Динамика человеческого капитала в трансформирующемся обществе – III

9. Социальный капитал vs человеческий капитал. В начале 1990-х гг. новая ломка общественной системы поставила носителей накопленного в предшествующий период человеческого капитала перед проблемой подтверждения его качества в изменившихся условиях. Это оказывалось тем более сложным в связи с тем, что повторяющиеся разломы социальной структуры в ходе революционных переворотов в отечественной истории приводили к «относительной деградации и люмпенизации социума, поскольку те, кто устанавливал новый порядок, всегда были ниже по своему интеллектуальному уровню, компетентности, прежнего правящего слоя… То, что сохранялось в классических моделях модернизации на Западе или в Японии – механизмы постепенного заимствования образцов высших групп нижестоящими, трансформация аристократической или патрицианской культуры, в России было полностью разрушено уже к началу 30-х гг. В советском обществе социальное положение в иерархии теряет связь с «культурой», личными достижениями, признание которых можно и нужно «заслужить»» [6, с.11].

Поэтому успешность встраивания индивида в новую социальную реальность зависела не столько от накопленного им в предшествующий период человеческого капитала, сколько от качества социальных сетей, в которые он оказывался вовлечен. Прежде всего, это касалось отношений со вновь формируемыми властными структурами, получившими контроль за перераспределением собственности, т.е. степени, в которой индивид оказывался встроен в реинституционализируемые отношения «власти-собственности». И успех личности в гораздо большей степени был обусловлен удачной конвертацией ее социального капитала, нежели капитала человеческого. В то же время даже высокого качества человеческий капитал, накопленный в предшествующий период и объективно пригодный в новых условиях для применения и, соответственно, конвертации в высокий доход, будучи не поддержанным социальным капиталом, оказывался либо не востребованным, либо не получал адекватную своему качеству денежную оценку. В результате, по мнению О.Шкаратана, «на протяжении всей постсоветской российской истории уровень человеческого капитала падает, и механизмы его воспроизводства явно нарушены. Ключевые компоненты человеческого капитала упали на треть» [43, с.219].

Свою роль сыграла и такая специфика формирования человеческого капитала в период господства советской системы «власти-собственности», как огосударствление практически всех сфер жизни общества, зависимость человека от встроенности в государственные структуры как производственного характера, так и во всевозможные системы жизнеобеспечения. С одной стороны, это способствовало массовой консервации такой социокультурной особенности, как патернализм. С другой стороны, разрушение идущих «снизу» форм коллективизма, опосредование властными структурами (по сути – чиновничеством) тех общественных связей, которые в иных условиях опираются на формы коллективной самоорганизации, создавало почву для развития столь же массового агрессивного адаптационного индивидуализма. И если в советский период эта социокультурная особенность «советского человека» была жестко блокирована государством, то с переходом к новой системе старые рамки были сняты, и носители этого качества, особенно если они оказывались встроенными в социальные сети, контролирующие процессы перераспределения собственности (как формальные, так и неформальные), смогли проявить свой агрессивный индивидуализм, не считаясь ни с моральными, ни с законодательными ограничениями. Тем более, что законодательство, особенно в первый период реформ, было крайне противоречивым, и обойти закон не составляло особого труда. Но такая ситуация накладывала свой отпечаток на общекультурный базис, на который стал опираться человеческий капитал в новых условиях. Его носителям в массе своей оказались присущи, например, такие черты, как крайне низкий уровень доверия к окружающим, цинизм, низкая действенность моральных ограничителей и т.д.

Свою роль в судьбе накопленного человеческого капитала сыграла и особенность структурной организации деятельности его носителей, строго ограниченной рамками государственных форм. Очевидно, что инновационная деятельность, связанная с совершенствованием человеческого капитала, занятых ею и ростом отдачи от него, по природе своей должна обеспечиваться гибкостью форм организации этой деятельности. Здесь, может быть, как нигде, важен простор для частной инициативы. Но в забюрократизированных структурах советской модели «власти-собственности» возможности создания новых научных и научно-производственных коллективов (равно как и коллективов, занимающихся иными видами творческой деятельности) находились в прямой зависимости от успехов их лидеров в деле «проталкивания» во властных структурах своих идей. При этом успех выражался в том, что «под них» создавались новые НИИ или, в крайнем случае, лаборатории. Причем старые, уже устаревшие, институты не ликвидировались, статус бывших выдающихся ученых не мог быть понижен, а с этими учеными были связаны сотни коллег, работающих под их началом. В 1970–1980-х гг. как раз фиксируется быстрый рост новых НИИ и их филиалов. В результате, с одной стороны, разрастались научные и научно-педагогические кадры (табл.2), но с другой – человеческий капитал занятых этим видом деятельности не подвергался конкурентному давлению, выбраковке отживших свое направлений и т.п.

