29 МАР, 13:46 МСК
USD (ЦБ)    92.5919
EUR (ЦБ)    100.2704


Готова ли Россия к либертарианской модели экономики?

23 Мая 2014 10861 4 Исследования
Готова ли Россия к либертарианской модели экономики?

Каковы объективные и субъективные условия внедрения в России либертарианской модели развития? Насколько значима роль начальных условий на товарном рынке для формирования индивидуалистических и коллективистских институтов? В чем преимущества рыночной модели стимулирования технологического прогресса?

1. Либертарианство и коллективизм: противостояние углубляется

В настоящее время дискуссия об экономической идеологии российских реформ продолжается. Более того, она все обостряется в силу более полного и глубокого понимания многих вопросов реформ, которые раньше были заретушированы и откровенно не выпячивались. Если несколько огрублять все эти дискуссии, то они сводятся к вопросу о правомерности внедрения в России либертарианской идеологии. Сегодня о либертарианстве уже написано и сказано так много (включая дискуссию на страницах данного журнала – [15–22]), что в данной теме необходимо выделить самое главное, сознательно отгораживаясь от других аспектов проблемы.

Если попытаться резюмировать квинтэссенцию либертарианства в экономической сфере, то можно воспользоваться простой формулой О.Ю.Мамедова: суть экономического либерализма – в требовании предоставления большей степени свободы экономическим агентам за счет уменьшения масштаба вмешательства государства в сферу частной жизни общества; кто разделяет это требование как основной императив социального прогресса – тот и есть либерал; тот, кто имеет иное представление о механизме социальной динамики, – антилиберал [1, с.8]. Отсюда вытекает довольно прозрачное представление и о самом механизме социального прогресса: сущность формационного движения общества заключается в объективной необходимости предоставления максимально возможной – для данной исторической ступени развития экономики – степени свободы хозяйствующим агентам. Как только достигнута предельная для данного уровня развития производительных сил степень экономической свободы хозяйствующих агентов (главный источник роста эффективности производства), как только исчерпан исторический «лимит экономической свободы», – начинается стагнация экономики, перерастающая в последующий производственный кризис. Переход к новой производственной технологии разрешает это противоречие и открывает движение к новым формам и степени экономической свободы участников общественного производства [1, с.8]. В более пафосной форме этот механизм выглядит так: «История развития человечества – длительное и мучительное превращение толпы безликих несвободных производителей в созвездие свободных и потому эффективных индивидуальных созидателей. А материальная основа этого – перманентная либерализация системы экономической организации национального производства» [1, с.9].

В качестве экономической продуктивности либертарианского мировоззрения его сторонники приводят результаты исторических экспериментов – разделение экономики одного народа на «капиталистическую» и «социалистическую» модели: Федеративная Республика Германии (ФРГ) и Германская Демократическая Республика (ГДР), Северный и Южный Вьетнам, Северная и Южная Корея. Везде экономическое превосходство «капиталистической» модели достигалось благодаря либеральной системе хозяйствования [1, с.9]. Под экономическим превосходством системы понимается ее более высокая экономическая эффективность.

На первый взгляд, все эти тезисы являются в общем правильными и безобидными. Однако они порождают бесконечные споры на грани истерии, обличение явных и мнимых пороков либерализма, удивительные ментальные конструкции в форме оскорблений и обзываний. В российском дискурсе данное проивостояние приобрело поистине уникальный размах, породив даже особые семантические формы, содержащие в себе оскорбительное начало в адрес представителей либертарианской философии. Так, консервативные оппоненты либерализма зачастую называют своих врагов либероидами и либерастами, подчеркивая их интеллектуальную и общечеловеческую ущербность. Каковы корни такой нетерпимости? И насколько обоснована такая ненависть к представителям либертарианства?

На наш взгляд, здесь следует выделить два аспекта проблемы. Первый связан с разочарованием имеющимися результатами либеральной модели развития страны. Второй – боязнь предстоящих последствий внедрения либеральной модели. Рассмотрим их боле подробно.

В свое время А.Хиршман раскрыл анатомию реакционной риторики в адрес прогрессивных реформ. Как правило, она использует три приема – доказывает извращение, тщетность и опасность проводимых реформ [2]. Если воспользоваться этими приемами, то аргументы российских оппонентов либертарианства можно свести к следующим тезисам.

Во-первых, главная цель либеральных реформ – повышение эффективности производства и рост конкурентоспособности национальной экономики – не была достигнута. Вместо этого получили прямо противоположный результат – разрушенное производство, стагнирующая промышленность, развал науки и образования, превращение страны в сырьевой придаток мировой экономики и т.п. Таким образом, налицо извращение всех обещаний и чаяний. Во-вторых, плачевный результат получен, несмотря на титанические усилия правительства по его недопущению. За годы реформ были приняты тысячи новых нормативных актов либерального толка, была многократно преобразована вся административная система государства, созданы специальные службы по защите либеральных завоеваний, потрачены миллиарды долларов на построение новой системы хозяйствования и т.п. Тем самым налицо эффект тщетности всех усилий. В-третьих, либеральные реформы дали множество непредвиденных побочных результатов, которые являются откровенно отрицательными. Так, реформы привели к разрушению целостности общества, возникновению различных форм вопиющей нищеты и бедности, породили социальное расслоение и неравенство, обострили межнациональные конфликты и т.п. Следовательно, все либеральные реформы были изначально опасны, а потому и породили неприемлемые социальные издержки.

Разумеется, подобная критика является откровенно реакционной, однако ее наличие уже само по себе позволяет раз и навсегда очернить либертарианство в глазах простого населения, фиксируя разочарование в его практических результатах. Между тем еще больший потенциал антилиберального протеста заложен и в будущих социальных инновациях капиталистической модели развития. Расширяется спектр платных услуг населению, правительство взяло курс на сворачивание бесплатного образования и здравоохранения, транспортные тарифы и тарифы на услуги ЖКХ постоянно растут, все прежние социальные лифты не работают, коррупция нарастает и т.п. Все эти тренды пугают население и подогревают критику либертарианской модели экономики.

Примечательно, что между уровнем экономического мышления и симпатиями к либертарианству имеется вполне зримая связь. Так, люди с хорошим экономическим образованием и зрелым экономическим мышлением, как правило, легко принимают либертарианскую модель экономики и откровенно симпатизируют ей; люди с отсутствием системного экономического мировоззрения крайне отрицательно относятся к идеям либертарианства. Разумеется, такую закономерность официально подтвердить нельзя, но наблюдения за общественным дискурсом подводят к ее пониманию.

Ниже попытаемся разобраться, насколько правомерен страх перед грядущими капиталистическими изменениями общества.

2. Общие контуры либертарианской модели общества

В литературе уже отмечалось, что развитие капиталистического обществ идет по двум линиям – по пути построения индивидуалистических и общинных институтов [3–4]. Общинные институты ориентированы на более справедливое распределение дохода и предполагают менее жесткую систему частной собственности. Индивидуалистические институты, наоборот, направлены на создание и поддержание неравенства, обеспечение максимально жесткой охраны частной собственности. Соответственно общинные институты предполагают примат государства (власти, закона) над капиталом, тогда как индивидуалистические институты – примат капитала над законом (властью, государством). Разумеется, на практике индивидуалистические институты выстраиваются в пользу крупного капитала и подразумевают политику двойных стандартов, когда богатым дозволено больше, чем бедным.

