, т.к. он от всех требует меньших издержек времени и сил. Но для более широкой системы – государства в целом – он является неэффективным, т.к. лишает ее квалифицированных кадров и тем самым не позволяет ей динамично развиваться. Если произошедший институциональный сбой принимает устойчивый характер и доля лиц, придерживающихся неэффективных норм поведения, становится подавляющей, можно говорить о перерождении нормальной (эффективной) хозяйственной системы в институциональную ловушку. В настоящее время российские университеты, похоже, уже попали в это состояние.

Можно сказать, что возникновение институционального сбоя является начальной фазой, преддверием образования институциональной ловушки. После возникновения институционального сбоя фактически имеется только две альтернативы развития хозяйственной системы: преодоление сбоя путем разворота негативной тенденции и, наоборот, его закрепление в форме институциональной ловушки. Следовательно, феномен институциональной ловушки имеет два варианта происхождения: за счет «инициирования» сверху резких изменений институциональной конфигурации экономической системы и за счет медленной инволюции системы и ее отдельных элементов.

Любопытно, что российские вузы попали в институциональную ловушку не в одночасье, а путем последовательной эволюции их институциональной оболочки. Неэффективные правила поведения различных контингентов в университетской среде были всегда, но постепенно они разрослись до таких масштабов, что заполнили почти всю университетскую систему. В основе же подобной инволюции российского высшего образования лежало постепенное ухудшение качественных характеристик отечественной экономики и рынка труда. Все предыдущие годы рынок труда функционировал таким образом, что рыночная цена университетских знаний постоянно снижалась, уменьшая тем самым институциональный потенциал российских вузов. Сейчас эта цена, по всей видимости, незначимо отличается от нуля. При таких ценовых сигналах, подаваемых рынком труда системе высшего образования, переход к «трудоемкому» кодексу поведения абсолютно не выгоден.

4. Природа ?-факторов и их роль для динамики институтов

В предыдущих разделах мы оставили открытым вопрос о том, как формируется цена знаний. Дело в том, что на рынке труда цена знаний как таковая не фигурирует, в связи с чем она по своей сути относится к разряду «теневых» параметров рынка. Будучи величиной виртуальной и субъективно определяемой каждым субъектом, она не имеет жесткой количественной оценки. В данном случае человек неявно использует какую-то свою субъективную модель капитализации знаний и опирается на доступную ему информацию о возможном будущем приложении полученных в университете знаний. В таких количественных прикидках человек может опираться на процедуру соизмерения упущенных заработков в процессе учебы и выигрыша в доходах после учебы⁷. При этом огромную роль в данном вычислительном алгоритме играет такой фактор, как горизонт планирования τ. Нечто подобное происходит при выборе институтов и технологий: здесь τ-фактор во многих случаях оказывается решающим при принятии хозяйственного решения⁸. Причем закономерность влияния τ-фактора, как правило, довольно проста: чем больше горизонт планирования, тем больше шансов для внедрения прогрессивных институтов и технологий. Таким образом, одной из ведущих сил формирования теневой цены знаний, а, следовательно, и принятия решений о следовании тому или иному кодексу норм поведения, является τ-фактор⁹.

Примечательно, что современная теория институтов, вообще говоря, вносит много новых аспектов неопределенности в экономическую теорию. Например, Дж.Ходжсон справедливо отмечает, что в институциональной теории уже считается общепринятым факт множественности уровней сознания человека¹⁰. Однако из этого факта вытекает, что многие поступки человека базируются на подсознательных рефлексах и неосознанных реакциях и не подчиняются строгим законам рационального выбора. Следовательно, гипотеза рационального поведения индивидуума если и не отвергается, то, по крайней мере, корректируется с учетом возможных психологических «шумов». Одним из таких «шумов», на наш взгляд, выступает пресловутый τ-фактор, величина которого на практике в сознании человека принимает весьма расплывчатые границы. Не менее расплывчатой является и сама конфигурация модели, учитывающей τ-фактор.