Годы	1950	1960	1970	1980	1985	1986	1987
Всего научных учреждений, включая вузы	-	-	5182	4938	5057	5070	5089
В том числе
Научно исследовательские институты	-	-	2078	2478	2607	2649	2683
Филиалы и отделения НИИ	-	-	447	530	564	551	541
Всего научных работников, включая научно-педагогические кадры вузов (в тыс. чел.)	162,5	354,2	927,7	1373,3	1491,3	1500,5	1517,9

Но это значит, что к моменту начала реформ многие люди, представлявшие научные и научно-производственные виды деятельности, уже оказались носителями человеческого капитала, не соответствующего занимаемому ими статусному положению. Естественно, это не могло не сказаться на судьбе многих НИИ, по объективным причинам прекратившим свое существование. Но для людей, занятых там, процесс этот был тем более болезненным, что помимо материальных потерь они понесли значительные статусные потери. Восполнить эти потери многим из них было уже не по силам, так как естественный процесс «отбраковки» тех направлений, в которых они были заняты, оказался искусственно заморожен негибкой структурой организации научной и научно-производственной деятельности периода застоя. Причем именно статусные потери, связанные с обесценением накопленного ранее человеческого капитала, для многих были наиболее чувствительными, так как быстрое крушение в первые годы и даже месяцы реформ оказавшихся без финансирования НИИ и КБ подтолкнула их бывших сотрудников к занятию иными видами деятельности, прежде всего, связанными с разгосударствлением экономики, возможностями малого и среднего бизнеса и т.п. Не случайно отмечено, что в 1990-е годы реально «представители нового среднего класса рекрутировались, прежде всего, из слоев, в наибольшей степени пострадавших от экономических реформ» [35, с.5]. Однако человеческий капитал многих из этих людей либо по чисто экономическим, не связанным с качественными характеристиками, причинами оказался невостребованным, либо обесценился ухе в годы застоя.

Важен еще один момент, сказавшийся на обесценении накопленного в советский период не только массового, но и элитного человеческого капитала, связанный со спецификой существования страны после революционного слома начала века. Речь идет и об идеологическом прессе, и о сознательной отгороженности от Запада. Тут именно элитный человеческий капитал оказался особо чувствителен. Разумеется, в разные периоды истории страны и для разных видов творческой деятельности воздействие этих факторов было различным. Но нельзя не признать, что следствием первого революционного слома стали и целые загубленные исследовательские направления (вспомним хотя бы генетику и кибернетику), и невозможность для многих носителей человеческого капитала получения всесторонней информации о том, что делается в сфере их интересов за рубежом. Причем в областях, входящих в сферу военно-технических интересов, секретность действовала с обеих сторон.

В целом же открытость миру рубежа 1980–1990-х годов, равно как и отказ от господствующей идеологии, ставшей к тому времени чисто ритуальной, создал для носителей элитного человеческого капитала дополнительные трудности, связанные с необходимостью подтвердить его в новых условиях. Это оказалось непросто не только для носителей общественного научного знания, в особой степени отягощенного идеологическими ограничениями, но и для представителей научно-технической интеллигенции, и для ученых, работающих в гуманитарных областях. Так, А.Полетаев отмечает, что для подавляющего большинства советских экономистов к началу 1990-х годов «содержание западной науки стало действительно» открытием Другого». Для овладения новым знанием потребовались серьезные и целенаправленные усилия как на системном, так и на индивидуальном уровнях» [26, с.327].

И это – проблема не только отечественная, но и всех постсоциалистических стран. Например, профессор Варшавского университета, научный сотрудник Института экономических наук ПАН З.Хоцкуба отмечает что в Польше до 1989 г. «в период социализма, развитие экономической теории было в значительной степени изолировано от прямого влияния извне, а сама она в принципе не участвовала в международном дискурсе», хотя и был ряд экономистов, признанных мировым научным сообществом, но их известность уходила корнями в довоенные времена и была связана также с работой в английских и американских университетах [42, с.301].

Тяжелым считают положение в своей науке и специалисты в такой гораздо менее идеологизированной области, как классическая филология. В частности, Н.Брагинская пишет: «Серьезные русские ученые перед революцией были частью мировой, по преимуществу немецкой науки. Так они себя ощущали, и для завершения образования те, кого оставляли при университете для приготовления к профессорскому званию, отправлялись на несколько лет в Европу. И как социальный институт гуманитарная наука тоже ориентировалась на образцы более старые и мощные, что в целом естественно. После переворота 1917 г. социальный институт поступил в полное распоряжение идеократии, которая вменила ему соответствующие цели. В условиях советского режима отдельные ученые могли существовать, но как социальный институт наука служила идеологии, никак не истине. Служение же истине оставалось делом частным и могло мимикрировать под служение идеологии, так же как идеология мимикрировала под служение истине» [4, с.49].

Эту проблему рефлексируют сегодня и польские ученые, принадлежащие к разным дисциплинам, хотя, быть может, именно поляки были в данном плане в наилучшем положении во всем «социалистическом лагере». Так, филолог А.Новицкая-Ежова отмечает важность личных контактов в формировании элитного человеческого капитала польского научного сообщества, которые в социалистический период были затруднены: «… изоляция польских ученых, их отсутствие не только в научных и художественных салонах Европы, но и на симпозиумах и в престижных научных обществах, стали необыкновенно действенным орудием политики, стремившейся разорвать связи науки о литературе как с высокими традициями польской гуманитаристики, так и с европейскими реалиями» [18, с.102]. А социолог И.Курчевская отмечает, что ситуация искусственного разрыва с мировыми тенденциями чревата тем, что в большей степени идет «поспешное принятие новых исследовательских техник», «языка социологических исследований». При этом «гораздо менее заметно было обращение к новым теоретическим тенденциям». Однако можно «перепрыгнуть» через десяток (или десятки) лет в области исследовательских техник, но «не в теоретической мысли, которая придает техникам смысл и позволяет контролировать их применение» [14, с.272].

Все это – проблемы, уходящие своими корнями в первый революционный слом развития общества (для нас – начало ХХ века, для стран Центральной и Восточной Европы – его середина). И хотя в последние десятилетия существования социалистических обществ последствия его начинали постепенно «затягиваться», прежде всего, на индивидуальном уровне тех, кто сознательно и целенаправленно стремился к его преодолению, даже на их пути нередко возникали непреодолимые преграды, связанные прежде всего с фрагментарностью возможностей погружения в общемировой контекст. Трудности возникали и по линии знакомства с последними научными публикациями, и в области беспрепятственных личных контактов с зарубежными коллегами, возможностей неформальных обсуждений общих проблем.