Современная западная модель экономики основана на индивидуалистических институтах, которые и составляют суть либертарианской модели развития. Оправданием такой модели служит тот факт, что она генерирует не только социальное неравенство, но и больший объем инвестиций по сравнению с общинной моделью институтов [4]. В свою очередь больший объем капитала позволяет осуществить более масштабное внедрение технологических инноваций и повысить за счет этого эффективность производства. Однако следствие этого факта оказывается двояким. С одной стороны, технологии вытесняют живой труд и способствуют образованию «лишних» людей. С другой стороны, все занятые работники демонстрируют высокую производительность труда, что позволяет им претендовать на более высокую заработную плату. В долгосрочном периоде такой механизм ведет к неуклонному росту национального богатства. Но по умолчанию предполагается, что созданным богатством смогут воспользоваться далеко не все – в обществе всегда есть когорта неудачников, которым по различным причинам не удалось эффективно «вписаться» в производственные цепочки. Наверное, самым антисоциальным элементом либертарианской модели является ее «нейтральное», предельно равнодушное отношение к наличию целого класса аутсайдеров. Либертарианская идеология полагает, что такое положение дел в порядке вещей и не должно смущать ни политиков, ни обывателей. В каком-то смысле в своей социальной части либертарианство выступает как абсолютно безжалостная система, оправдывающая любые действия по «усмирению» класса экономических лузеров. Главное – высокая эффективность, которая является основой решения всех проблем, в том числе социальных.

Для иллюстрации сказанного можно обратиться к периоду первоначального накопления капитала. Здесь, прежде всего, следует напомнить динамику душевого ВВП в Великобритании. Как оказывается, на протяжении 1500–1800 гг. средние реальные заработки в стране не только не повысились, но даже немного понизились [3, с.46]. И это на фоне промышленной революции и колоссального роста производительности труда! По некоторым оценкам, темп роста ВВП в Англии периода 1500–1800 гг. составлял примерно 0,2% в год, что за три века дает удвоение ВВП [3, с.46]. Данные факты говорят о том, что в эпоху первоначального накопления капитала происходил рост неравенства – богатые богатели, а бедные беднели. При этом сам процесс первоначального накопления капитала, будучи по своей сути переходным периодом между режимом мальтузианской ловушки и режимом экономического роста, продлился примерно 300 лет. Лишь после прохождения этого «черного этапа» в жизни страны начался рост благосостояния обычного населения.

Что же означал рост нищеты в период первоначального накопления капитала? Имеющиеся данные поистине впечатляющи. Приведем некоторые из них. В немецких духовных территориях на 1 тыс. жителей насчитывалось 50 духовных лиц и 260 нищих. Например, в Кельне при числе жителей в 50 тыс. человек было, по разным оценкам, от 12 до 20 тыс. нищих. Сосредоточием голодных и нищих во Франции был Париж, в котором число этих лиц достигало четверти всего населения города; на улицах их было столько, что было невозможно пройти. Писатели того времени даже считали развитие бродяжничества и нищенства признаком богатства страны, необходимым последствием развития цивилизации [5, с.146].

Как относились к нищим и что с ними делали в означенный период?

Либертарианская логика невмешательства государства в жизнь беднейших слоев населения была примерно такова: коль скоро имеет место человеческая «склонность к безделью», то и социальная поддержка бедных способствует «бездельничанью» и «развращенности», тем самым не искореняя нищету, а распространяя ее [2, с.37]. А потому европейские государства XVII–XVIII вв. принимали меры по принуждению этих праздных людей к работе во вновь учреждаемых предприятиях. Принудительный образ действия в интересах развития промышленности в те времена считался вполне допустимым. Классической иллюстрацией этого принципа служит приказ ландграфа Гессенского в 1616 г.: «Всех способных к труду нищих и пьяниц, шатающихся по трактирам, всяких праздношатающихся, сделавших себе промысел из выпрашивания подаяния у наших подданных, заставить работать в наших рудниках за надлежащую плату, а в случае нежелания с их стороны – заковать их в кандалы и доставить в рудники» [5, с.147]. Развитием данного подхода явилось широкое внедрение особых заведений – работных домов, домов призрения и тюрем. С этими заведениями соединялись нередко в том же здании сиротские приюты и дома для умалишенных. Так появилась особая разновидность домов-мануфактур, в которых принудительно насаждался научно-технический прогресс. Подобные принудительные мануфактуры были коммерческими учреждениями, ибо они сдавались на откуп тому или иному промышленнику [5, с.148]. В дальнейшем происходила интеграция исправительных домов в рамках одного заведения. Например, в Париже в 1656 г. было открыто заведение – Hopital, которое представляло собой одновременно работный дом, тюрьму, богадельню для престарелых и сиротский приют [5, с.151]. При этом обеспечение кадрами этого учреждения велось самым бескомпромиссным образом: «Все нищенствующие, трудоспособные и нетрудоспособные всякого возраста и пола, которые будут найдены в пределах города и предместий Парижа, будут заключены в Hopital и находящиеся в его ведении места и будут употреблены на общественные работы, на промышленный труд и на обслуживание самого учреждения, по распоряжению директоров его» [5, с.151]. Покидать данное заведение было запрещено, но, несмотря на это, некоторые постояльцы осуществляли бегство; Hopital разыскивал их, подвергал телесному наказанию за побег и водворял обратно. Трудовая повинность в Hopital была тотальной: работали даже старики, калеки и парализованные [5, с.152].

Однако даже такая антигуманная система исправительных домов со временем стала казаться слишком либеральной и чрезмерно терпимой к маргинальным слоям населения. В связи с этим «Новый закон о бедных», принятый в Англии в 1834 г., еще больше ужесточил систему работных домов. Новые правила должны были отвратить бедных от желания обращаться за общественной поддержкой, а те, кто все же сделал это, должны были быть заклеймены позором: их помещали в работные дома, заставляли носить особый наряд, отделяли от своих семей, от общения с нищими вовне; когда же они умирали, их тела передавались в анатомический театр [2, с.39]. Можно сказать, что «Новый закон о бедных» стал апофеозом антигуманной борьбы против бедности.

Помимо института работных домов в Британии действовали и иные механизмы «разгрузки» рынка труда: казни, эмиграция свободных граждан в Америку, вывоз осужденных в Австралию, убийства и рост смертности [4, с.64]. В любом случае в основе всех описанных экономических институтов лежит примерно следующая либертарианская логика. Ты – личность, индивидуум, и все, что ты имеешь, – результат твоих личных усилий. Если ты преуспел в жизни, то никто не вправе претендовать на твой успех – твои доходы и собственность священны; если же ты оказался на социальном дне, то это твои личные проблемы и ты не вправе перекладывать их на чужие плечи. И в том, и в другом случае вмешательство извне считается контрпродуктивным.