Похожей точки зрения по данному вопросу придерживается и В.М.Полтерович. По его мнению, имеются определенные основания полагать, что институциональные ловушки, чаще всего, оказываются устойчивыми лишь в среднесрочных периодах и что экономические системы со временем вырабатывают механизмы, способствующие выходу из неэффективных состояний¹¹. Основное правило выбора институтов таково: субъекты предпочтут переход к эффективной норме, если сумма соответствующих ей приведенных трансакционных издержек и трансформационных издержек окажется меньше приведенных трансакционных издержек функционирования в рамках действующей неэффективной нормы. Однако исчисление трансакционных и трансформационных издержек – непростая задача. Кроме того, описанное правило принятия решения предполагает заданными норму дисконтирования и «горизонт планирования»¹². Как полагает В.М.Полтерович, сомнительно, чтобы субъекты проводили подобные калькуляции в явной форме. Тем не менее, кажется весьма вероятным, что они все же как-то ориентируются на интуитивное сопоставление издержек. Хотя эта гипотеза нуждается в тщательной эмпирической проверке, в целом она не противоречит экономическим наблюдениям.

Таким образом, цена знаний, базирующаяся на учете τ-факторов, формируется на основе экономических и психологических принципов. Более того, группа τ-факторов по своей сути отображает эффект репутации государства в глазах экономических субъектов. Если имеется высокая стабильность политического и экономического курса развития страны, то величина горизонта планирования τ удлиняется; в противном случае его величина сокращается. Аналогичная схема реализуется при формировании ожидаемой величины дисконта: чем больше политическая и экономическая неопределенность, тем больше хозяйственные риски и тем выше ставка дисконта.

Большое значение при формировании цены знаний имеет предсказуемость будущих потоков дохода. Для уменьшения неопределенности в отношении данных величин в США периодически публикуются бюллетени, включающие рыночные характеристики разных профессий. Помимо отчетных характеристик спроса, вакансий и заработков, в данных бюллетенях фигурируют еще и их прогнозные значения. Все это позволяет людям, выбирающим профессию и университет, лучше сориентироваться в отношении своих перспектив и, как правило, повышает субъективную оценку цены знаний.

5. Латентные институциональные кризисы и экономический рост

Развитые в предыдущих разделах статьи представления о механизме эволюции институтов подводят к пониманию следующей цепочки причинно-следственных связей: разрушение какого-то одного элемента экономической системы (например, сокращение спроса на квалифицированные кадры на рынке труда) ведет к постепенному снижению теневых цен на некие блага (например, знания), что в свою очередь вызывает медленную инволюцию институциональной оболочки другого элемента системы (например, университетов). Затем формируется контур обратной связи: инволюция институциональной оболочки некоего элемента системы (например, университетов) ведет к падению качества его продукта (например, качества образования и знаний выпускников вузов), что в свою очередь тормозит развитие другого элемента системы (например, рынка труда). В частности, неэффективность институциональной структуры российских университетов проявляется в том, что подавляющая часть студентов, преподавателей и администраторов придерживается «халтурного» кодекса поведения. Данный кодекс и есть тот самый институт, который формирует «лицо» вуза. Этот кодекс выгоден всем университетским контингентам, т.к. он от всех требует меньших издержек времени и сил. Но для более широкой системы – государства в целом – он является неэффективным, т.к. лишает ее квалифицированных кадров и тем самым не позволяет ей динамично развиваться.

Описанный процесс вскрывает важные моменты в развитии экономической системы. Как известно, посредством формирования той или иной величины трансакционных издержек институты способны оказывать влияние на величину макроэкономических параметров, в том числе темпов экономического роста. Из теории институциональных ловушек известно, что высокие темпы развития предприятия в свою очередь способны оказывать влияние на формирование и внедрение того или иного института. Таким образом, институты влияют на экономику, а экономика влиянием на институты. Применительно к системе высшего образования мы получаем еще одну трактовку подобных связей. Университеты поставляют на рынок труда кадры определенной квалификации, воздействуя тем самым на эффективность экономики и, в частности, на темпы ее роста. С другой стороны сложившаяся структура экономики определяет спрос на кадры и цену специальных знаний и профессиональных навыков, а эти параметры определяют институциональную оболочку университетов.

Однако, несмотря на то, что институты и экономические результаты связаны в единый комплекс прямыми и обратными связями, их динамика в определенные периоды времени может сильно различаться. Более того, кризис в одной сфере может сопровождаться подъемом в другой. Здесь есть определенное противоречие, которые может быть ликвидировано путем введения в рассмотрение понятия латентного (скрытого) институционального кризиса. Примером такового служит российская университетская система. На протяжении всего периода трансформационного спада состояние системы высшего образования по формальным показателям улучшалось: росло число вузов, росло число студентов, перестраивались учебные курсы с учетом современных реалий и т.п. Внешне это выглядит как противоречие. С другой стороны, когда в стране начался экономический рост, в российской системе высшего образования наиболее активно стали проявляться деструктивные процессы. Иными словами, на фоне беспрецедентных темпов роста экономики институциональная оболочка отечественных университетов почти полностью деградировала и сейчас почти повсеместно преобладает «халтурный» кодекс поведения университетских контингентов. Здесь также просматривается противоречие.