Таким образом, отечественные носители человеческого капитала, особенно занятые в инновационной, прежде всего, научной, сфере, с началом реформ и с отказом от господствовавшей ранее идеологии, оказались перед необходимостью подтверждения его качества в новых условиях, доказать его конкурентоспособность в соприкосновении с достижениями зарубежных коллег. Само это требовало дополнительных усилий в зависимости от того, насколько успешными в предшествующий период были их контакты с мировой наукой. Но одновременно они столкнулись и с резким обесценением своего труда, обусловленным не только общим тяжелым положением страны, но и выбранными правительством приоритетами финансирования, среди которых наука, культура, образование оказались едва ли не на последних местах. В той стратегии выживания, которой придерживалась власть, приоритетными оказались слои более массовые, а потому представляющие большую опасность в плане социальных протестов. Даже повышение оплаты труда ученых последних перед кризисом 2008 г. лет качественно не изменяет ситуацию: «Если говорить о сегодняшнем дне России, то смена идеологического насилия на экономическое не приблизила реальные цели социального института русской гуманитарной науки к номинальным» [4, с.50].

В этой ситуации носители элитного человеческого капитала избирали, как правило, три стратегии. Часть из них смогла использовать свой человеческий капитал в новых условиях, создав новый бизнес на базе своих разработок или применив накопленные в смежных областях знания (Д.Зимин и др.). Правда, этот путь был характерен, скорее, для первой половины 1990-х годов. Затем, с завершением новой институционализации системы «власти-собственности» и связанным с этим процессом сращиванием государства и бизнеса, возможности открытия нового дела для человека, не включенного в социальные сети, подконтрольные тем или иным властным кланам, стало практически невозможным (проект «Сколково», по сути, одно из подтверждений этого тезиса). Поэтому барьеры для исследователя, желающего реализовать свои идеи в самостоятельном бизнесе, ныне запредельно высоки.

Другие носители элитного человеческого капитала предпочли уехать работать в зарубежные научные и учебные центры; началась так называемая «утечка мозгов». Наконец, наиболее значительная часть работников науки, образования, культуры, оставшаяся в профессии, вынуждена была избрать стратегию адаптации, выражающуюся в совмещении труда на нескольких малооплачиваемых рабочих местах.

10. Конфликт массового и элитного образования. И здесь в деле как поддержания и развития ранее накопленного человеческого капитала, так и, что особенно важно, развития человеческого капитала вновь вступающих в трудовую жизнь поколений сложилась крайне противоречивая ситуация. Помимо прочего она осложнена и тем, что в стране разворачиваются процессы и постсоциалистической трансформации, и перехода к принципиально новой экономике знаний, требующей работников с человеческим капиталом особого качества, причем в достаточно массовом масштабе.

С одной стороны, очевидна потребность широких кругов молодежи, равно как и представителей более старших возрастов в получении качественных знаний, соответствующих новым постсоциалистическим реалиям и особенностям новой экономики знаний. Естественным откликом на эту потребность стали как пересмотр учебных программ и постоянное совершенствование качества обучения в высших учебных заведениях – традиционных лидерах элитного отечественного образования, так и создание новых учебных заведений, с самого своего основания ориентированных на производство образовательного продукта высокого качества. В частности, в сфере экономического образования к 2000-м годам заслуженный авторитет приобрели Российская экономическая школа, Высшая школа экономики, ряд новых подразделений, созданных под патронатом Академии народного хозяйства при Правительстве РФ совместно с зарубежными коллегами, позволяющих их студентам, не выезжая из России, получать поствузовское образование с вручением дипломов известных европейских университетов, участвующих в этом проекте.

Но одновременно, с другой стороны, растущий спрос молодежи на получение высшего образования недостаточно высокого качества, позволяющее с получением диплома об окончании вуза претендовать на более успешное трудоустройство, породил соответствующее предложение. Это стремление подкреплялось стратегией работодателей, которые, будучи неудовлетворенными качеством массового среднего образования, стали требовать от претендентов на рабочие места, предполагающие недостаточно высокую квалификацию работника, дипломов о высшем образовании, хотя объективно такое требование было излишним.

На возросший спрос было получено и соответствующее предложение, опирающееся в значительной части на упоминавшуюся выше стратегию адаптации работников науки и преподавателей высшей школы. Они стремились в рамках привычных по прошлому опыту экстенсивных методов развития построить свою стратегию выживания на совмещении занятости в ряде вузов с тем, чтобы суммарная заработная плата могла обеспечить их существование в условиях резкого падения уровня жизни в 1990-х годах. В результате мы получили резкий рост числа вузов, равно как и обучающихся в них студентов и на платной, и на бесплатной основе (табл.3).