Данный экскурс в историю был сделан только с одной целью – показать социальную сущность либертарианства. Если перенести принципы либеральной философии на российскую почву, то можно ожидать дальнейшего возрастания социального неравенства, увеличения числа маргиналов всех мастей, подчинение всей государственной политики интересам крупного капитала, обострение классовых противоречий, создание все более современной и эффективной экономики. Все эти результаты способствуют формированию все более жестокого и бездушного общества. При этом «смутное время», как показывает история, может длиться веками. В этом смысле оппоненты либертарианства не так уж неправы, опасаясь негативного хода событий. Следует признать, что дальнейшее последовательное внедрение в России либертарианской модели экономики чревато для страны серьезными испытаниями.

Теперь можно задать еще один сакраментальный вопрос: почему в России либертарианская модель экономики всегда вызывала отторжение? И почему в других странах, несмотря на все препоны, эта модель была не только принята, но и последовательно внедрена в жизнь? И есть ли основания для внедрения этой модели в современной России?

3. Рынок и либертарианская модель экономики: особенности взаимодействия

Если посмотреть на политическую карту мира, то не трудно заметить следующие факты. В США возобладала жесткая либертарианская модель экономики, тогда как совсем рядом, в Канаде, имеет место так называемое государство всеобщего благосостояния, т.е. система с большими социальными гарантиями, по своей сути очень близкая к социалистической. В Европе скандинавские страны построили рафинированную систему социальной поддержки и социальной справедливости, апофеозом которой является пресловутая модель «шведского социализма». Англия является оплотом либертарианской модели развития, а Россия никогда не могла «переварить» либертарианские принципы организации экономики. В Северной Корее до сих пор социализм, а в Южной Корее – откровенный капитализм. Австралия тяготеет к сильному государству всеобщего благосостояния. Хотя сегодня нигде в мире нет стран с идеальной либертарианской моделью, все они существенно различаются по степени приверженности либертарианским традициям. Чем вызваны такие различия?

Экономистами уже давно осознан тот факт, что для социального и институционального прогресса основополагающее значение имеет наличие избытка благ [6, с.200]. Однако наличие излишка порождает институциональную бифуркацию (дилемму) развития – либо строить индивидуалистическую систему права на принципах либертарианства, либо строить коллективистскую систему права на принципах справедливости (социализма) [4]. Но какова внутренняя логика всей этой схемы?

Попытаемся раскрыть ее в самых общих чертах.

Исходной точкой развития является товарный дефицит, который, продуцируя неудовлетворенный спрос, инициирует и спрос на технологии, которые могли бы помочь в преодолении имеющегося товарного дефицита. Применительно к каменному веку это означает, что нехватка пищи заставляет людей искать эту пищу и придумывать различные ловушки и орудия, с помощью которых человек смог бы добыть эту пищу. Например, придумывается копье, которым можно на расстоянии поразить животное. Далее с этим орудием человек идет на охоту и убивает кабана. Именно в этот момент возникает институциональная развилка. Строго говоря, человеку, убившему кабана, достаточно отрезать у него кусок мяса, а все остальное для него является лишним; ситуация сохраняется и для случая нескольких охотников. Однако они не поступают так, а несут тушу кабана в племя, где происходит деление продукта на всех членов сообщества. И здесь возникают различия в принципах данного деления. Можно позволить самым сильным охотникам есть до отвала и оставить наиболее слабых членов племени без пищи, а можно по возможности равномерно разделить пищу. Как поступить? Оказывается, если дичи в лесах много, а охотники удачливы, то можно без всяких проблем разрешить самым сильным наедаться вволю, а что останется отдавать слабым. Но даже при таком несправедливом подходе относительный избыток дичи позволит всем получить пропитание; если же пища в относительном дефиците, т.е. ее еле-еле хватает на всех, то такой примат силы приведет к тому, что кто-то будет объедаться, а кто-то – голодать. В этом случае несправедливая система распределения приведет к вымиранию части социума, а, быть может, и всего социума. Поэтому либертарианская модель с неограниченным правом собственности может быть эффективной только в условиях относительного избытка благ, тогда как в условиях их относительного недостатка должны формироваться институты на основе более справедливой, коллективистской модели собственности, в которой само частное право ограничено общественной целесообразностью. Таким образом, состояние товарного рынка во многом предопределяет то институциональное устройство, которое выбирается обществом.

В дальнейшем разные институты по-разному оказывают обратное влияние на рынок. Так, коллективистские институты приводят к сглаживанию индивидуальных противоречий и на этом, строго говоря, заканчивают свою работу. Индивидуалистические институты, наоборот, закрепляют неравенство и стимулируют владельцев капитала к дальнейшим действиям по его эффективной циркуляции. При этом чтобы повысить отдачу от капитала, его собственник заинтересован во внедрении новых производственных технологий, которые будут вытеснять рабочую силу, вести к экономии издержек и росту нормы прибыли. Следовательно, в индивидуалистических институтах внутренне содержится стремление к внедрению научно-технического прогресса, на основе которого происходит постоянный рост эффективности производства. В свою очередь рост производства и его эффективности ведет к образованию избытка на соответствующем товарном рынке, что ведет к новому витку роста спроса на жесткое частное право. В этом смысле индивидуалистические институты по сравнению с коллективистскими институтами обладают гораздо большим потенциалом роста производства. Общая схема институциональной бифуркации приведена на рис.1.

Таким образом, состояние товарного рынка, степень его насыщенности, почти автоматически предопределяет выбор той или иной институциональной модели. При этом подчеркнем, что речь идет именно об относительном избытке и дефиците. То есть в условиях абсолютного избытка блага, когда, например, каждому члену племени мяса кабана вполне хватит, имеется его относительный дефицит, т.е. не каждый может наесться до отвала. В этом случае ограниченность мяса приведет к тому, что при его несправедливом (сильно неравном) распределении кому-то его может просто не хватить. В таких условиях сосуществование обжорства одних людей на фоне умирания от голода других является вопиющей несправедливостью и, как правило, вызывает сопротивление. Тем самым при таких начальных экономических условиях нет разумных оснований для внедрения индивидуалистических институтов. В противном случае даже самое беспардонное присвоение благ не будет вызывать ожесточенного сопротивления, ибо это не затрагивает самого процесса выживания индивидов.


Рис.1. Схема реализации институциональной дилеммы.

Из сказанного вытекает простая схема экономического круговорота. Насыщенный рынок порождает индивидуалистические институты, которые стимулируют накопление капитала, технологический прогресс и дальнейшую позитивную динамику рынка. «Бедный» рынок, наоборот, ведет к появлению коллективистских институтов, которые напрямую не влияют ни на рост капитала, ни на технический прогресс, ни на темпы производства. В каком-то смысле та или иная модель экономики оказывается предопределена изначальными качествами национального рынка.

Между тем следует особо подчеркнуть и тот факт, что исходный дефицит благ является необходимым импульсом для развития технологий. Это означает, что для динамичного развития страны необходимо довольно тонкое сочетание качеств местного рынка. С одной стороны, он не должен быть слишком «богатым». Например, природные условия для сбора трех урожаев в год не располагают к придумыванию технологических инноваций. С другой стороны, рынок должен быть достаточно «богатым», чтобы обеспечить некоторый избыток товаров и не провоцировать жизнь людей на грани выживания.