Институциональный кризис проявляется в постепенном «умирании» эффективных институтов. Для университетской системы это означает «вымирание» «достойного» кодекса поведения в среде студентов, профессоров и администраторов. Такого рода институциональные кризисы часто принимают латентную (невидимую, скрытую) форму из-за существующих лагов во взаимодействии институтов и экономики. Рано или поздно кризис в одной сфере должен сказаться и на другой, однако период такого запаздывания может быть довольно большим. В настоящее время мы наблюдаем запоздалую реакцию институциональной оболочки российских университетов на уже закончившийся трансформационный спад. Снижение интеллектуалоемкости российской экономики только сейчас сказывается на институциональной конфигурации отечественных университетов. По всей видимости, в будущем можно ожидать экономического кризиса как следствия развивающегося сегодня институционального кризиса в сфере высшего образования. Однако сейчас трудно сказать, сколько времени потребуется, чтобы кризис в институциональной сфере «откликнулся» в производственной сфере.

Несмотря на возможность движения экономического и институционального цикла в противофазе, связь между ними не нарушается, просто возникает разрыв во времени между результатами в двух стратах хозяйственной системы – в институциональной сфере и в реальной экономике.

Скрытый характер институционального кризиса обусловлен также тем фактом, что он связан с изменением относительных масштабов двух норм поведения, которые не видны со стороны и могут быть идентифицированы только изнутри. Иначе говоря, внутренний наблюдатель диагностировать начавшийся институциональный кризис может, в то время как сторонний наблюдатель сделать это не в состоянии. Вместе с тем и внешний наблюдатель может почувствовать все симптомы кризиса, но это, как правило, происходит уже через значительное время после его начала, когда институциональные проблемы соответствующей сферы выплескиваются в смежные области реальной экономики. Таким образом, плохая наблюдаемость институциональных кризисов и временные запаздывания между сдвигами в институциональной и экономической сферах приводят к протеканию институциональных кризисов преимущественно в латентной форме.

Предыдущие рассуждения можно проиллюстрировать простыми формальными конструкциями. Например, зависимость структуры институциональной оболочки λ от темпов роста экономики γ можно задать простейшей линейной функцией:

Обратную зависимость темпов роста экономики γ от структуры институциональной оболочки λ можно задать аналогичной функцией:

Подстановка соотношения (8) в (7) дает разностное уравнение:

Несложно видеть, что разностное уравнение (9) во многих случаях будет генерировать колебательные режимы развития институциональной структуры. Причем эти колебания не будут синхронизированы с траекторией экономического роста. Можно предположить, что межвременная связь между переменными λ и γ носит более сложный характер с распределенными лагами. Таким образом, даже на модельном уровне возникновение циклических сдвигов в системе институтов и реальной экономики с соответствующим сдвигом фаз смотрится вполне естественно. Разумеется, подобные схемы нуждаются в серьезном эмпирическом подтверждении.

6. Практические следствия экстернальной природы институциональных оболочек

Наличие в механизме эволюции институтов экстернального фактора имеет большие практические следствия. Например, неудовлетворительность качества массового высшего образования уже мало у кого вызывает сомнения. Однако даже если это так, то как исправить сложившееся положение дел?

Традиционный подход, который пропагандируется и реализуется властями, заключается в реформировании системы высшего образования. Одним из ключевых элементов реформы является финансовый фактор, который в настоящее время власти пытаются привязать к результатам деятельности вузов. Однако, исходя из предыдущего изложения, вытекает понимание того, что этот способ может дать лишь весьма умеренные результаты; принципиально переломить негативную тенденцию к «умиранию» достойного кодекса поведения «жителей» университетов вряд ли удастся. Это связано с тем, что «узким местом» сегодняшних российских университетов являются институты. Именно поэтому ни квалифицированные кадры, ни большие деньги, навешиваясь на уродливую институциональную оболочку российских университетов, скорее всего, не дадут ощутимого положительного результата: кадры будут отторгаться, а деньги – неэффективно поглощаться. Можно сказать, что внутри «бракованной» институциональной оболочки традиционные макрофакторы – труд и капитал – теряют свою действенность.