Учебный год	1993/ 1994	1995/ 1996	2000/ 2001	2004/ 2005	2005/ 2006	2006/ 2007	2007/ 2008
Число вузов	626	762	965	1071	1068	1090	1108
В том числе
Государственных и муниципальных	548	569	607	662	655	660	658
Негосударственных	78	193	358	409	413	430	450
Численность студентов (тыс. чел.)	2613	2791	4741	6884	7064	7310	7461
В том числе
Государственных и муниципальных вузов	2543	2655	4271	5860	5985	6133	6208
Негосударственных вузов	70	136	471	1024	1079	1177	1253
Численность професссорско-преподавательского состава (тыс. чел.)
Государственных и муниципальных вузов	239,8	240,2	265,2	313,6	322,1	334,0	340,4
Негосударственных вузов	3,8	13,0	42,2	50,7	65,2	75,0	78,8

Начиная с 2000-х годов прием в вузы стал стабильно превышать число выпускников средних школ. При этом в 2000 г. фактически сравнялись величины бюджетного и платного приема в государственные и муниципальные вузы, а в последующие годы число обучающихся на платной основе устойчиво превышало число обучающихся на бюджетных местах. В 2006/2007 учебном году доля студентов, обучающихся на платной основе в общей численности студентов достигла 66% [45, с.1105].

Такой всплеск интереса к высшему образованию – следствие разных процессов как обесценения накопленного в предшествующий период человеческого капитала, так и стремления работодателей к занятию на новых рабочих местах работников, получивших знания в последние десятилетия. В результате сложилась беспрецедентная в мировой практике ситуация, когда «сама форма российских профилей заработков по возрасту оказывается «сплюснутой»: в России работники наиболее продуктивных возрастов зарабатывают всего лишь на 30–40% больше, чем молодежь, тогда как в США это превышение достигает 2–2,5 раза» [12, с.46-47]. Однако отмеченные выше тенденции к превращению высшего образования практически во всеобщее могут привести к снижению его экономической ценности: «симптомы такого снижения, похоже, наметились в 2004-2005 гг., когда нормы отдачи впервые пошли вниз, уменьшившись по сравнению с началом 2000-х гг. на 2-3 процентных пункта» [12, с.44].

Думается, проблема кроется не столько в количественных, сколько в качественных аспектах массового высшего образования, а также в мотивации получающих его студентов. Так, согласно исследованиям Е.Авраамовой (опрос проводился в 2007 г.), уже менее половины выпускников вузов (особенно 2000-х гг.) работают по выбранной специальности. Особенно впечатляющую картину дает разбивка респондентов по отраслям (табл.4).

Вузовская специальность	Работа по специальности	Работа по близкой специальности	Работа не по специальности	Затруднились ответить
Геология	14,3	14,3	57,1	14,3
Биология	36,3	27,3	36,4	?
Фармакология	100,0	0,0	0,0	0,0
Электроника	26,7	33,3	40,0	0,0
Математика, физика	33,3	16,7	43,3	6,7
Информационные технологии	47,0	11,8	29,4	11,8
Автоматизация	33,3	33,3	22,2	11,2
Машиностроение	34,4	27,9	36,1	1,6
Иностранные языки	50,1	?	35,7	7,1
Строительство	40,9	36,4	22,7	0,0
Медицина	91,3	8,7	0,0	0,0
Юриспруденция	46,2	26,9	15,4	11,5
Экономика, финансы	40,5	40,5	19,0	0,0
Менеджмент	60,0	13,3	26,7	0,0
Филология	45,4	15,2	36,4	3,0
Педагогика	42,5	22,5	32,5	2,5
Культура, архитектура, дизайн	60,0	30,0	10,0	0,0
Высшее военное	0,0	50,0	50,0	0,0
Высшее МВД	0,0	50,0	50,0	0,0

Е.Авраамова приходит к выводу, что молодые люди вполне усвоили сложившиеся в стране правила игры, вытекающие из специфики все более окостеневающей в 2000-х годах конструкции «власти-собственности» с ее жестким контролем над личной инициативой, господством социальных сетей, органически связанных с властными структурами как формальным, так и неформальным образом. «В соответствии с ними следовало получить любой диплом о высшем образовании и при помощи знакомств и связей пробиться в финансовую сферу или управление, торговлю, сервис или рыночную инфраструктуру… Вопрос о том, могут ли молодые специалисты стать тем социальным субъектом, который окажется локомотивом инновационного развития национальной экономики, пока не встречает утвердительного ответа» [1, с.115-116].

Не очень высоко оценивают качество выпускников вузов и работодатели. В Докладе Общественной палаты 2007 г. они выглядят следующим образом (табл.5). Правда, тут внушает некоторую надежду сравнительно высокий балл оценки уровня обучаемости выпускников вузов последних лет. Это позволяет надеяться, что многие из них непосредственно в ходе трудовой деятельности смогут нарастить свой человеческий капитал.

Годы	2004	2005	2006
Оценка уровня профессиональных знаний
Выпускников вузов последних 2-х лет	3,6	3,7	3,7
Выпускников ссузов (техникумов, колледжей) последних 2-х лет	3,6	3,5	3,5
Выпускников НПО (ПТУ и т.д.) последних 2-х лет	3,4	3,4	3,3
Оценка уровня обучаемости (усвоения новых знаний и навыков)
Выпускников вузов последних 2-х лет	4,1	4,2	4,2
Выпускников ссузов (техникумов, колледжей) последних 2-х лет	3,9	3,9	3,9
Выпускников НПО (ПТУ и т.д.) последних 2-х лет	3,7	3,7	3,7

Разрастание сферы высшего образования порождает на рынке труда рост числа людей, обладающих статусом дипломированных специалистов, но не имеющих возможности применить полученные знания на практике. Причиной тут является не только низкое качество обучения в ряде вузов, но и неспособность экономики, переживающей структурный кризис, предложить молодежи рабочие места, соответствующие полученной в вузе специальности за достойную оплату. Из табл.4 видно, что наиболее благополучными в этом плане оказались фармакологи и медики, скорее всего потому, что в этих отраслях помимо формальных устойчивый характер обрели неформальные отношения, позволяющие компенсировать низкий уровень официальных доходов работников этих сфер деятельности. В то же время в таких важных для экономики будущего отраслях, как биология, электроника, математика и физика, автоматизация, машиностроение и т.п., по вузовской специальности остаются работать не более 35% выпускников. Но это значит, что накапливаемый ими в годы учебы человеческий капитал сразу начинает обесцениваться. Причем данный процесс имеет и негативный психологический эффект: невозможность применить на практике полученные знания рождает массовую неудовлетворенность трудом. Так, по данным проведенного в 2006 г. сравнительного европейского исследования, включающего 25 стран, Россия показала наименьший из всех стран индекс удовлетворенности трудом при наибольшей доле населения в возрасте от 25 до 64 лет с постшкольным образованием [30, с. 154-156].