Посмотрим, как данная схема накладывается на имеющиеся факты.

Как вытекает из нашей схемы, все решает насыщенность рынка, которая в свою очередь зависит от природных условий (плодородности почвы, урожайности земли, наличия минеральных ресурсов и т.п.) и эффективности производства (уровня технологичности оборудования). В контексте данных факторов становится понятным различие институциональных систем различных стран. Например, Мьянма сегодня во многих отношениях находится на уровне средневекового кустарного производства. В стране до сих пор зонтики, лодки, дома, ткани и пр. производятся вручную; разгрузка корабля со щебенкой производится женщинами, которые переносят ее в тазах на голове, переходя по перекладине с корабля на берег и обратно; не хватает даже самых примитивных причалов. При крайней бедности местного населения и отсутствии пенсионного обеспечения эта бедность не принимает излишне драматичных форм – три урожая в год и теплый климат в течение всего года сглаживают все проблемы. Результат – страна очень медленно приобщается к современным технологиям в условиях старых коллективистских институтов; либертарианская модель экономики внедряется локально, и то с большим трудом. На Шри-Ланке даже среди самых бедных слоев населения также отсутствуют панические настроения в отношении своего выживания. Считается, что если человек дошел до крайней нищеты, то он может залезть на ближайшее хлебное дерево и сорвать там соответствующий фрукт. При этом его никто не осудит и никто ему не воспрепятствует, ибо данный плод воспринимается местным населением в качестве сорняка и растет круглый год.

Приведенные примеры технологического отставания теплых стран являются нормой. Сюда же можно отнести синдром Африки, а отчасти и Латинской Америки, которые развиваются чрезвычайно медленно и неравномерно. Интересно, что рыночная дихотомия просматривается даже в рамках одной страны. Так, Северная Италия является промышленно развитой по сравнению с аграрной Южной Италией. Южные районы Испании также являются аграрными и имеют совершенной иной стиль жизни по сравнению с северными районами. Наблюдаются огромные различия в культуре Южной и Северной Франции. Южные плодородные территории почти всегда отстают в технологическом развитии от северных регионов.

Страны с исходным товарным избытком оказываются выведенными из технологической гонки, а потому они не имеют никаких шансов построить развитую либертарианскую модель экономики. Что касается стран с менее комфортными условиями, то они включаются в технологическое соревнование, но институты у них могут быть весьма разными. Например, США являются относительно теплой страной с богатыми природными ресурсами, а Канада – северное государство, на большей части территории которого жизнь весьма затруднена. В связи с этим в Штатах оказалось возможным построить эффективную либертарианскую систему права и экономики, а Канада пошла по другому пути, внедряя мощную систему государственной поддержки населения. Можно смело утверждать, что если бы Канада внедрила американскую модель государства, то развитие многих районов страны, тяжелых для выживания, просто не состоялось бы; в них слишком важна взаимовыручка и поддержка со стороны соседей (общества) и государства. Похожа на Канаду и Австралия, которая отличается чрезвычайно хрупкой экологией – любое нарушение почвы становится необратимым. Неограниченная либертарианская философия могла бы просто загубить все агарное хозяйство страны.

Можно лишь гадать, как пошло бы развитие скандинавских стран, если бы там был внедрен жесткий либертарианский механизм. Скорее всего, освоение многих районов было бы заторможено на неопределенный срок. Аналогичные процессы имели место и в России, где выживание традиционно велось на базе коллективных институтов. Нерегулярные и небогатые урожаи всегда представляли угрозу для жизни людей. Если в неурожайный год, когда пищи едва-едва хватало на простое выживание людей, была бы внедрена система несправедливого распределения урожая, то это автоматически привело бы к вымиранию значительной части населения села. В этот момент была необходима предельная справедливость и поддержка друг друга, что было возможно только на основе сложившихся в России традиционных коллективных институтов. Либертарианские институты в северной России были равносильны смерти.

На первый взгляд, Англия, будучи североевропейской державой, выбивается из рассмотренного правила. Имея не слишком мягкий климат, она реализовала самый жесткий вариант либертарианской модели развития. Однако это стало возможно только благодаря наличию колоний, которые искусственно повысили рентабельность всех деловых начинаний британцев и инициировали избыток основных товаров. Исходные географические недостатки Англии с лихвой компенсировались теплыми колониями, на которые переносились предельно жесткие модели социальных отношений. Такая геополитическая диспозиция искусственно повысила эффективность английской экономики, чем и стимулировала становление либертарианской идеологии. Большинство экономистов сходится во мнении, что без колониального фактора либертарианская модель в Британии не смогла бы возобладать, как, впрочем, и не смогло бы там осуществиться первоначальное накопление капитала.

Нельзя не отметить и тот факт, что все великие древние цивилизации располагались в теплых странах. Месопотамия, включая Шумеры и Вавилон, Персия, Иудея, Египет, Греция, Рим, Индия, Китай – все это жаркие территории с благоприятным климатом. Несмотря на все величие этих государств, они являли собой пример нетехнологического прогресса. На протяжении 10 тысяч лет истории, начиная с эпохи Неолита, человечество породило технологических инноваций неизмеримо меньше, чем за последнее столетие. Отсюда напрашивается вывод о том, что теплые страны по самой своей сути не были ориентированы на технологическое развитие. Наверное, самым ярким примером в этом списке является Индия, которая достигла поразительных результатов в развитии духовных практик и технологий на фоне отсутствия сколько-нибудь значимого прогресса в производственных технологиях вплоть до середины XX века. Данные факты подтверждают тезис о том, что технологический прогресс начинается там, где возникает достаточно ощутимый товарный дефицит; в древних цивилизациях незначительный дефицит проявлялся в основном на аграрном рынке. В результате развитие шло по иному пути – нетехнологическому. Можно сказать, что технологический путь развития – это экспансия вовне, предполагающая освоение окружающего пространства и создание сложных экономических институтов, а нетехнологический путь – это развитие внутрь, направленное на развитие личности и культивирование духовных достижений в сфере философии и религии. В этом смысле правомерно утверждение, что человеческая цивилизация до Нового Времени была преимущественно нетехнологической, тогда как после этого – преимущественно технологической.

4. Либертарианская модель экономики и Россия

В контексте сказанного можно переосмыслить и историю России. Учитывая суровость российского климата, становится понятно укоренение в стране общинных институтов – потребность в сотрудничестве и взаимопомощи была гораздо важнее, чем потребность в огораживании и конкуренции. Проиллюстрируем механизм пробуксовывания либертарианской модели на нескольких показательных примерах.

