Как повысить эффективность российского рынка научных статусов?

Россия традиционно страдает от неадекватного статуса представителей науки. Нами уже подробно освещалась данная проблема, и рассматривались особенности работы рынка научных символов, направленных на определение статуса каждого представителя научного сообщества (Механизм функционирования рынка символических статусов в науке). Но что можно сделать, чтобы повысить эффективность данного рынка в России? Как надо перестраивать систему научных взаимодействий?

1. Специфика российского рынка научных исследований. В дальнейших рассуждениях будем предполагать наличие некоего чиновника, желающего провести прогрессивное реформирование российской научной системы. Зададимся вопросом: как он должен действовать?

         Главное российское затруднение, которому посвящена эта статья, имеет свои истоки в преобладании асимметричных обменов, при которых символы академического статуса или попросту продаются членами курирующей группы, или раздаются как можно большему количеству претендентов, поскольку акт передачи сопровождается выплатами от третьей стороны, или становятся предметом бартера без всякого внимания к качеству работы («наша кафедра всегда писала положительные отзыв дипломникам N., так что он теперь мне вроде как должен… положительный отзыв на диссертацию»). Вопрос об организации системы статусных символов, таким образом, приводит нас к исследованию эффективности сдержек и противовесов, предназначенных для того, чтобы сделать подобное распоряжение ими нерациональным. Действительно, каковы условия, заставляющие курирующие группы воздержаться от перспективы превращения символов, находящихся в их распоряжении,  в источник быстрого обогащения, хотя бы и ценой их скорой инфляции?

На основании предложенной ранее равновесной модели мы можем идентифицировать несколько подобных критериев.

А. Для того, чтобы кристаллические символы имели существенное значение, должен существовать достаточно объемный и предпочтительно географически протяженный рынок труда со свободным перемещением рабочей силы по нему.  В сети, в которой все всех знают, потребность в формальных сертификатах достижения невелика – в любом случае, все и так представляют себе, кто чего стоит. Наши credentials становятся существенными, когда мы соприкасаемся с людьми, которые будут оценивать нас на их основании.

В. Должен существовать высоко конкурентный рынок статусных символов, допускающий выбор между ними для претендента. Статус символа не должен быть зафиксирован так, чтобы неудачное распоряжение им могло привести к быстрой и бесповоротной потере его ценности.

С. Рентная система должна быть достаточно стабильна, а доходы от нее даже на низших уровнях – достаточно велики, чтобы допустить инвестирование в достижения, способные окупиться лишь в неопределенном будущем. Временной горизонт агентов не должен быть ограничен необходимостью выживать здесь и сейчас.

D. Не-символические селективные выгоды для членов курирующих групп должны быть минимизированы действующим институциональным устройством. В самой очевидной форме это значит, что передача символов в распоряжение других людей не должна быть предметом сдельной оплаты.

         Мы видим, что ни одно из этих условий не выполняется в России в полной мере. Общенациональный рынок труда и общенациональный рынок символов существуют лишь в предельно редуцированной форме. Чертой, наложившей свой отпечаток на все развитие российской науки, являлась исключительно низкая по западным меркам географическая мобильность отечественных ученых. Острый жилищный дефицит советского времени и запредельно высокие относительно средних доходов ученых цены на жилье в постсоветской России, в сочетании с малоэффективными институтами рынка недвижимости существенно сужают выбор как возможных работодателей, так и доступных символов. Примерно половина существующих в стране университетских программ по социологии являются единственными таковыми в своем городе, и только в Москве и Петербурге есть по нескольку диссертационных советов, исследовательских организаций и периодических изданий. Переезд в другой город является в российских условиях весьма сложным и дорогостоящим предприятием. А потому и работодатели, и курирующие группы, локализованные там же, где и претендент на статусный символ, имеют огромные преимущества. Их поведение значительно меньше подвержено влиянию конкуренции, чем предполагает равновесная модель. Вместо одного общенационального рынка мы имеем множество локальных монополистических рынков.

