Дело о врачах, на которых повесили убийство

Хроника следствия

История громкого дела началась в отделении экзогенной терапии Елизаветинской больницы, фактическом лазарете для пациентов с алкогольным и наркотическим отравлением, 13 февраля 2009 года, когда в больничных стенах умер некто Николаев. Позднее выяснится, что Николаев, поступивший в отделение с алкогольной интоксикацией, ушибленной головой и раной на лбу вовсе не тот, за кого его приняли. После опознания было установлено его настоящее имя – Капытин Н.В., а через три дня при вскрытии тела обнаружились дополнительные травмы в области живота, в виде перелома ребер левого бока и сломанного носа. Без особых промедлений 18 февраля по заведенному порядку было возбуждено уголовное дело.

В первом заключении судебно-медицинской экспертизы трупа от 18 марта 2009 отмечается два важных факта: «следует полагать, – пишет медицинский эксперт Катков И.Д., – что все повреждения были нанесены в один короткий промежуток времени». И добавляет в конце: «Высокая концентрация этилового алкоголя в крови (3,45%) указывает на то, что незадолго до поступления в больницу Николаев Н.В. употреблял алкоголь в большом количестве, обычно подобная концентрация у живых лиц соответствует тяжелому отравлению алкоголем, при котором может наступить смерть».

Убедительность выводов и обыкновенность повода то тормозили следствие по делу, то внезапно растормаживали. За короткий срок оно в общей сложности четыре раза приостанавливалось из-за отсутствия обвиняемых, но не заставляло долго ждать своего возобновления, будто подталкиваемое чьим-то корыстным интересом. На момент 16 июля 2009 года сотрудники больницы Юрков и Шакуров – позднее главные фигуранты – рассматривались еще как свидетели и давали первые показания, охотно помогая следствию. Сотрудничество же других работников затянулось и перешло в пособничество стороне обвинения под давлением следствия. Такой пример показывает врач Ковалева, в чье дежурство скончался Копытин, вероятно, вследствие ее халатного отношения и вовремя не обнаруженных скрытых травм. Теперь Ковалева, исправив записи в журнале приема, дает нужные показания для выстраивания стройной обвинительной линии.

Еще один оборот сходящему на нет бездоказательному делу дала поступившая в больницу 5-го января 2010 пациентка Захаренко О.П., поведение и состояние которой было обозначено в медицинской карте: «Больная агрессивна. Двигательно расторможена. Продуктивному речевому контакту не доступна. Вертикально не удерживается. Самостоятельно встала со стула – упала с высоты собственного роста, ударилась лицом об пол. Состояние оглушения». Выписавшись, Захаренко зафиксировала ушибы в травмпункте: «В правой и левой орбитальной области гематомы. В области тыла левой кисти отек, гематома. В области правого локтевого сгиба гематома». Из ее жалоб следовало, что она подверглась избиению санитаром с рыжими волосами, но среди подозреваемых таких нет как не было. В беспристрастном постановлении дознавателя травмпункта ущерб здоровью был оценен всего лишь как легкий вред.

18 мая 2010 года сформировалась следственная группа по делу Капытина во главе с Белизеевой Е.Ю. Этот день можно считать переворотным для вялотекущего и затянувшегося процесса. Уже утром следующего дня были взяты под арест работники Елизаветинской больницы, Юрков и Шакуров. Незамедлительно последовала кассационная жалоба от адвокатов задержанных. Причем во время ее рассмотрения юристам стало очевидным нежелание следственной группы работать с защитой, ведь она занималась тщетным выбиванием показаний из арестованных. Так было проигнорировано ходатайство об ознакомлении адвокатами задержанных с актом вскрытия и судебно-медицинской экспертизой. Спустя два месяца, 19 июля 2010 года вышло постановление Выборгского суда об изменение меры пресечения на подписку о невыезде с сохранением права на работу в медицинских учреждениях. Юркова и Шакурова освободили прямо в зале суда. Но следствие на этом не прекратилось, явно усугубившись в поисках дополнительных свидетелей и деталей. Адвокаты до сих пор требуют от него беспристрастности и скорейшей передачи дела в суд.