Первый пример связан с неудачной попыткой капитализации царской России. Как известно, до революции 1917 года индустриализация страны шла с большим трудом. На наш взгляд, это было связано с тем фактом, что урбанизация и индустриализация предполагали разрушение традиционной деревни и связанных с ней общинных отношений. Человек, привыкший жить на селе в кругу большой семьи, получать помощь от окружающих и оказывать ее другим, в одночасье остался один на один с жизнью во враждебном городе. Разорванные социальные связи вели к разрушению морали и даже самого смысла жизни. Параллельно осложнялась жизнь и на самом селе за счет возникновения социального неравенства: если в 1600–1750 гг. доля зажиточных крестьян (кулаков) в России составляла 15%, а бедняков – 32%, то в 1896–1900 гг. она достигла 18 и 59% соответственно [3, с.57]. Тем самым маргинализация аграриев неуклонно нарастала. Неудивительно, что такие процессы вызывали сопротивление крестьян нарождающимся капиталистическим отношениям. Об этом, в частности, свидетельствует динамика крестьянских волнений: если в начале XIX века их среднегодовая величина составляла 10–30, то накануне отмены крепостного права в 1861 г. она повысилась до 300, а в годы буржуазной революции 1905–1907 гг. – до 3 тыс. [3, с.57]. Иными словами, за 100 лет масштаб сопротивления капитализму вырос примерно в 200 раз. В свете таких событий революция 1917 г. является вполне закономерным итогом народного сопротивления народа внедрению либертарианской модели экономики с возвратом к наполовину разрушенным коллективистским традициям.

А могло ли не быть Октябрьской революции 1917 года? Разумеется, при последовательной и жесткой политике правительства по капитализации экономики можно было просто-напросто подавить все бунты. Однако в любом случае социальные издержки были бы, скорее всего, сопоставимы с теми, которые были в период революции. Напомним, что дореволюционная Россия прославилась на весь мир массовым политическим терроризмом. Приведем интересный факт – в 1910 г. Джек Лондон начал писать свой роман «Бюро убийств», сюжет которого он купил у Синклера Льюиса; книга посвящена агентству, специализирующемуся на политических убийствах, а главный герой романа – русский эмигрант Иван Драгомилов [11]. Такие литературные аллюзии политический событий того времени лишний раз показывают их масштабность и серьезность.

Второй интересной иллюстрацией связи состояния рынка с институтами служит случай так называемого голодомора 1933 года. Современные историки приходят к выводу, что в 1932–1933 гг. даже по самым скромным подсчетам на человека в стране приходилось 14 пудов зерна, что явно выше физиологической нормы, обеспечивающей выживание населения [7]. Следовательно, ни организационные проблемы периода аграрной реформы, ни тотальное воровство до конца не объясняют причин возникновения голода при вполне нормальном урожае [8]. Были и другие причины. Одной из них является спекуляция, масштаб которой был поистине впечатляющим. При рыночных ценах на зерно в 25 рублей за пуд, а на муку и все 100, то есть в 20 и более раз выше государственных, соблазн спекуляций был слишком велик [9]. Некоторые факты из жизни «черного» рынка были поистине вопиющими. Например, в Акимовском районе работники «черной» мельницы по взаимному сговору продавали похищенное зерно на частном рынке по спекулятивным ценам, доходящим до 100 руб. за пуд. При этом государственные заготовительные цены составляли 1 руб. 32 коп. за пуд пшеницы и в отсутствие ажиотажа вполне устраивали крестьянство [10]. Несложно видеть, что маржа между рыночными и государственными ценами давала фантастические доходы спекулянтам. И в это же самое время наблюдалась интересная корреляция: наиболее интенсивно тайный помол шёл в Харьковской, Винницкой, Днепропетровской и Одесской областях; и именно в них смертность от голода была наивысшей – в 1933 году там от голода и болезней погибли 1 млн. 86,4 тыс. человек [10]. И что самое интересное – подобные «эффективные» сделки осуществлялись в основном кулаками (зажиточными крестьянами) [10]. Таким образом, черный рынок превратился в колоссальный пылесос, выкачивающий из деревни зерно. Судьба тех, кто оставался в селах без надежды пережить голодную зиму, воров и спекулянтов не волновала – в точном соответствии с известным высказыванием К.Маркса о том, что нет такого преступления, на которое не пошел бы капитал ради 300% прибыли [10]. Тем самым инерция НЭП, который представлял попытку внедрения в России ослабленной либертарианской модели экономики, оказала самое разрушительное воздействие на всю социальную жизнь страны. Неудивительно, что впоследствии все попытки создания частных, в том числе черных, рынков безапелляционно подавлялись.

А могло ли быть все иначе? Могло – если бы в России урожайность была в 2–3 раза выше. В этом случае относительный недостаток зерна превратился бы в относительный избыток, и его было бы просто невозможно спрятать и выгодно перепродать – его итак всем хватало бы. Скорее всего, у аграриев была бы другая проблема – куда девать избыток? В таких условиях либертарианская модель была бы безопасна. Но в СССР таких условий не было.

Третий пример противостоит первым двум и связан с неудавшейся попыткой СССР запустить механизм внедрения технологического прогресса. Например, в конце 1980-х годов почти во всех книгах и статьях экономического профиля так или иначе поднимался вопрос о необходимости создания стимулов к внедрению НТП. Однако, несмотря ни на что, приемлемый механизм так и не был придуман – никакая сила не могла заставить директоров государственных предприятий внедрять технологические новинки; им это было не нужно. Наукоемкий хозяйственный механизм возникает автоматически при наличии той самой либертарианской модели, от которой страна принципиально отказалась в 1917 году. Налицо исторический курьез – отсутствие к 1990 г. того, от чего страна спасалась в 1917 г., привело ее к политическому краху.

Можно ли было преодолеть технологическую инерцию в СССР? Можно – и это делалось на протяжении 70 лет, однако этот процесс не был автоматическим, и его надо было постоянно поддерживать. Причем с течением времени нужно было создавать все более тонкую и гибкую систему управления НТП. Поддержание экономической системы в эффективном состоянии требовало слишком больших ресурсов – людских, управленческих и финансовых. В таком режиме общество перенапрягается. В связи с этим, скорее всего, можно было лишь продлить существование СССР, тогда как его разрушение было вопросом времени.

Четвертый пример – отказ страны в 1991 г. от социализма и неудачный переход к капитализму с элементами либертарианской модели. Решение руководства страны строить предельно индивидуалистические институты наткнулось на сопротивление населения – общинная культура предыдущих десятилетий не позволяла принять новые принципы жизни и хозяйствования. Результат – 10-летний трансформационный спад и неэффективные экономические реформы на протяжении 25 лет. Сегодня Россия находится в неопределенном состоянии – до сих пор не понятен ее вектор развития. Фактически при системной трансформации страны был нарушен главный из рассмотренных нами принципов – наличие относительного товарного избытка. Построение же либертарианской модели началось на базе социалистической экономики, для которой был характерен почти тотальный товарный дефицит. В этих условиях нарастающее социальное неравенство объективно должно было привести к маргинализации значительной части общества, что и не замедлило произойти.

Можно ли было избежать «либертарианской» ошибки? Ответ опять половинчатый – реформы можно было проводить дольше и тоньше, постепенно сокращая товарный дефицит. Фактически по такому пути пошел Китай. Однако колоссальные социальные издержки при переходе к жесткому капитализму в любом случае неизбежны. Англия 1600-1900 гг. может служить ярким примером тому.