Разумеется, если бы финансовая поддержка вузам могла быть оказана в соответствии с качеством даваемого ими образования, то реформы могли бы увенчаться успехом. Проблема заключается в том, что замерить качество образовательной деятельности довольно трудно. В настоящее время разработано и используется на практике не менее семи разных видов рейтингов российских вузов. Между тем все они являются весьма условными. Достаточно указать, что Московский государственный институт международных отношений (МГИМО) занимает первую позицию среди отечественных вузов по стоимости обучения и по уровню средней зарплаты выпускников на фоне 18-го места по уровню удовлетворенности государства его деятельностью¹³. Таких примеров можно привести много.

Надо сказать, что проблема качества таких структур, как вузы стоит довольно остро не только для России. Для примера укажем, что в Голландии делались попытки внедрить показатели эффективности деятельности университетов, однако результаты оказались обескураживающими: учебные заведения начали подтасовывать результаты. Например, вычисление процента выпускников, успешно окончивших обучение, породило веер методических уловок: некоторые учебные программы не учитывали студентов, бросивших занятия в течение первого года; иногда факультеты наоборот учитывали поступивших, уже имеющих высшее профессиональное образование и которым разрешается пропустить первый курс обучения в университете; некоторые вузы указывали только среднюю продолжительность обучения своих выпускников, так что численность отсеявшихся в процессе обучения не учитывалась и т.п. Такие статистические трюки привели к тому, что Ассоциация университетов Нидерландов была вынуждена разработать методические указания по подсчету количества выпускников, успешно прошедших полный курс обучения. Однако выполнить эти указания для университетов оказалось не легко¹⁴.

По всей вероятности, никакие рейтинги не могут серьезно повлиять на качество образования в вузах; университеты, скорее, начнут активно влиять на сами рейтинги, нежели на процесс обучения. Вместе с тем хорошо отлаженный рынок труда способен сам проставить все «рейтинги» без помощи государства. Фактически рынок труда представляет собой некую «прокладку» между реальной экономикой и системой высшего образования. Если эта «прокладка» эффективна, то и университетская система будет достаточно сильно мотивирована; если «прокладка» неэффективна, то и с вузами будут проблемы. Соответственно для оживления российских университетов необходимо, прежде всего, привести в порядок рынок труда, который в настоящее время в России требует в основном рабочую силу для сферы услуг, где высокая квалификация не нужна.

Практический тезис регулирования таков: сама система высшего образования повысить качество своих услуг не может. Этот факт давно известен специалистам: система не может сама себя реформировать, ее реформируют извне. Иными словами, должна быть задействована некая экстерналия, которая уже потом сама влияет на реформируемую систему в нужном направлении. Следовательно, пересмотр регулятивной доктрины должен идти таким образом, чтобы перенести центр тяжести с самой системы, подлежащей реформированию, на экстерналию, которая непосредственно связана с этой системой. Для системы высшего образования эта экстерналия хорошо известна, для других сегментов экономики сам поиск подобной экстерналии может стать первым этапом реформы. Хотелось бы подчеркнуть важный факт – экстерналий, вообще говоря, может быть несколько. Это в свою очередь актуализирует проблему их идентификации.

Из сказанного вовсе не вытекает, что реформа российской системы высшего образования не нужна. Просто, на наш взгляд, более эффективной регулятивной практикой может оказаться «нажим» на экстернальные факторы. Разумеется, ничто не мешает осуществлять оба мероприятия одновременно.

7. Возможные аналогии и расширение границ анализа

На протяжении всей статьи мы рассматривали все вопросы эволюции институтов применительно к системе высшего образования. Однако аналогичная схема работает и для других сфер экономики, особенно она актуальна для отраслей с бюджетным финансированием.

Типичным примером работы экстернальных факторов может служить сфера науки. В настоящее время продолжаются попытки оживить эту сферу экономики, что по-прежнему не дает никакого результата. Ошибка в данном случае практически та же, что и в сфере высшего образования. Без создания инновационного сектора экономики, который «всасывал» бы в себя результаты научных исследований, реанимировать науку невозможно. Именно инновационный рынок является той экстерналией по отношению к науке, который производит окончательную капитализацию научных достижений и тем самым «выставляет» рыночную цену произведенному научному продукту. Если рынок инноваций как таковой отсутствует или находится в зачаточном состоянии, то приведенная цена научного продукта будет равна нулю, а следовательно, и никакие стимулы для производства качественных научных инноваций не могут быть задействованы. Классической ошибкой такого рода может служить случай, когда в соответствии с региональным законопроектом «Об инновационной деятельности и государственной инновационной политике в Новосибирской области» 0,5% регионального бюджета предполагалось тратить целевым образом на инновационную деятельность, то есть на реализацию инновационных проектов и программ, а 1,5% – на поддержку научной деятельности. Соответственно соотношение между затратами на научную и инновационную деятельность составляло 3:1, в то время как его «нормальная» величина за рубежом равна 1:10¹⁵. Следовательно, естественные для инновационного рынка пропорции финансирования были искажены в 30 раз. Применительно ко всей экономики страны ситуация в данной сфере не лучше: статистика стран «золотого миллиарда» показывает, что до 80% роста их ВВП достигается за счет инновационного сектора¹⁶, в то время как в России эта доля по оценке американской консалтинговой компании «Маккензи» составляет всего лишь 8%¹⁷. Разумеется, при таких малых масштабах рыночной экстерналии трудно рассчитывать на высокую цену интеллектуального продукта и активизацию науки.