К сказанному следует добавить, что само стремление и работодателей, и молодых людей к практически всеобщему высшему образованию как ставшему необходимым условием для занятия рабочего места, часто отнюдь не предполагающего наличия специальных знаний высокого качества (о чем свидетельствует масса выпускников, работающих не по специальности), свидетельствует скорее о глубоком кризисе образования среднего. Именно на этом уровне должны быть получены знания, равно как и общекультурная база, достаточные для труда на значительной части рабочих мест, связанных прежде всего с экономикой индустриальной и занимаемых сегодня выпускниками вузов. Но недостаток среднеобразовательной подготовки заставляет работодателей ориентироваться на высшее образование соискателей рабочих мест в некоем символическом смысле. Равно как и молодые люди, ощущая нехватку полученных в школе знаний, стремятся к пополнению своего образования в вузах. При этом разрастается число вузов, не способных дать качественные знания, в лучшем случае – подготовить более-менее грамотного специалиста-исполнителя, продолжив уже на более низком качественном уровне тенденцию, отмеченную еще в советский период.

11. Кризис системы среднего образования. В то же время продолжает углубляться кризис среднего образования, который вряд ли можно разрешить простым ростом финансовых вложений в эту сферу. Этот кризис – результат как первого, так и второго разлома в эволюционном развитии российского общества. И если непосредственно после первого разлома, хотя и нанесшего удар по отлаженной в дореволюционный период системе гимназического и реального образования, прежде всего за счет энтузиазма как старых педагогов, так и пришедших в школу представителей старой интеллигенции, удалось отстроить новую массовую школу, то с течением времени ситуация стала меняться. Массовость среднего образования требовала и массовой подготовки учителей. Однако как сложность труда педагога, так и невысокая оплата этого труда, типичная и для советского периода, провоцировала тенденции «отрицательного отбора» в педагогические вузы.

В уже упомянутом Докладе Общественной палаты признается факт отрицательного (негативного) отбора в учительскую профессию и отмечается, что дело тут не только в уровне зарплаты учителей, но и в самой системе их качественного отбора. В нем приводятся примеры методов отбора лучших выпускников университетов для работы в школе, практикуемые в мире – от Южной Кореи и Сингапура до Финляндии и Великобритании [21, с.121-122]. Однако, по сути, авторы доклада в анализе причин сложившейся ситуации ограничиваются воздействием второго разлома российского общества конца ХХ века, в то время как истоки проблем надо искать в его начале – в первом разломе. Именно тогда, монополизировав все формы воздействия на развитие образования в рамках конструкции «власти-собственности», правительство сконцентрировало все усилия на индустриальном и военно-техническом компоненте развития. Система среднего образования была нацелена, прежде всего, на подготовку массовых кадров для индустриального производства, все большее внимание уделялось точным наукам в ущерб общекультурному, гуманитарному образованию, для которого все меньше и меньше часов оставалось в учебных программах. Это не могло не сказаться на качестве общекультурной подготовки выпускников средних школ, особенно если они не могли восполнить возникшие пробелы в рамках семейного воспитания.

Кроме того, ориентация на приоритет индустриального развития вносила свои коррективы в иерархию профессий. В ней de facto труд педагога чем дальше, тем больше терял свою цену. И в советские времена наиболее способные ученики педагогических вузов стремились уйти в науку или иные виды деятельности. Именно тогда были заложены основы отрицательного отбора в учительскую профессию, о которой говорят сегодня.

Разумеется, в школе трудятся многие подлинно талантливые учителя-подвижники, о которых ученики сохраняют память на всю жизнь. Но в целом уровень подготовки учительского корпуса, особенно если в качестве обязательного его компонента учитывать необходимость высокого не только профессионального, но и культурного стандарта, не может удовлетворять требованиям современной экономики. О том, что эта тенденция лишь углубляется, свидетельствуют данные о баллах ЕГЭ абитуриентов, поступивших в 2009 г. в разные вузы страны. В кризисную зону вузов с наиболее низкими баллами попали технические вузы, даже с громкими именами, что свидетельствует о серьезных проблемах с человеческим капиталом будущих работников индустрии (58 – средний балл; проходной – 44) и педагогические вузы (средний балл – 58-62; проходной – в районе 45). То есть в педагогические вузы пришли студенты с наиболее низкими баллами по сравнению с вузами большинства других специальностей. А это значит, что и педагогический корпус ближайшего будущего будет пополняться выпускниками, по крайней мере, не обладающими качественными знаниями, полученными ими в школе.