5. Рынки и институты в свете теории неравновесной динамики

Предложенная рыночная дихотомия, порождающая либертарианскую модель, хорошо ложится на общесистемные представления. Так, любое развитие начинается с некоего возмущающего воздействия со стороны. Оно необходимо для того, чтобы вывести систему из состояния равновесия, ибо развиваться могут только неравновесные системы. Например, если имеется значительный товарный избыток на рынке, то система ни в чем не нуждается; фактически она находится в комфортном состоянии, менять которое ей не имеет смысла (теплые страны). Если же внешняя среда генерирует возмущение (проблемы), то система вынуждена на него реагировать, подстраиваясь под возникшую ситуацию (страны с суровым климатом). Тем самым внешнее воздействие задает вектор дальнейшей эволюции системы.

Однако бифуркация эволюционной линии зависит от соотношения силы возмущения и эффективности системы. Если эффективность системы недостаточна для того, чтобы справиться с возникшими проблемами, то она погибает (разрушается); если ее эффективность немного превосходит потенциал возмущения, то она попадает в режим самосохранения (выживания); если же эффективность системы намного больше потенциала возмущающего воздействия, то она начинает правильным образом перестраиваться и тем самым идет по пути эволюции (развития). При этом в режиме разрушения элементы системы осуществляют неэффективные хаотичные движения. В режиме самосохранения системные элементы вступают в кооперацию, так как только при совместном действии они достигают эффективности, позволяющей им выжить; система находится в перенапряженном состоянии и не дает своим частям свободы для осуществления иных действий. В режиме эволюции система имеет запас прочности, достаточный для того, чтобы элементы системы стали противопоставлять себя друг другу и вступать в конкуренцию; в таком состоянии у людей (элементов) возникает необходимая свобода и творческая инициатива, которая воплощается в инновациях, меняющих саму систему и делающих ее еще эффективнее. Можно сказать, что в режиме эволюции общая активность системы дополняется активностью ее элементов, что генерирует дополнительный ресурс для развития. В этом смысле либертарианская модель экономики закрепляет и легитимирует механизмы конкуренции, создавая базу для развития личности и общества. В слаборазвитых странах такая модель лишь нарушит необходимое единство общества, ослабит его и приведет к разрушению. Таким образом, либертарианская модель является с одной стороны результатом благоприятных начальных условий, а с другой – источником дальнейшей эволюции общества. Игнорирование данного факта ведет к серьезным политическим ошибкам.

Здесь уместно напомнить теорию холонов в трактовке К.Уилбера. В соответствии с ней любой объект во Вселенной является с одной стороны целым, включающим какие-то части, а с другой стороны – частью, входящей в некоторую большую целостность. При этом в каждом объекте заложены две фундаментальные интенции (инстинкта) – стремление к самосохранению (целого) и к самопреодолению (стремление к большей целостности). Соответственно каждый человек одновременно хочет сохранить себя и перерасти самого себя, стать чем-то большим, чем он есть на самом деле. Первый импульс является стабилизирующим, второй – разрушительным и творческим. Сама же эволюция в этом случае представляет собой чередование процессов преодоления и включения (сохранения) [12, с.64]. В этом контексте коллективистские институты направлены преимущественно на сохранение существующего порядка, тогда как индивидуалистические институты позволяют реализовать стратегию творческого разрушения. Следовательно, либертарианская модель общества содержит в себе гораздо больший эволюционный потенциал, нежели социалистические и градуалистские модели. Вместе с тем она менее гуманна, а порой и антисоциальна.

Сказанное позволяет по-новому подойти к правомерности внедрения либертарианской модели развития. Во-первых, нужно учитывать объективные предпосылки такой модели. Если страна является слишком отсталой, не имеет ни природного, ни образовательного, ни технологического потенциала, то внедрение либертарианской модели должно откладываться. Во-вторых, нужно учитывать субъективные предпосылки модели. По-видимому, необходим некий общественный консенсус в отношении институционального устройства государства, аналог общественного договора. В противном случае можно получить войну всех против всех. Опыт показывает, что ни первое, ни второе требование, как правило, не учитывается.

6. Перспективы либертарианской модели в России

Возвращаясь к вопросу о возможности и целесообразности внедрения в России либертарианской модели, следует сказать следующее. Прежде всего, на протяжении практически всей своей истории Россия была объективно и субъективно не готова к принятию такой модели. До сих пор не прекращаются утверждения, согласно которым природно-климатические условия страны таковы, что она всегда проигрывает развитым странам в эффективности производства. Достаточно вспомнить нашумевшую книгу А.П.Паршева [13] и не менее скандальную работу Ф.Хилл и К.Гэдди [14]. Что изменилось с того времени?

На наш взгляд, многое действительно изменилось. Роль природно-климатических условий снизилась. Сегодня даже в Гренландии выращивают тропические фрукты, что изначально являлось по определению невозможным. Беспрецедентная автоматизация и компьютеризация производства в закрытых помещениях нивелируют различия между странами. Развитие транспортной инфраструктуры позволяет решить любые проблемы с доставкой товаров. Более того, северные страны, требующие хорошо отапливаемых помещений, становятся даже более комфортными для жизни по сравнению с жаркими странами, где большую часть года можно жить лишь в искусственно вентилируемых и охлаждаемых помещениях. Затраты энергии на работу кондиционеров в жарких регионах сопоставимы с теми, которые необходимы для обогрева помещений в холодных регионах и поддержания промышленного производства. Иными словами, все решает уровень технологического развития страны. В этих условиях Россия, будучи еще и энергетической сверхдержавой, получает все шансы на построение эффективной экономики. Следовательно, сейчас можно говорить о наличии объективных условий для внедрения в России либертарианской модели.

Прошедшие 25 лет рыночных реформ и фактор глобализации сильно изменили менталитет россиян. Во многих людях проснулся самый неприкрытый индивидуализм, который зачастую принимает гипертрофированные формы; во многих случаях стремление к личному успеху россиян превращается в своеобразный массовый психоз. Все эти перегибы являются естественной реакцией на предыдущие годы коллективизма, однако главное состоит в том, что джинн индивидуализма россиян выпущен из бутылки, а это создает субъективные предпосылки для внедрения либертарианской модели.

А коль скоро в России имеются объективные и субъективные предпосылки внедрения либертарианской модели, то и сегодняшний либертарианский дискурс можно считать вполне оправданным. Многие факты говорят о том, что страна медленно движется в сторону либертарианских институтов. И, похоже, эффективной альтернативы этому тренду нет.