         Следствием этого для индивидов оказывается относительная нерентабельность вложений в кристаллические символы. Будучи запертыми на локальном рынке труда, они могут значительно больше выиграть от выстраивания отношений с конкретными деканами, чем от накопления символов, способных произвести положительное впечатление на каких-то других деканов в других городах. Следствием для курирующих групп является то, что они могут увеличивать сбыт символов за счет снижения требований к уровню достижений, не опасаясь оттока наиболее квалифицированных претендентов, поскольку этот отток потребовал бы от тех огромных дополнительных издержек. Возвращаясь к нашей схеме, линия рассечения может быть сколь угодно далеко сдвинута вниз без потери верхнего сегмента потенциальных потребителей. Символы, таким образом, перестают однозначно обозначать какой-то уровень академических достижений. Одну и ту же степень получают и на одном и том же факультете работают как самые лучшие ученые, так и крайне посредственные.

         Символы не могли окончательно потерять своей ценности еще и потому, что некий минимальный порог их рентабельности гарантирован институциональным устройством, формирующим надбавки и разряды за степень и делающим обладание ими обязательным условием занятия определенных позиций. Это устройство создавало и продолжает создавать минимальный платежеспособный спрос, готовность удовлетворять который подкрепляется еще и многочисленными вознаграждениями за каждую конкретную операцию присвоения символа. Так, научное руководство аспирантом засчитывается в качестве педагогической нагрузки в объеме 50 часов в учебный год, его защита приближает руководителя к званию профессора или доцента, добавляет институту баллов по министерскому «показателю результативности» («количество аспирантов, защитившихся в течение года после окончания аспирантуры») и снижает вероятность расформирования диссертационного совета. Ничто, кроме смутных моральных сомнений, не удерживает членов курирующих групп от расширения числа получивших их символ. И хотя сомнения иногда (чаще, чем сугубо утилитаристская теория заставляет нас предполагать) берут верх, их оказывается недостаточно, чтобы развернуть вспять общее движение системы. Картина дополняется тем, что диссертационные советы присваивают одну и ту же степень, эквивалентность которой установлена законодательством, создающим тем самым очаровательный пример «дилеммы общинных пастбищ». Отдельный совет, повышая требования к диссертанту, не может ни изменить общей ситуации, ни даже улучшить репутации своих членов. Он может лишь сократить количество защит, приблизив себя к расформированию.

2. Сценарии реформы. Добравшись до этого места в своих рассуждениях, наш предполагаемый чиновник, желающий провести прогрессивное реформирование российской научной системы, впадает в полностью обоснованное отчаяние. Изучение ситуации не подсказывает ему никакого простого выхода из нее. Существующая система символов академического статуса не может быть исправлена; она может быть только заменена новой. Здесь сколько-нибудь правдоподобные проекты заканчиваются, и мы вступаем в область необузданной фантазии. Представим себе, что «деспотическая власть» чиновника ничем не ограничена. Тогда для него открываются два варианта действия  в зависимости от того, берет ли он на себя ответственность за волюнтаристское принятия решения о том, кому построение этой системы следует доверить.

         Если он берет ее на себя, то оптимистическое развитие событий представляет собой вариант «медицинского» сценария. Финансовая и административная поддержка государства в значительной степени переходит в распоряжение небольшой группы ученых, которые, тем самым, получают неограниченные возможности по утверждению своих стандартов работы в качестве доминирующих и начинают создавать новый «центр» дисциплины. Если ресурсы, находящиеся в руках этой группы, несравненно превосходят ресурсы всех остальных групп (примеряя американскую схему, только присвоенные или валидированные ею степени признаются государством, только одобренные ею программы получают аккредитацию и т.д.), то ей сравнительно быстро удается осуществить переход к высоко консолидированной дисциплине. Успех или неуспех этой стратегии – с точки зрения создания великой российской науки – полностью определяется тем, кто будет отобран в новый истэблишмент. Разумеется, до тех пор, пока существуют источники альтернативного спроса, «правящей группе» не удастся полностью уничтожить остатки прочих статусных систем. Существуют институты интернациональной науки, и, если стандарты достижений, которые она будет поддерживать, вступят в слишком острый конфликт со стандартами последней, то сообщество разделится на полностью ориентированных на ту или другую организационную и финансовую базу (положение, которое, впрочем, не слишком отличается от существовавшего в российской социологии в 90-х). Избежать этого раскола возможно, отобрав в «правящую группу» ученых, обладающих набором символов интернационального признания, но даже тогда оппозиция, представленная, например, социальными мыслителями, связанными с анти-западными политическими движениями, не исчезнет, хотя ее способность навязывать свою статусную систему другим и будет сокращена до предела. К несчастью, благополучная история американской медицины – помимо воли государства – потребовала еще и чудесных опытов Луи Пастера, которые убедили широкие круги публики, что новая дисциплинарная элита воплощает прогресс и избавление от страданий. Социологии потребуется свой Пастер, чтобы кто-то в ней мог мобилизовать подобную поддержку – или, хотя бы, новая Т.Заславская в исключительно удачных обстоятельствах.