Еще один важный, на мой взгляд, аспект анализа современного состояния отечественного человеческого капитала связан с теми его носителями, которые еще в советский период связывали свои жизненные стратегии с физическим трудом той или иной степени квалификации. Они исходили из высокой востребованности такого рода труда в экстенсивно развивающейся экономике индустриального типа. Нехватка таких трудовых ресурсов в дореформенный период провоцировала более высокую его цену. В результате и носители такого рода человеческого капитала, и многие их дети ориентировались на экстраполяцию данной ситуации, связанной не с необходимостью получения полноценного среднего, а затем и высшего образования, а с совершенствованием профессиональных навыков, приобретаемых непосредственно на производстве.

Однако переход к рыночной экономике продемонстрировал неконкурентоспособность значительного числа предприятий старой индустрии в новых условиях. Производства стали сокращаться либо вообще прекращали свое существование. В результате огромные массы людей – носителей специфического человеческого капитала, ориентированного на преимущественно физический труд разной квалификации, оказались лишенными и привычных, достаточно высоких для уровня их квалификации и общего уровня оплаты труда в стране заработков, и устоявшихся общих перспектив трудовой деятельности. От того, как сложится их судьба, во многом зависит социальное спокойствие общества, ибо они составляют значительную часть населения страны. Причем тут надо учитывать не только тех, кто до реформ был занят описываемыми видами труда, но и большую часть их детей и даже внуков, к 1990-м гг. учившихся в школе и полагавших, что глубокие знания им не нужны, ибо они рассчитывали пойти по стопам своих родителей и сосредоточиться на обретении навыков и квалификации непосредственно на производстве. Но входившие в трудовую жизнь в 1990-е годы представители этой категории работников оказались в ситуации, когда традиционно востребовавшие их труд индустриальные производства находились в глубоком кризисе и либо вообще не предъявляли спрос на него, либо предлагали за него крайне низкую оплату, не удовлетворявшую молодых людей.

В результате это поколение работников не смогло получить соответствующую квалификацию на производстве, завершить формирование человеческого капитала того качества, на которое оно изначально ориентировалось. Это сказалось уже в 2000-е годы, когда с оживлением производства спрос на труд соответствующих профессий вырос, но предложение ограничивалось, как правило, работниками предшествующих поколений, успевших получить соответствующие трудовые навыки до начала реформ. И хотя в данном случае речь идет о человеческом капитале, применяемом не в экономике знаний, а в традиционных отраслях индустриального типа, массовость работников, готовившихся к этой деятельности, а потому не получивших достаточно качественной базы в среднеобразовательной школе, требует особого внимания.

Адаптация к новым условиям этой категории работников – обладателей специфического человеческого капитала, у которых в соответствии с практикой предшествующих лет сложились завышенные по отношению к уровню их квалификации запросы в отношении оплаты их труда, в годы реформ стала серьезной социальной проблемой. Дополнительно она обострялась тем, что специфика размещения производств, особенности социалистической урбанизации, низкая мобильность населения ставят свои серьезные преграды на пути переквалификации таких работников. Часть из них, прежде всего, проживающих в крупных городах с диверсифицированной занятостью, была поглощена быстро развивающейся сферой услуг. Свой потенциал имелся у малого бизнеса, занятие которым (в первую очередь «челночным») многим помогало выжить в первые годы реформ. Однако процессы новой институционализации системы «власти-собственности» с ее жестким коррупционным прессом блокирует развитие малого бизнеса в нашей стране. В 2000-е гг. этот способ адаптации практически утратил свое значение.

Правда, в связи с восстановительным ростом 2000-х гг. возобновилось производство на многих ранее практически остановленных предприятиях, хотя зарплата там все менее удовлетворяет описываемую категорию работников. Да и сами попытки ограничения «восстановительным ростом» с привлечением материальных и человеческих ресурсов старого типа в условиях, когда стране необходим модернизационный рывок, на деле лишь имитируют экономический рост, в перспективе оказывающийся формой консервации отставания. Одной из форм проявления этой тенденции стало то, что с началом кризиса 2008 г. этот тип производств снова оказался под ударом. Причем он сильнее там, где все еще остается большая зависимость от старой структуры индустрии. Так, Н.Зубаревич обращает внимание на тяжелую ситуацию, сложившуюся в 2008–2009 годах в регионах с крупными городами – флагманами старой индустрии, которых больше всего в Поволжье и на Урале. При этом характерно, что данный регион не отличается высоким образовательным уровнем населения: там доля имеющих высшее образование среди занятого населения не превышает 25%. Все это – следствие советской индустриализации экстенсивного типа данных регионов, когда наиболее востребованными были работники со средним профессиональным образованием [11].

Новая институционализация системы «власти-собственности» способствует процветанию неформальных практик, позволяющих использовать на малоквалифицированных работах гастарбайтеров, присваивая при этом часть принадлежащего им и без того незначительного заработка. Распространение таких практик создает дополнительные проблемы для работников с низким качеством человеческого капитала, провоцируя при этом рост ксенофобских настроений в среде, не отличающейся высоким культурным уровнем.

12. Кадровый навес из силовых структур. Нельзя не назвать еще один канал адаптации носителей человеческого капитала описываемого качества, получивший новый импульс развития в 2000-е гг. в связи с ростом доходов государства, но чреватый серьезными проблемами и в настоящем, и в будущем. Речь идет о резком росте численности силовых структур (внутренних войск, ОМОНа, разного рода подразделений милиции, а также частных охранных служб и т.п. Сегодня личный состав разного типа государственных силовых структур превышает 6 млн. человек. Обычно об этом явлении говорят только с позиций необходимости сокращения численности данных подразделений с одновременным повышением зарплаты оставшимся, указывают на низкое качество подготовки кадров таких подразделений, особенно рядового состава, на рост совершаемых ими преступлений, участие их в разного рода акциях по захвату собственности и т.п. Однако стоит подумать и о том, что «разбухание» силовых структур стало одним из способов решения социальной проблемы – предоставления лицам (прежде всего здоровым мужчинам), не обладающим человеческим капиталом высокого качества и лишившимся возможности найти заработок в производственной сфере, рабочих мест в силовых структурах.