В качестве относительно самостоятельного экстернального фактора стимулирования науки можно рассматривать всю систему по защите прав на интеллектуальную собственность. Даже при создании инновационного рынка данный факт может блокировать стимулы к созданию новых научных результатов. Таким образом, при рассмотрении науки и сферы высшего образования несложно видеть, что развитая в настоящей статье идея об экстернальном характере формирования эффективных институтов предполагает серьезный пересмотр не только значимости (приоритетов), но и последовательности проведения в жизнь регулирующих воздействий. До тех пор, пока не будет создана мощная экстерналия, позволяющая сформировать высокую отдачу от деятельности той или иной хозяйственной системы, совершенно бесполезно реформировать внутреннее строение этой системы.

Еще одним интересным примером роли экстернальных факторов для формирования институциональной оболочки системы может служить феномен широкого распространения на территории России контрафактной продукции. В средствах массовой информации широко освещаются проблемы, связанные с нарушением прав «честных» производителей и широким распространением всевозможных товаров-подделок. Долгое время сформировавшийся и быстро разросшийся до огромных размеров институт нелегальной имитации фирменных продуктов был поистине неодолим. Причина была проста: за выявление факта производства и сбыта контрафактной продукции хозяйствующего субъекта отдавали под суд, но само судебное дело заканчивалось для него относительно небольшим штрафом; суды, как правило, ограничивались административными взысканиями и не использовали более жесткие инструменты наказания в виде тюремного заключения. Незначительная корректировка законодательства и переход к безальтернативной уголовной ответственности существенно изменил сложившееся положение дел. В данном случае схема формирования институционального потенциала описывается скорректированной формулой (1):

В данной схеме легальное производство соответствует эффективному («хорошему») институту (кодексу поведения), а контрафактная деятельность – неэффективному («плохому») институту. Параметр P_C представляет собой некий коэффициент надбавки, который учитывает вероятность обнаружения факта нарушения принятых норм и тяжесть последующего наказания. Если P_C = 1, то это означает, что санкции за контрафакт вообще отсутствуют. В этом случае контрафактная деятельность становится высокорентабельной и переход к неэффективному кодексу поведения становится практически безальтернативным. Повышение ответственности, включая уголовную, за выпуск контрафактной продукции ведет к росту приведенной цены P_C и повышает вероятность перехода к легальной деятельности. В целом схема калькуляции (10) симметрична схеме (1): если в первой ведущую роль играет экстернальная приведенная цена издержек нелегальной деятельности (формируется в судебной системе), то во второй – экстернальная цена знаний (формируется на рынке труда).

Таким образом, экстернальный «шаблон» анализа эволюции институтов может считаться достаточно универсальным и позволяет осуществлять более осмысленный поиск и внедрение таких норм, которые способны повысить эффективность функционирования связанных с ними элементов экономической системы. Похоже, что выстраивание эффективных экстерналий в настоящее время является более насущной проблемой, чем выращивание институтов. Фактически построение эффективных экстерналий позволяет придать эволюции институтов нужное направление, после чего они уже могут расти относительно самостоятельно.

8. Пассионарность и институты

В данной статье мы уже отчасти затронули психологические факторы формирования институтов, однако за рамками нашего анализа остался такой важный фактор, как жизнеспособность этносов. Дело в том, что никакие связи между институциональными и чисто экономическими факторами не способны в полной мере объяснить существующие различия в функционировании различных социальных систем. Так, в соответствии с нашей теорией экономика генерирует ту или иную величину приведенной цены социального блага (например, знаний) или приведенных издержек производства благ (например, издержек производства контрафактной продукции). Далее на основе этой величины формируется определенная величина институционального потенциала в различных хозяйственных подсистемах (например, в сфере высшего образования), которая и предопределяет направление эволюции институтов. Затем институты воздействуют на экономику и так до бесконечности. Однако такой замкнутый цикл с эндогенными связями неявно предполагает, что траектория развития социальной системы в определяющей степени зависит от начальных условий. Вместе с тем совершенно очевидно, что подобный детерминизм не способен конструктивно объяснить возникающие всплески в развитии различных государств и народов.