Литература

  1. Мамедов О.Ю. Европейский либерализм и российская экономика – драма безответной любви?// «Terra Economicus», Том 11, №4, 2013.
  2. Хиршман А. Риторика реакции: извращение, тщетность, опасность. М.: Изд. дом Гос. ун-та – Высшей школы экономики, 2010.
  3. Попов В.В. Почему Запад разбогател раньше, чем другие страны, и почему Китай сегодня догоняет Запад? Новый ответ на старый вопрос// «Журнал Новой экономической ассоциации», №3(15), 2012.
  4. Балацкий Е.В. Институциональная дилемма в период первоначального накопления капитала// «Журнал экономической теории», №4(34), 2013.
  5. Кулишер И.М. История экономического быта Западной Европы. Т.1–2. Москва, Челябинск: Экономика, Социум, 2012.
  6. Лукас Р.Э. Лекции по экономическому росту. М.: Изд-во Института Гайдара, 2013.
  7. Прудникова Е.А. Голод, которого не должно было быть// «Капитал страны», 23.06.2012.
  8. Прудникова Е.А. Административный антиресурс// «Капитал страны», 07.08.2012.
  9. Прудникова Е.А. Высокое искусство саботажа// «Капитал страны», 04.09.2012.
  10. Прудникова Е.А. Указ «7-8» шьешь, начальник?// «Капитал страны», 18.07.2012.
  11. Лондон Дж. Сочинения: В 2 т. Т.2. Бюро убийств. Рассказы, репортажи, письма. М.: ТЕРРА – Книжный клуб, 2001.
  12. Уилбер К. Краткая история всего. М.: АСТ: Астрель, 2009.
  13. Паршев А.П. Почему Россия не Америка. М.: Крымский мост-9Д, Форум, 2001.
  14. Хилл Ф., Гэдди К. Сибирское бремя. Просчеты советского планирования и будущее России. М.: Научно-образовательный форум по международным отношениям, 2007.
  15. Рубинштейн А.Я. Социальный либерализм: к вопросу экономической методологии// «Общественные науки и современность», №6, 2012.
  16. Урнов М.Ю. Социальный либерализм в России (взгляд политолога)// «Общественные науки и современность», №3, 2013.
  17. Тихонова Н.Е. Социальный либерализм: есть ли альтернативы?// «Общественные науки и современность», №2, 2013.
  18. Тамбовцев В.Л. Методологический анализ и развитие экономической науки// «Общественные науки и современность», №4, 2013.
  19. Яновский К.Э., Жаворонков С.В. Плоды социального либерализма и некоторые причины устойчивости выбора неэффективных стратегий// «Общественные науки и современность», №6, 2013.
  20. Дерябина М.А. Горизонтальные связи и сетевая координация в современной экономике// «Общественные науки и современность», №1, 2014.
  21. Курбатова М.В., Левин С.Н. Методологические альтернативы экономического «мейнстрима»: сравнительная характеристика// «Общественные науки и современность», №5, 2013.
  22. Либман А.М. Социальный либерализм, общественный интерес и поведенческая экономика// «Общественные науки и современность», №1, 2013.
Евгений Балацкий

Написать комментарий

правила комментирования
  1. Не оскорблять участников общения в любой форме. Участники должны соблюдать уважительную форму общения.
  2. Не использовать в комментарии нецензурную брань или эвфемизмы, обсценную лексику и фразеологию, включая завуалированный мат, а также любое их цитирование.
  3. Не публиковать рекламные сообщения и спам; сообщения коммерческого характера; ссылки на сторонние ресурсы в рекламных целях. В ином случае комментарий может быть допущен в редакции без ссылок по тексту либо удален.
  4. Не использовать комментарии как почтовую доску объявлений для сообщений приватного характера, адресованного конкретному участнику.
  5. Не проявлять расовую, национальную и религиозную неприязнь и ненависть, в т.ч. и презрительное проявление неуважения и ненависти к любым национальным языкам, включая русский; запрещается пропагандировать терроризм, экстремизм, фашизм, наркотики и прочие темы, несовместимые с общепринятыми законами, нормами морали и приличия.
  6. Не использовать в комментарии язык, отличный от литературного русского.
  7. Не злоупотреблять использованием СПЛОШНЫХ ЗАГЛАВНЫХ букв (использованием Caps Lock).
Отправить комментарий
А
27.05.2014 0 0
Аркадий Оксанов:

С либертаризмом всё просто: в американских учебниках экономики можно встретить такое определение либертаризма - "экономический анархизм". Лучше не скажешь: чистый либертаризм провозглашает не экономическую свободу, а свободу экономического беспредела. Сопоставлять либерализм и либерттаризм - грубейшая ошибка. "Современный либерализм (неолиберализм) исходит из того, что механизм свободного рынка создает наиболее благоприятные предпосылки для эффективной экономической деятельности, регулирования социальных и экономических процессов; вместе с тем постоянное вмешательство государства необходимо для поддержания нормальных условий конкуренции. В последние десятилетия происходит сближение идей либерализма, консерватизма и социал-демократии " - http://dic.academic.ru/dic.nsf/enc1p/26746. Говорить, что в США либертаризм, а в Канаде - иное - не ожидал от Балацкого: в США современная смешанная рыночная экономика аж с 30-х прошлого века, в Канаде тоже современная смешанная рыночная экономика, но с элементами современного социализма. О роли государства в современой экономике уже неприлично рассуждать: разве не Евгений Балацкий показал в своей книге успешность государственных предприятий в Европе, в отличие от США? О либертаризме после опыта России тоже не ст0ит говорить: именно в России в 1990-1993 годах была типичная либертарианская революция, достаточно вспомнить все лозунги. И в России мгновенно по историческим меркам построили марксовский капитализм, только в худшем варианте: " воспроизводство рабочей силы", в отличие от марксизма, предусматривало оплату труда ниже минимума жизни даже для работника ( не для его семьи, как было в капитализме); норма прибавочной стоимости в России даже ныне на уровне МРОТ - 600%, на медианном уровне - 200% (при Марксе - 50%). Именно либертарианская революция в России, а не приватизированная собственность, создала российских мультимиллионеров и дикое неравенство. Но не только в этом опасность либертаризма: создавая "загнивающий и умирающий" (в наше время - Ленин был прав) капитализм, одновременно создаётся и политическая система фашизма. Понятно почему: сильной власти нужны деньги, промышленникам (даже неумелым) тоже, но заставить работников получать мало можно только путём насилия - эксплуатации труда. Разве не Вы, господин Балацкий показали, что в США работнику платят на 25% выше произведенной добавленной стоимости, а в Англии - на 30%, в то время как в России платят на 25% ниже добавленной стоимости - и это по данным российской статистики, на самом деле - намного ниже. Такое российское -типичная особенность примитивного капитализма, а зарубежное - тоже типичная особенность современной смешанной рыночной экономики, где работнику переплачивают, включая переплаченное в издержки - только для того, чтобы работник покупал товары на рынке, возвращая переплату успешным предпринимателям. Разная природа прибыли: при капитализме - прибавочная стоимость; в современной экономике никакие капиталисты, т.е владельцы капитала средств производства, прибыль не получают, только доход, равный банковскому проценту наЖаль рыночную стоимость средств производства; прибыль получают успешные предприниматели, если их товар продаётся на рынке дороже, чем сумма их издержек. Всё это - мдадшие курсы любого экономического образовательного учреждения, даже не университета или колледжа. ...

Ш
26.05.2014 0 0
Шевченко О.П.:

При советской власти было изобилие продуктов. Помню какие были богатые ярмарки а сейчас даже помидоры дефицит. И это в Ставропольском крае. Потому что были колхозы и люди работали. Сейчас никто не хочет работать. Колхозы развалили заводы по закрывали. Потому что имеется международное разделение труда. Живем за счет продажи нефти. Все хотят не работать и жить хорошо.