Но такой подход опасен для общества. Во-первых, будучи исключенными из производительной деятельности, разросшиеся силовые структуры создают дополнительную нагрузку на экономику. Содержать их становится все сложнее. Во-вторых, официальные заработки в разбухших силовых структурах не высоки и не могут быть высокими. Это толкает занятых там людей на путь обеспечения своего существования в лучшем случае неформальными методами, в худшем – криминальными.

Ситуация тем более опасна, что в данном случае общество сталкивается со значительными группами вооруженных людей, привыкших к насилию и имеющих на него право от имени государства. Поэтому проблемы реформирования данной сферы нельзя ограничивать простым ее сокращением. Необходимо дополнить разрабатываемые меры серьезной программой переподготовки увольняемых сотрудников, созданием для них рабочих мест, приемлемых и по уровню располагаемого ими человеческого капитала, и по уровню зарплат.

Подводя итоги, можно сделать следующие выводы.

Во-первых, анализ развития человеческого капитала страны, прошедшей через революционные разрывы социальной ткани, исказившие процесс эволюционного развития, обладает своей спецификой. Она связана с тем, что резкие разрывы приводят к обесценению части ранее накопленного человеческого капитала, и эхо таких разрывов тянется достаточно долго, накладываясь на процесс формирования человеческого капитала новых поколений.

Во-вторых, для стран с революционными разрывами в общественном развитии особую роль в процессах развития человеческого капитала принадлежит культурному капиталу. От того, в какой степени в период революционных сломов удается сохранить культурный капитал и каналы его массового распространения, зависят и общекультурная база как фундамент человеческого капитала, и само его качество. Наконец, в-третьих, в связи с процессами обесценения части человеческого капитала в процессах революционных сломов использование индексов оценки человеческого капитала, выработанных для ситуаций эволюционного развития, требует серьезной корректировки. Эти индексы, основанные на показателях уровня образования, оказываются завышенными, так как не учитывают фактора обесценения части человеческого капитала старших поколений, неизбежного в условиях революционных сломов развития общества.

Все эти процессы, связанные с формированием человеческого капитала в стране с учетом их исторической ретроспективы, важно учитывать, формулируя модернизационную стратегию развития. Модернизация не может ограничиваться лишь инструментальными компонентами. Только распространившись на глубинные социокультурные процессы, она способна обрести прочную социальную базу и стать движителем сложных процессов мутации отношений «власти-собственности», по-прежнему господствующих в России. При этом важно выделить группы–носители человеческого капитала различного типа, каждая из которых отягощена сегодня своими проблемами, разработать на основе такого анализа стратегию встраивания в модернизационный процесс каждой из них.

Без такого социального модернизационного рывка наша страна обречена в мировой экономической системе на продолжение незавидной роли поставщика сырья и углубление социальной и экономической отсталости. «Прогресс оказывается устойчивым, только когда развитие идет изнутри» - подчеркивает Л.Харрисон, акцентируя внимание на роли культуры в деле успешного экономического развития [40, с.235]. Эти слова еще раз подтверждают важность усилий по наращиванию человеческого капитала высокого качества как основы модернизации страны. Это предполагает, с одной стороны, снятие тех искусственных барьеров на пути совершенствования человеческого капитала, задаваемых конструкциями «власти-собственности», а с другой – разработку четкой государственной политики в сфере образования и культуры, нацеленной на поддержку модернизационных социокультурных импульсов и блокировку традиционалистских стереотипов, которые все еще мешают нашему развитию.