         Более интересны варианты, при которых чиновник все же воздерживается от самостоятельного выбора новой элиты. Похоже, что тогда единственным остающимся в его распоряжении вариантом оказывается создание, параллельно с уже существующими и, по возможности, независимо от них, института, который привел бы к постепенной кристаллизации альтернативной статусной системы, которая могла бы постепенно вытеснить прочие. Некоторые контуры этого института можно обозначить, опираясь на все вышеизложенное. Прежде всего, он должен был бы предоставить голос, который можно отдать за кого-то из коллег (в любой форме), всем желающих принять участие в «голосовании». Истоки этого требования двояки: во-первых, необходимость избежать любого заранее заданного деления на принадлежащих и не принадлежащих к дисциплине, во-вторых – необходимость создать курирующую группу такого размера, который не позволял бы предложить достаточной доле ее членов финансовые или административные вознаграждения.

Две организационные формы удовлетворяют этим требованиям: профессиональные ассоциации и индексы цитирования. Фатальным недостатком ассоциаций в российском случае оказываются территориальные ограничения: участие в их активности предполагает регулярный сбор значительной части их членов. Недостатком индексов цитирования является неизбежное существование (а) промежуточной курирующей группы в лице редакций журналов, которые в нынешнем состоянии полностью зависимы от экономической поддержки издающих их организаций, и (б) «цитатных картелей», в которые эти организации легко могут быть превращены.

Несмотря на серьезность этих препятствий, автор данной статьи видит некоторые возможности того, чтобы обойти их. Так, финансовая поддержка, достаточная для того, чтобы журналы приобрели независимость, могла бы распределяться на основании регулярно обновляемого рейтинга, в котором учитывалось бы только цитирование статей в данном издании в других журналах. Одновременно мог бы быть выстроен рейтинг учреждений и индивидов, учитывающий цитирования статей сотрудников данной организации только теми, кто сам аффилирован с другими организациями. Эта мера, как минимум, разорвала бы симбиотические отношения между редакциями и организациями. Для редакторов печатать статьи авторов из одного учреждения, постоянно ссылающихся друг на друга, было бы чревато потерей места в рейтинге и, соответственно, финансирования. Для членов «цитатных картелей» с такими же печальными последствиями была бы связана их скученность в одном институте или на одном факультете. Очевидным последствием подобной политики было бы возникновение обширных сетей, объединяющих авторов из разных организаций, постоянно пытающихся пробиться во все более широкий круг изданий. Выход «цитатных картелей» за пределы одного учреждения, однако, повлек бы за собой принципиальные изменения в их внутренней структуре. Взаимное цитирование не могло бы быть обеспечено преимущественно административными или финансовыми вознаграждениями. Волей-неволей индивидам пришлось бы полагаться на другие средства привлечения цитирований – например, стремиться писать интересные статьи, убеждать аудиторию в своей правоте и неправоте своих конкурентов, обозначать ясные теоретические позиции. Более широкое коммуникативное пространство породило бы серьезную конкуренцию, единственной выигрышной стратегией в которой было бы производство лучшего знания.

Автор выражает благодарность Даниилу Александрову, Виктору Воронкову, Владимиру Гельману, Катерине Губе, Елене Здравомысловой, Кириллу Титаеву и Юргену Фельдхоффу.