О
25.05.2014 0 0
Олег Высочанский:

Не важно какая модель экономики, главное чтобы она выполняла поставленные задачи. А то, что страна разваливается прежде всего начиная с первых лиц - это уже аксиома. Легко управлять когда власть думает о своих карманах. Тяжело - когда власти надо думать, чтобы всем жилось хорошо. За 25 лет реформ видно, что российской власти жилось припеваючи. В 1990 г. ВВП Китая и России были равны, а сейчас небо и земля! Сразу видно какая власть была антинародной. Фактически она такой и осталась... События на Украине и санкции Запада несколько сбили спесь с власти и олигархов, но по сути все осталось на прежнем уровне - кровопийцы на теле народа. Из страны сделали сырьевой придаток - позор! Систему образования развалили и продолжают планомерно разваливать. Историю монотонно разрушали и искажали - вплоть до учебников. Экономическая зависимость на лицо. Набиулина - человек Запада, а кто её назначил...? ЦБ превратили фактически в мегарегулятор, который управляется опять же Западом. Проповедуется везде...))) - насилие, водка, табак, наркотики, ГМО (замаскировано), проституция, геи, бандитизм и т.п. - при этом кто этим занимается - считаются уважаемыми людьми!!! Западу уже не терпится - видит, что многие созрели для разврата и раболепства, сами того не осознавая..., но страна уже по грудь в болоте, из которого выбраться очень трудно. Если сейчас руководство страны не сделает соответствующие выводы, а без кнута здесь никак нельзя, то долго мы не протянем... Пора прекратить продаваться власти на всякие гранты и другие замаскированные подкупы. Ведь всем известно - что все направления реформ инициировались ЗАПАДОМ. Даже журналы ВАК и то наполовину фактически не наши!!! Пора бы и свою голову иметь товарищи двоешники-капиталисты власть предержащие! Однако..., это если думать не только о своих карманах. Написал не читая статьи, не комментариев - перед отъездом.

З
25.05.2014 0 0
Заикин С.Г.:

Евгений Всеволодович, Вы правы, у России есть все шансы построить эффективную экономику. Пока лишь руководство нашего государства может справиться с этой задачей. Вот только захочет ли оно уменьшать свое вмешательство в экономику? Сырьевая рента позволяет снижать налоги и поддерживать минимальный уровень социальной поддержки населения для мотивации к труду. При наличии доброй воли и некоторого умения у нашего государства можно обеспечить быстрое развитие страны. Например, государство может «посоветовать» сельхозпроизводителям стать полноправными членами топливо энергетических компаний с целью получения энергоресурсов почти по себестоимости. Вероятно, таким путем можно обойти квоты на поддержку сельского хозяйства. Если нет, тогда от этих международных договоров надо по возможности временно отказываться. Желательно максимально придерживаться рекомендаций Адама Смита по поводу богатства народов. Пока складывается впечатление, что наши правители с ними не знакомы. Нет стремления к разделению труда (плохие дороги, высочайшие тарифы грузоперевозок), не соблюдается рейтинг направлений вложения средств (сельское хозяйство, промышленность, внутренняя торговля, внешняя торговля). А накопительство стабилизационного фонда вообще из области меркантилизма. Заслуженно наш министр финансов Кудрин получил издевательскую награду Запада за профессиональную мудрость (на самом деле за вред отечеству). Предположим, нам удастся выйти на передовые рубежи экономического развития, а что потом? Надо думать глубже и дальше. Современный либерализм не представляется полноценным. Привычное понимание свободы не устраивало еще А. Сен-Симона, когда он проектировал свою «Промышленную систему». Ему не удавалось совместить личные и общественные интересы без ограничения свободы. А если свободу надо ограничивать, это уже не либерализм. Эволюционная теория общественного развития дает вариант решения этой проблемы. Свободу надо рассматривать как двойную категорию – свободу внешнюю и свободу внутреннюю. Дальнейшее развитие либерализма видится на пути достижения максимальной внутренней свободы. При этом неизбежное добровольное самоограничение внешней свободы позволяет согласовать личные и общественные интересы. На практике такие взгляды ведут к пониманию необходимости устройства общества на принципах самоорганизации и самоуправления. Только так можно достичь максимальной внешней свободы и правильного настоящего капитализма. Потом наше ленивое и прагматичное человеческое нутро запросит избавления от части своих прав в организации производства путем их передачи службам рекомендательного планирования. Такое расширение внутренней свободы ведет к социализму. Добровольный отказ от личного участия в организации потребления неизбежно приведет к коммунизму. Прелесть такого либерализма заключается в том, что самоорганизация и самоуправление не нуждается во внешнем вмешательстве. Экономическую отсталость России вполне можно рассматривать как серьезное преимущество, позволяющее относительно легко войти в правильный капитализм. Развитые страны давно прошли мимо капитализма в сторону рабской экономики. Если судить хотя бы по размеру крепостного оброка (налогов) сейчас они где-то между социализмом и феодализмом, т.е. на полпути к тому, что у нас было в СССР. Им уже вернуться в капитализм на данном витке спирали общественного развития весьма проблематично, прежде всего, из-за деградации сознания в сторону пассивного иждивенчества характерного для рабского мышления. Перейти к социализму тоже не получится по причине отсутствия развитого чувства полноправного хозяина. Его можно заработать лишь активным личным участием в решении всех вопросов и только в капитальной экономике. Задача современной экономической науки в том, чтобы доказать совместимость либерализма с социализмом и коммунизмом, что нет нужды ограничивать частную собственность, а добровольная передача собственности по части владения и управления службам рекомендательного планирования не является экспроприацией. Надо показать роль соревнования как аналога конкуренции, возможность подсчета эффективности социалистического производства для организации рационального планирования. Желательно предвидеть механизм функционирования системы потребления, объяснить неизбежность возникновения желания раньше других финансировать из своих прибылей и зарплат местные, региональные и центральные проекты. Только в этом режиме будет возможность отказаться от налогов и услуг государства. Поле аналогичных задач пока не паханое, тут есть, где развернуться интеллекту.



Капитал страны
Нашли ошибку на сайте? Выделите ее и нажмите Ctrl+Enter
Отметьте самые значимые события 2021 года:
close
check_box check_box_outline_blank Демонстратор будущего двигателя для многоразовой ракеты-носителя в Свердловской области
check_box check_box_outline_blank Демонстратор нового авиадвигателя ПД-35 в Пермском крае
check_box check_box_outline_blank Полет МС-21-300 с крылом, изготовленным из российских композитов в Иркутской области
check_box check_box_outline_blank Открытие крупнейшего в РФ Амурского газоперерабатывающего завода в Амурской области
check_box check_box_outline_blank Запуск первой за 20 лет термоядерной установки Токамак Т-15МД в Москве
check_box check_box_outline_blank Создание уникального морского роботизированного комплекса «СЕВРЮГА» в Астраханской области
check_box check_box_outline_blank Открытие завода первого российского бренда премиальных автомобилей Aurus в Татарстане
check_box check_box_outline_blank Старт разработки крупнейшего в Европе месторождения платиноидов «Федорова Тундра» в Мурманской области
check_box check_box_outline_blank Испытание «зеленого» танкера ледового класса ICE-1А «Владимир Виноградов» в Приморском крае
check_box check_box_outline_blank Печать на 3D-принтере первого в РФ жилого комплекса в Ярославской области
Показать ещеexpand_more