На наш взгляд, важнейшим возмущающим фактором в описанном эндогенном механизме является «энергоемкость» наций. Именно уровень энергичности и самодеятельности представителей различных этносов и привносит экзогенные возмущения в работу системы «экономика-институты». Подобные представления об энергетическом потенциале этносов легли в основу теории пассионарности Л.Н.Гумилева¹⁸. В настоящее время источники, движущие силы и механизмы формирования пассионарных взрывов весьма туманны, однако само их наличие уже мало кем отрицается. По всей видимости, объяснение пассионарных движений лежит за рамками экономической науки, а быть может, вообще социальных наук. Однако использовать фактор пассионарности в институциональной теории не только можно, но и нужно.

Как же может быть встроен фактор пассионарности в развитую в данной статье схему экстернальных воздействий на институциональную динамику?

На наш взгляд, уровень пассионарности этноса и каждого его члена проявляется в реакции на возникающие экономические стимулы. При переводе разговора на экономический язык здесь уместна следующая аналогия: одни люди готовы работать за 2% прибыли в год, другие – не менее, чем за 20%; в некоторых случаях людей нельзя раскачать и стимулом в 50%. Индивидуумы с высоким уровнем пассионарности, как правило, готовы активно работать за относительно невысокую норму прибыли (заработную плату); индивидуумов с низким уровнем пассионарности не удается стимулировать и более значительной нормой прибыли. Следовательно, уровень пассионарности этносов и индивидуумов проявляется в степени их чувствительности на экономические стимулы.

С учетом сказанного базовый алгоритм механизма эволюции институтов должен быть несколько скорректирован. Если раньше нами рассматривалась критическая величина институционального потенциала E = 0, то в уточненной схеме следует рассматривать критическую величину E* > 0. Тогда процесс выбора института подчиняется следующему правилу: если институциональный потенциал системы больше некоторой критической величины (E > E*), то экономический субъект осуществляет выбор в пользу эффективного института; в противном случае (E < E*) выбор идет в пользу неэффективного института; если же институциональный потенциал системы является нулевым (E - E* = 0), то институциональных изменений не происходит. Сама же величина E* дифференцирована для разных стран и с течением времени может изменяться по своим собственным законам. Понятно, что чем выше пассионарность этноса, тем меньше критическая величина E*; чем ниже пассионарность этноса, тем больше величина E*. Уравнение эволюции институциональной оболочки хозяйственной системы (5) в этом случае принимает следующий вид:

Таким образом, посредством дополнительного параметра E* в процесс эволюции институциональной системы вносится экзогенный фактор, связанный с уровнем активности и самодеятельности населения. Если рассматривать алгоритм, где участвует не «цена» самого блага, а «цена» производства этого блага (приведенные издержки), то он корректируется аналогичным образом с учетом того, что более высокая пассионарность соответствует более высоким приведенным издержкам.

В последние десятилетия можно было наблюдать высокую пассионарность азиатских народов: Японии, Китая, Южной Кореи и т.п. Так, представителям этих стран требовались довольно незначительные стимулы, чтобы начать учиться и овладеть самими сложными специальностями. Именно поэтому данным странам удалось в кратчайшие сроки построить дееспособную систему высшего образования и создать национальную науку и передовую экономику. Россия в этом смысле выступает в качестве их антипода. Хотя ее отдельные представители и продемонстрировали высокую пассионарность, осуществляя экспансию внешних рынков по многим профессиям, большинство россиян довольно индифферентно реагирует на экономические стимулы.

С практической точки зрения повышенная пассионарность предполагает асимметрию регулирующих воздействий. Если стимулирование пассионариев обеспечивается более низкими значениями соответствующих ценовых сигналов, то сдерживание пассионариев – более высокими величинами приведенных издержек¹⁹. Таким образом, регулирование социальных систем с высокой пассионарностью имеет свои плюсы и минусы. Если же говорить о созидательной деятельности и о связи пассионарности с экономическим ростом, то для пассионарных систем стимулировать рост оказывается легче, чем для систем с низкой пассионарностью.