1. Авраамова Е.М. Направления вертикальной мобильности молодых специалистов// Общественные науки и современность. 2009. № 6.
2. Беккер Г.С. Человеческое поведение. Экономический подход. М., 2003.
3. Бляхман Л.С., Шкаратан О.И. НТР, рабочий класс, интеллигенция. М., Политиздат, 1973.
4. Брагинская Н. Мировая безвестность: Ольга Фрейденберг об античном романе// Национальная гуманитарная наука в мировом контексте: опыт России и Польши. М., Изд. Дом ГУ ВШЭ, 2010.
5. Грановеттер М., Докучаев Д. Не прекращаются споры по поводу проекта российского инновационного центра... // The New Times. 2010. № 12.
6. Гудков Л. Условия воспроизводства «советского человека»// Вестник общественного мнения. 2009. № 2.
7. Дилигенский Г.Г. Российские архетипы и современность// Куда идет Россия? Общее и особенное в современном развитии/ Под ред. Т.И.Заславской. М., 1997.
8. Евстигнеева Л.П., Евстигнеев Р.Н. Экономика как синергетическая система. М., URSS, 2010.
9. Евстигнеева Л.П., Евстигнеев Р.Н. Экономическая трансформация как процесс становления рыночной экономики// Концептуальные проблемы рыночной трансформации в России. М., ИЭ РАН, 2009.
10. Зинов В.Г., Лебедева Т.Я., Цыганов С.А. Инновационное развитие компании: управление интеллектуальными ресурсами. М., Издательство «Дело» АНХ. 2009.
11. Зубаревич Н.В. Города как центры модернизации экономики и человеческого капитала // Общественные науки и современность. 2010. № 5.
12. Капелюшников Р.И. Записки об отечественном человеческом капитале. Препринт WP3/2008/01. М., Изд. дом ГУ ВШЭ, 2008.
13. Коулман Дж. Капитал социальный и человеческий// Общественные науки и современность. 2001. № 3.
14. Курчевская И. Пять случаев из истории польской социологии, многое говорящих о ее идентичности// Национальная гуманитарная наука в мировом контексте: опыт России и Польши. М., Изд. Дом ГУ ВШЭ, 2010.
15. Лихачев Д.С. Культура как целостная среда// Лихачев Д.С. Избранные труды по русской и мировой культуре. СПб, СПбГУП, 2006.
16. Медведев Д. Россия, вперед!// Известия. 2009. 11 сентября.
17. Народное хозяйство СССР в 1987 г. Статистический ежегодник. М., «Финансы и статистика», 1988.
18. Новицкая-Ежова А. Традиции польской гуманитаристики: бремя или шанс?// Национальная гуманитарная наука в мировом контексте: опыт России и Польши. М., Изд. Дом ГУ ВШЭ, 2010.
19. Нуреев Р.М. Россия: особенности институционального развития. М., Издательство НОРМА, 2009.
20. Нуреев Р.М., Рунов А.Б. Назад к частной собственности или вперед к частной собственности?// Общественные науки и современность. 2002. №5.
21. Образование и общество: готова ли Россия инвестировать в свое будущее? Доклад Общественной палаты РФ (2007)// Российское образование: тенденции и вызовы. М., Издательство «Дело» АНХ, 2009
22. Плискевич Н.М. «Власть-собственность» в современной России: происхождение и перспективы мутации// Мир России. 2006, № 3.
23. Плискевич Н.М. Мутации «власти-собственности»: проблемы и перспективы (научный доклад). М., Институт экономики РАН, 2007.
24. Плискевич Н.М. Система низких зарплат – институциональная ловушка// Социальная политика в контексте «нормативной теории государства»/ Под общей ред. Проф. А.Я.Рубинштейна. М., ИЭ РАН, 2009.
25. Плискевич Н.М. «Система низких зарплат» - институциональная ловушка постсоциалистической экономики// Журнал Новой экономической Ассоциации. 2010. №5.
26. Полетаев А. К вопросу о российском вкладе в мировую экономическую науку// Национальная гуманитарная наука в мировом контексте: опыт России и Польши. М., Изд. Дом ГУ ВШЭ, 2010.
27. Полтерович В.М. Проблема формирования национальной инновационной системы// Х Международная научная конференция по проблемам развития экономики и общества. В 3 кн. Кн.2. М., Изд. дом ГУ ВШЭ, 2010.
28. Права собственности, приватизация и национализация в России. М., Новое литературное обозрение, 2009.
29. Радаев В.В. Понятие капитала, формы капиталов и их конвертация// Общественные науки и современность. 2003. № 2.
30. Россия в Европе. По материалам международного проекта «Европейское социальное исследование». М., Academia,2009.
31. Сарнов Б. Сталин и писатели. Кн.2. М., «Эксмо», 2008.
32. Соболева И.В. Парадоксы измерения человеческого капитала. М., Институт экономики РАН, 2009.
33. Сурков В. Чудо возможно// Ведомости. 2010. 15 февраля.
34. Тихонова Н.Е. Социальная стратификация в современной России: опыт эмпирического анализа. М., Институт социологии РАН, 2007.
35. Тихонова Н.Е. Факторы социальной стратификации в условиях перехода к рыночной экономике. М., РОССПЭН, 1999.
36. Тоффлер Э, Тоффлер Х. Революционное богатство. Как оно будет создано и как оно изменит нашу жизнь. М., АСТ МОСКВА: Профиздат, 2008.
37. Улюкаев А. «Восьмидесятники»// «Итоги», 2010, 22 марта.
38. Фетисов А.В. Управление культурами. М., Издательство «Дело» АНХ, 2010.
39. Флорида Р. Креативный класс: люди, которые меняют будущее. М., ИД «Классика – ХХI», 2005.
40. Харрисон Л. Главная истина либерализма, М., Новое издательство, 2008.
41. Ходорковский М. Поколение М// Ведомости. 2009. 21 октября.
42. Хоцкуба З. Несколько мыслей о состоянии польской экономической науки и о ее международной позиции// Национальная гуманитарная наука в мировом контексте: опыт России и Польши. М., Изд. Дом ГУ ВШЭ, 2010.
43. Шкаратан О.И. и др. Социально-экономическое неравенство и его воспроизводство в современной России. М., «ОЛМА Медиа Групп», 2009.
44. Шкаратан О.И., Ястребов Г.А. Социокультурная преемственность в российской семье (Опыт эмпирического исследования)// Общественные науки и современность. 2010. № 1.
45. Экономика переходного периода. Очерки экономической политики посткоммунистической России. Экономический рост. 2000–2007. М., Издательство «Дело» АНХ, 2008.
46. Chomage: complexite de l’analyse et profit des strategies. Association des amis de Francois Perroux. Lyon, 1986.
47. Goldtorpe J. Occupational Sociology, Yes: Class Analysis, No: Comment on Grusky and Weeden’s Research Agenda// Acta Sociologica. 2002/ Vol. 45 N 3.
48. Human Development Report. 2007/2008.
49. Perroux F. Pour un philosophie du nouveau developpemen. Paris, Aubier Presses de l’UNESCO, 1981.
50. Stroombergen A., Rose D., Nana G. Review of the Statistical Measurement of Human Capital. Statistics New Zealand. Wellington, 2002.