Когда рушатся мечты

История одного из обвиняемых, Игоря Юркова, особенно пронзительна. Следователь Белизеева дважды отправляла медбрата Елизаветинской больницы на медкомиссию экспертов-психиатров, с которой он возвращался, обремененный неизменным заключением: «выявлены такие психологические особенности как не конфликтность, высокий уровень самоконтроля, жизнерадостность, достаточная гибкость в контактах с окружающими». Видимо, положительных характеристик сослуживцев, однокурсников и друзей, бросившихся отстаивать репутацию того, в добропорядочности и законопослушности которого не было сомнения, явно не хватило, чтобы составить социальный портрет и определить круг общения.

Отца Игоря – врача Геннадия Александровича Юркова, отдавшего служению своей профессии 40 лет жизни, можно представить в качестве идеала для подражания и достойного главы врачебной династии. Последние 30 лет он работает участковым врачом общей практики в академическом городке Специальной Астрофизической Обсерватории Российской Академии Наук. В свете этого понятен сделанный некогда Игорем непреклонный выбор стать медиком. К 27-ми годам за плечами у молодого специалиста осталось пять лет работы фельдшером и два года медбратом в известной больнице. Среди пациентов отделения, в котором Игорь оказывал первую помощь, всегда сохранялся высокий процент асоциальных элементов – бомжей и буйных. За суточное дежурство на одного врача и двух медбратьев, но чаще медсестер, приходилось от 20-ти до 40-ка больных. Это лишало возможности равно заботиться о каждом, но это не значит, что работа выполнялась недобросовестно.

В день задержания, 19 мая 2010 года, Игорю по злой иронии судьбы предстоял первый экзамен на сессии в педиатрическом институте. Сдать ее он не смог, и был отчислен, пока без права восстановления. Причиной послужило идущее следствие, буквально отравляющее жизнь родным и близким подследственного. Мать Юркова, Елена Фаас, рассказывает: «следователь Белизеева вызывает на допрос владельца квартиры, которую Игорь снимает с женой, грудным ребенком и сестрой, и который вообще не имеет никакого отношения к делу, и заявляет хозяину квартиры, что Юрков серийный убийца и его надо немедленно из квартиры выгнать».

Но по-настоящему сокрушительным ударом по будущей карьере Юркова и его коллеги Шакурова оказался обрушившийся шквал материалов в СМИ о деле врачей-убийц, раздутом донельзя. Не последнюю роль в этом сыграла строгий следователь Белизеева, которая позволяла себе делать публичные заявления о незавершенном следствии с далеко идущими и предвзятыми выводами налево и направо. В частности она бездоказательно сообщила журналистам, что медбратья, будучи в увесистой обуви избивали пациентов больницы, отрабатывая приемы каратэ. «При этом ей даже не приходит в голову, – говорит мать Юркова, – что на работе медперсонал находится в сменной обуви и спецодежде, что Игорь никогда не занимался никакими видами борьбы и просто не знает приемов карате, а единственный спорт, ему нравящийся – горные лыжи».

Год назад, когда сына арестовали, отец Игоря обратился в письме к президенту Российской Федерации, Дмитрию Анатольевичу Медведеву. Нужно ли говорить, что врачу в академ. городке ответа не поступило? Как и всем участникам этих событий по гражданскую сторону баррикад, родным Игоря Юркова остается надеяться только на предстоящий суд, который бесконечно откладывается. В нем они видят последний шанс отстоять свою правоту по неприкрыто фабрикуемому делу. Тем более есть мнение, что у липового дела о врачах-убийцах имеются неявленные заказчики, в чьих интересах таким образом сместить руководство больницы и получить доступ к богатому источнику государственного финансирования. Звучит невероятно, но принимать в расчет приходится и не такие домыслы и фантазии, потому что как знать?